Беру тебя напрокат - Трифоненко Елена 15 стр.


— Зачем?

— Надо.

Она вздыхает:

— Бери, конечно. Оно в шкафу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я достаю заветную «тряпочку» и, быстро переодевшись, оглядываю себя в зеркало. То, что нужно! Платье длинное (до щиколоток), закрытое — идеально подходит для встречи с Петровым. Во-первых, его так просто не задерешь, во-вторых, до груди в нем не добраться. В общем, не располагает оно к игривости и плотским удовольствиям. А еще оно такое унылое, что возбудит разве только конченого извращенца.

— Только не пролей на подол ничего, — бубнит Женька. — Это все-таки мой любимый наряд.

— Конечно-конечно, — киваю я и пытаюсь заглянуть ей через плечо. — Что рисуешь?

Она тут же захлопывает блокнот.

— Эй! — напрягаюсь я. — У нас появились тайны?

— Ничего у нас не появилось, — смущенно отрицает Женя. — Просто я еще не закончила. Терпеть не могу показывать то, что еще не доведено до совершенства.

— Я только одним глазком… — Я просительно протягиваю руку к блокноту, но сестра только плотней прижимает его к груди.

В душе у меня, конечно, сразу шевелятся дурные предчувствия. Что она там рисует? Карикатуры? Фальшивые доллары?

— Если не дашь посмотреть, я обижусь, — сердито бурчу я.

Женька несколько секунд смотрит недоверчиво, но вид у меня достаточно грозный — она сдается, протягивает блокнот. Я проворно раскрываю его там, где вложен карандаш, и чувствую, как сердце пропускает удар. Последний начатый рисунок оказывается портретом Петрова. И что это значит?

— Откуда у тебя такой интерес к этому хлыщу? — я стараюсь звучать максимально апатично.

— Я просто пытаюсь его понять, — спокойно поясняет Женька. — Рисование — это мой способ познания мира. Когда я кого-то рисую, я словно проникаю в его мысли.

— Замечательно! — с сарказмом констатирую я. — Моя сестра пересмотрела «Битвы экстрасенсов». Не хочешь, кстати, поделиться тем, что ты там обнаружила в мыслях своего нового любимчика?

Она почесывает затылок и отводит глаза:

— Никита на тебя запал.

— Пфф! Что за глупости, Женя?

Сестра несколько секунд сердито хмурится, а потом выдергивает из моих рук блокнот:

— Можешь, не верить, но я так чувствую.

Да уж! Чтобы унять снова охватившее меня волнение, я ухожу в ванную. Включаю воду и в задумчивости присаживаюсь на унитаз. А ничего так Никита у Женьки получился. Симпатичный.

Воображение совершенно некстати подсовывает мне воспоминания о наших поцелуях, и меня снова обдает жаром. Ох! Да что это со мной такое, черт возьми? Может, это у меня так акклиматизация проходит? Или дело в еде? Должно же быть хоть какое-то объяснение для гормональной бури, так некстати разыгравшейся в моем организме.

Из груди вырывается тяжелый вздох. М-да, похоже, на одно только отталкивающее платье надеяться не приходится. Надо что-то еще придумать, что будет отвлекать меня от игривых мыслей.

Я несколько минут в задумчивости кусаю губы, а потом меня осеняет. Выскочив из ванной, я делаю страдальческий вид:

— Жень, а ты брала мазь от растяжений?

Сестра с неохотой отрывается от рисования и смотрит сквозь меня:

— А? Какую мазь?

— Ну эту, свою любимую — с красным перцем.

— Конечно, брала.

— Как же хорошо! — восклицаю я и на радостях немного выбиваюсь из амплуа страдалицы. — А то я тут очень неудачно спину потянула — прямо разогнуться не могу.

— Разве? — она смотрит на меня со скепсисом.

Я тут же сгибаюсь буквой «зю» и потираю поясницу:

— Ужас как болит! У меня, наверное, полоса неудач: утром — ногу потянула, сейчас — спину. Может, витаминов каких не хватает?

На лице Женьки появляется сочувственное выражение. Она спрыгивает с дивана и суетливо роется в чемодане:

— Да где же эта мазь? Точно ведь брала ее. У меня, кстати, еще и «Звездочка» есть — не подойдет?

— Нет, — угрюмо отказываюсь я.

