В этот момент Ветка дернулась и кубарем скатилась за кровать.
Как ни нежен и романтичен был момент, Торин рассмеялся. Без злобы, с теплом; он ждал чего-то похожего, и нашел реакцию куда как более приемлемой, чем в прошлый раз.
— Забирайся. На сегодня достаточно, — и уложил Ветку рядом, набросив поверх них обоих покрывало. — Можешь даже не раздеваться. Скоро рассвет, мне надо идти… грузить яйца, Моргот их побери…
И вроде бы заснул.
Но Ветке не спалось.
***
Пробуждение Фили было очень, очень ранним.
Ветка растолкала его ни свет, ни заря. Бомбур тихо спал около двери.
— В туалет надо? — сурово спросила Ветка. Девушка была полностью одета, в своем желтом платье, в добротной меховой куртке, плотно застегнутой; возле двери стояла котомка.
— Д-да…
— Давай. Попить надо?
— Н-не откажусь… а что случилось?
— Все спят, — сказала Ветка, — всем надо выспаться. А ты можешь доспать днем. Я не умею писать рунами Арды. Я оставлю тебе устное послание Торину. Это важно.
— Ты… ты что же?
— Я сейчас уеду. Заберу одного из пони, которые остались там, внизу, на которых возили припасы из Дейла, — сказала Ветка. — Кроме того, я забираю подарок Торина и немного монет, которые нашла в его спальне. Буду должна. Но судя по сокровищнице, от него не убудет. Запоминай. Запоминаешь?
— Да, но…
— Прости меня, пожалуйста. Ты самый лучший на свете. Но пока я не справилась со своим прошлым, я не могу быть с тобой. Пожалуйста, стань счастливым, ищи свою королеву гномов. Я вернусь, как только смогу. Если только смогу. И если буду тебе еще нужна. Запомнил?
— Ольва!
Ветка серьезно посмотрела на Фили. Нагнулась, поцеловала его в губы — просто чмокнула, не дав ухватить себя здоровой рукой.
— Выздоравливай, Фили. Надеюсь потанцевать с тобой. Ладно?
========== Глава 12. Дейл ==========
Ранним утром, на небольшой лохматой лошадке, после оживленной перепалки со стражниками Даина, стоявшими у ворот, Ветка выехала из Эребора.
К большому широкому седлу, из-под которого, как показалось Ветке, едва торчали уши и хвост ее нового приятеля, был приторочен дорожный скарб, собранный девушкой в основном в ее собственной комнате. Большое покрывало из овчины, свернутое тугим рулоном, кое-какая одежда впрок.
Желтое платье с высоким разрезом спереди позволяло спокойно ехать верхом. Меховая куртка из шкур какого-то драгоценного зверька, которую Ветка состряпала из широкой короткой шубы, отлично согревала — на Средиземье опускалась зима.
На куртку Ветка накинула широкий серый плащ, найденный Двалином где-то в недрах Эребора. Девушка уже смекнула, что в этом мире лучше путешествовать по возможности инкогнито, и что плащ никогда и ни в какой ситуации не помешает — это и палатка, и одеяло, и маскировка, и теплая одежда, и защита от дождя.
Особенно для тех, кто в пути.
Ветка чувствовала себя предательницей.
Она знала точно, что Торин будет в гневе, а может, и в отчаянии. Волшебник уехал, как только началась возня с перекатыванием яиц; он сказал, что пришлет сюда Радагаста, а сам вернется тотчас, как навестит Галадриэль. Так что Торину будет и некогда, и некого послать за ней. Даже если он и захочет. Пока же Ветке показалось, что этот удивительный синеглазый мужчина столь горд, что обида его может оказаться куда сильнее, чем желание ее вернуть.
Ветка тихонько вздохнула. Она отъезжала от Эребора галопом, и затем по мере сил лохматого конька цокала неспешной рысцой по едва заметной, но уже начавшей оживать дороге, которая петляла в холмах и перелесках, соединяя Эребор и Дейл.
Гора всегда оставалась позади, и вот чудеса — чем дальше отъезжала девушка, тем величественнее и грознее выглядела.
Город же то пропадал за поворотами, то снова открывался, залитый золотыми лучами осеннего солнца.
И хотя руины пока оставались руинами, что-то поменялось, как будто тлен забвения и серый пепел, оставленный драконом, был сметен со стен заботливыми руками.
Дейл оживал.
Ветка думала о Торине. Она не заснула ни на минуту, и в конце концов сбежала — от невыносимого стыда. Ей показалось, что она ведет себя столь мелочно, и столь унизительно — он воин, герой, прошедший через неслыханные страдания, совершивший множество подвигов; а она — закомплексованная дурочка, которая просит его «не торопиться». Если бы она могла… если бы она была нормальной женщиной… Торин восстанавливал бы возле нее силы, и может, это помогло бы ему. Ветке пока не приходило в голову, что это — вот то самое, и не выговорить! — может нравиться и ей. Поцелуи да, а прочее надо перетерпеть, так как это всегда боль, отвращение, использование и унижение мужчиной женщины (в иное она не верила). Днем тебя могут уважать, и даже может немножко любить, а ночью… ночью вот такие приколы.