— Нашла! — Женька наконец выуживает нужный тюбик и подает его мне. — Давай помогу намазаться?

— Не надо, — я шарахаюсь от нее, как гуманитарий от интегралов, но изо всех сил сохраняю на лице страдальческое выражение. — Сама справлюсь. Ты рисуй-рисуй! Препарируй мысли Петрова. Его психологический портрет мне еще понадобится.

Сестра корчит в ответ смешную рожицу.

Я снова закрываюсь в ванной и, раздевшись, проворно натираю мазью почти все участки кожи, которые будут прикрыты платьем. Только то, что под бельем, не трогаю — жалею себя. Кожу почти сразу начинает пощипывать. На плечах даже сыпь мелкая появляется. У меня, наверное, легкая аллергия на красный перец: мне от мази с ним регулярно хочется лезть на стену. Обычно я этого самого перца избегаю, но сейчас мне все его эффекты только на руку. Когда легкое пощипывание перерастет в персональный ад, я точно не смогу думать об интиме с Петровым. И это просто великолепно!

Я опять напяливаю платье и, выйдя из ванной, поправляю прическу. Кожу уже прилично печет, по всему телу распространяется легкий зуд.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Тебе лучше? — заботливо спрашивает Женька.

— Ага, прямо на глазах выздоравливаю. — Я подхватываю камеру и выскальзываю из номера.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Глава 11. Никита

Время без пятнадцати восемь, но я почему-то не нервничаю. Я уверен, что Ника придет. А еще мне кажется, что «окучивать» ее осталось совсем не долго. Она, конечно, сбежала от меня, когда приперся этот идиот Валера, но побег явно дался ей непросто. Ника меня хочет, это факт. И совсем скоро ее оборона падет, рассыплется в труху.

Быстрей бы!

Мне не терпится избавиться от чертова наваждения и сосредоточиться наконец на работе. Мысли о Нике мешают думать о делах, отвлекают на себя всю мою энергию. И это изматывает. Да что там! Это доводит меня до ручки!

Но будем смотреть правде в глаза: одной горячей ночки, мне, конечно, не хватит. Ника зацепила меня конкретно, и переспать с ней надо раза три-четыре, чтобы «наесться» как следует. Иначе выкинуть эту распутную дурочку из головы не получится. Да! Готов поклясться на «Камасутре»: мне нужны три-четыре раза для воплощения всех своих хотелок. У меня тут уже такая обширная программа нарисовалась, что в одну ночь мы вряд ли уложимся.

Я невольно улыбаюсь, когда представляю, как все будет. А будет все медленно и со вкусом. При свете, конечно (я хочу разглядеть каждый изгиб Никиного тела, каждую ее родинку). Под какую-нибудь слащавую музыку.

Ника такая отзывчивая крошка, что явно не потребует долгих усилий. Впрочем, марафоны меня не пугают: от меня еще ни одна «ледышка» не уходила неудовлетворенной.

Начнем мы с ней с чего-то консервативного, а вот потом…

Вокруг меня начинает собираться толпа желающих попасть на концерт, а я все никак не могу прервать поток фантазий. Ужасно хочется пройти в воображении весь свой внушительный виш-лист. Там так много локаций: душ, диван, ковер, кровать.

Кровать, кстати, особенно прекрасна. Так и вижу, как злючка держится нежными пальчиками за ее изголовье, а я наматываю распущенные Никины волосы на кулак. Нет-нет, я не собираюсь делать ей больно. Просто это будет приятно — почувствовать над ней хоть чуточку первобытной власти.

Мой организм, конечно, охотно откликается на фантазии, приводит все, что нужно для их воплощения, в боевую готовность. Черт!

Я раздраженно выдыхаю. Да уж, понесло тебя, Никитос! Скоро какая-нибудь сердобольная бабуля огреет тебя сумкой, приняв за извращенца.

Я тру лицо ладонями, а потом включаю камеру, которую еще в номере прикрутил к сложенному штативу. Съемки должны меня отвлечь. Всегда отвлекали. Держа штатив на вытянутой руке, я пытаюсь наплести в камеру небольшое послание для подписчиков.

Поначалу слова лезут из меня неохотно, с запинками. Приходится делать несколько дублей. Постепенно, к счастью, кровь возвращается в мозг, речь наконец становится внятной.

— Молодой человек, вы русский? — с какой-то затаенной радостью спрашивает меня неизвестно откуда возникший старичок с тростью.

Мне лень отвечать — ограничиваюсь кивком.

— Боже, какое счастье, что мне попались именно вы, — дедуля расплывается в улыбке и почти кидается мне на шею. — Знаете, я очень плохо говорю по-английски, и меня тут почти не понимают.

Я ловлю себя на мысли, что и по-русски хрыч говорит странно. Похоже, он из Прибалтики: весьма заметно тянет слова и необычно произносит согласные.

Пока я размышляю над его произношением, дед опирается о палку в руках и наклоняет голову набок:

— Вы тут случайно не видели пожилую женщину в зеленой шляпке?

Я с интересом оглядываюсь, но рядом с нами вообще нет людей в шляпах. Пожимаю плечами.

— Нет, не видел.

Старик вздыхает:

— Я всего на две минуты замешкался — и она пропала.

— Кто она? — я тихо проклинаю разговорчивого старикашку, но отключаю камеру, чтобы сосредоточиться на его словах. — Женщина в шляпе?

— Ну да. Моя жена.

— Найдется, — апатично успокаиваю я. — Может, в туалет отошла.

Он некоторое время мнется, а потом вздыхает.

— Знаете, она у меня немного ку-ку. А еще у нее периодически случаются провалы в памяти. Потому мне надо найти ее как можно скорее.

— Кого найти? — раздается позади меня голос Ники.

Я оглядываюсь. Злючка стоит рядом (и когда только подкралась?), с огромным интересом разглядывает меня и старика. Она, кстати, снова переоделась. Теперь на ней платье в клетку — странное такое, словно со старой советской фотки. Впрочем, Нике даже ретро — к лицу.

— Кого надо найти? — переспрашивает злючка с требовательными интонациями.

— Да вот у дедушки жена сбежала, — флегматично поясняю я.

Старик оскорбляется:

— Не сбежала, а потерялась.

— А я как сказал? — я с трудом сдерживаю улыбку.

Ника тихо фыркает и смотрит на старика с сочувствием:

— А где вы видели свою жену в последний раз?

— Да вот тут, — он всей ладонью указывает вправо. — У ларька с сигарами. Она рассказывала мне, как в юности флиртовала с полковником, а потом раз — и тишина…

— Вам надо обратиться к стюардам, — вворачиваю я. — Тут везде камеры, так что персонал быстро найдет вашу женушку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Старик бледнеет:

— Вы не понимаете… Мне нельзя к стюардам. Говорю же, моя жена не в себе, и, если это откроется, к нам обязательно представят какого-нибудь доктора. Или вообще ссадят нас в ближайшем порту.

— Ладно, — я обреченно киваю. — Я пройду по ближайшим магазинчикам и поищу вашу супругу.

— Правда? — старик даже за сердце хватается. — Вы меня этим очень обяжете. У меня проблемы с суставами, потому поиски даются тяжело.

Я поворачиваюсь к злючке:

— Ты со мной?

— Конечно!

У нее весьма решительный вид, и, заметив это, я улыбаюсь. А все же неплохая девчонка эта Ника! Пусть и придурковатая слегка, зато отзывчивая. Вот Маринка (моя бывшая), ни за что бы не поперлась на поиски кого-то, если уже вырядилась, чтобы идти на концерт. Да и мне бы она мозг вынесла за попытки помочь.

— У вас есть при себе фото жены? — деловито спрашивает старика Ника.

Он с отчаянием на лице мотает головой.

— Может, в телефоне? — подсказываю я.

— Нет, — старик пригорюнивается и достает из кармана этакий бабушкофон. — У меня ничего нет.

— Опишите нам тогда ее на словах, — тут же просит Ника.

— Хорошо. Сейчас! — старик ненадолго задумывается, а потом чуть закатывает глаза, вспоминая женушку. — Седые волосы, голубые глаза, рост примерно как у меня. Одета в красное платье, на ногах — желтые туфельки.

— Желтые туфельки? — с недоумением уточняю я. — С красным платьем и зеленой шляпой?

— Да, — кивает старик и гордо вздергивает подбородок. — Моя супруга большая модница, любит экспериментировать с цветами. Еще у нее, кстати, при себе сумочка кожаная, на ней вышита размалеванная рожа. — Старик вдруг осекается и испуганно осматривается по сторонам. — Ой, тьфу ты! Я хотел сказать, лицо. Лицо какой-то художницы.

Я ухмыляюсь. Да уж! Не бабуля, а попугайчик. Найти ее, наверное, будет нетрудно.

Судя по выражению Никиных глаз, она думает так же.

— А еще какие-нибудь приметы есть? — на всякий случай уточняю я.

— Э… — старик теребит переносицу. — Ну, она очень красивая. Такая красивая, что просто глаз не оторвать! Иногда я проснусь утром и смотрю на нее, смотрю, пока шею судорогой не сведет…

— А как ее, кстати, зовут? — спохватывается Ника.

— Я называю ее «Пушинка», — довольным тоном делится старик, — а на имя она вряд ли откликнется, особенно если у нее опять случился приступ амнезии.

Ника достает из сумочки мобильник и записывает в него номер старика, чтобы мы не потеряли друг друга, после этого я и она тут же отправляемся на поиски. Когда мы немного отдаляемся от старика, злючка вдруг ухмыляется:

— Не ожидала от тебя подобного, Петров.

Интонация у нее непонятная: уважение нанизывается на сарказм, как мясо на шампур.

— Ты сейчас о чем? — спрашиваю я и на мгновение даже перестаю оглядываться по сторонам.

Она смотрит на меня с чуть заметным презрением:

— Не думала, что ты бросишься искать какую-то чужую, выжившую из ума старушку.

— И напрасно, — парирую я. — Я всегда рад прийти на помощь соотечественникам.

— Но мы же можем опоздать на шоу, — с издевательской интонацией напоминает она и следит за моей реакцией. — Как же твои видео? Как же рейтинги?

— Тут эти шоу проходят ежедневно. Ничего страшного не случится, если одно пропустим. Впрочем, если тебе не терпится попасть на концерт, могу отдать билет. Вали, а я сам разыщу бабусю.

— Нет, — мотает головой она. — Я вообще не хочу ни на какой концерт. С детства их терпеть не могу. Это же пытка настоящая — кучу времени провести в одной позе и без движения, пусть и под музыку.

— Любишь менять позы? — невольно ухмыляюсь я. — Учту.

Она чуть краснеет, ее ноздри раздуваются от плохо скрываемой ярости.

Нет, что ни говори, а Ника странная девушка. Как фотки постить полуголые в интернете — так она не смущается, а от моих мелких подколок — сразу в краску. Впрочем, у меня и в мыслях не было ее злить. Я сую штатив с камерой под мышку и примирительно обнимаю Нику за плечи. Она вздрагивает и морщится так, будто ей больно.

— Что в этот раз? — бурчу я раздосадовано. — Обгорела на солнце?

— Да, — быстро соглашается она. — Так что лучше убери от меня свои лапы — прояви гуманизм.

Я покорно перевожу руку с ее плеч на поясницу. Она снова вздрагивает и потирает спину с самым несчастным видом. Неужели опять захотела поиграть в недотрогу?

— Есть идеи, куда старушка могла деться? — нарочито бодрым голосом интересуется Ника.

— Нет. Я думал, это ты что-нибудь придумаешь: все же тебе ближе беспощадная женская логика.

В ее глазах снова пляшут искорки ярости.

— Решил поупражняться в мизогинии?

— Нет, я серьезно. Давай, Ник, напряги извилины и скажи: если бы тебе перевалило за семьдесят и захотелось сбежать от мужа, куда бы ты отправилась?

Она хмурит брови:

— Я бы двинула в буфет. Но у меня не бывает приступов амнезии.

Мы заглядываем в пару ближайших магазинчиков, но там почти нет посетителей. Только несколько молодых девушек таскаются с пакетами от стойки к стойке.

— Обычно любая ситуация, связанная с чокнутыми, развивается по самому ужасному сценарию, — философски замечаю я. — Так что неплохо бы прикинуть, что самое безумное может учинить бабуля.

— Самое безумное? — Ника задумывается. — Наверное, она может станцевать чечетку на рояле.

— Ты смеешься? Откуда здесь рояль?

— От верблюда, — сердито огрызается злючка, — вообще-то тут имеется лаунж-зона с роялем.

Назад Дальше