Ветка даже не помыслила о том, что сейчас она, оторвавшись от тех, кого уже засчитала друзьями, в незнакомой стране едет в незнакомый город. Не пришло в голову напугаться или начать себя накручивать — голова была занята славными комплексами, наработанными давным-давно.
Ветка не видела себя со стороны, хотя и догадалась, что она уже отличается от той, что была ранее.
Если бы она посмотрела на огромную пустую равнину, где кое-где валялось начинавшее ржаветь орочье оружие — о, она бы смогла многое понять. О себе и о своих силах. Но Ветка думала о широких плечах короля, о его тяжелой каменной мускулатуре, синих глазах.
Ветка тяжело вздохнула. И не думать невозможно, и думать невыносимо.
Ладно.
Ветка подобрала повод — что необученная скотина тут же восприняла как сигнал остановиться; тогда девушка сломала веточку — сигнал, понятный всем лошадям, во всех мирах. Пушистик навострил небольшие меховые уши, и бодро потрусил, выбивая из дороги пыль вместе с изморозью.
Врата Дейла горделиво блистали на положенном им месте, что пока что никак не компенсировало проломов в стенах слева и справа. Стража стояла пестрая — и мужчины, и женщины вперемешку. Ветка, не считая нужным беспокоить петли врат города, подъехала к пролому, который охраняли дама средних лет и небольшой мужичонка, но все же уже не с вилами или граблями, а с мечом и алебардой, в кирасе, и крикнула:
— Можно проехать в город? Я хочу остановиться на каком-нибудь постоялом дворе, и передохнуть.
— Дейл пока разрушен, — отвечала ей женщина. — Посторонних не пускаем, надо спросить правителя!
Ветка вспомнила стройного черноглазого мужчину, который сверху показался ей забавным на совещании королей.
— Барда?
— Или кого-нибудь из старшей стражи. Кто ты и откуда?
— Я прибыла из Эребора. Меня зовут Ветка. Бард должен вспомнить… меня. Скажите ему — Торин, Трандуил, лед, девушка.
— Жди здесь.
Ветка бросила повод на шею Пушистику, и расслабилась, одновременно поглядывая на совсем молодого лучника — мальчишку, который стоял наверху на обломке стены, нацелив на нее стрелу, лежащую на натянутом луке. Ох, и досталось в последней битве всем — и гномам, и людям, и эльфам.
Стражники разошлись — да, так и есть, тот самый брюнет. Правда, одежка не такая помпезная, как на встрече королей, но и не такая зашмыганная, как на озере, когда Бард поднялся туда с Трандуилом.
— Это вы!
— Я, — ответила Ветка.
— Что вы тут делаете?
— Хочу отдохнуть день-два в Дейле, и дальше отправляюсь в Сумеречный лес. Мне нужны карты, кое-какие припасы. У меня есть деньги. Немного… но есть.
— Впустить, — коротко сказал Бард, и стражники посторонились.
Ветка ехала по узкой улице города… и наслаждалась.
Везде были очевидные доказательства недавней битвы. То валяется орочий шлем, то видны посеченые мечами камни, и высохшая, побуревшая лужа крови внизу…
Туши троллей, варгов, орков и прочей нечисти, как знала Ветка, помогли вынести из Дейла эльфы. Люди ходили по улицам — много; лица светлые, исполненные надежды. Такое ощущение, что даже тех, кого в войну постигло несчастье, уверились в начале новой, лучшей жизни.
Бард придерживал Пушистика за повод. И рассказывал. Здесь главная площадь, здесь восстанавливается ратуша, и пока живет он со своими детьми; здесь лазарет — раненых и покалеченных осталось очень много. Всеми ими занимаются врачеватели, которых уже успели привезти из других людских городов — вместе с первыми припасами.
Но Ветка думала о другом.
В Эреборе она не могла оценить, как сильно ее гнетут полутемные помещения (хотя гномы и говорили, что позже будет много света), каменные стены, своды над головой, отсутствие окон, воздуха, хотя затхлости нигде и не было.
Она сиживала подолгу на балконах города-горы, разглядывая горизонт, и даже не предполагала, как утомилась в просторных подземельях. Как не хватало ей лошади, дороги; ощущения открытого воздуха, свободы движения; как утомили суровые Железностопы, приземистые, недружелюбные, совсем непохожие на ватагу Торина Дубощита.
И совсем непохожие на людей.
Ветка с грустью поняла, что если и рискнет вернуться к Торину… то это будет очень осмысленный и обдуманный поступок. В горе Ветка не успевала думать и замечать, подходит ли ей Эребор для жизни. Оказавшись на просторе, туда, обратно, под толстенные каменные своды, к корням горы, вовсе не хотелось. Но дело такое… в этом мире, судя по всему, одинокой девице несдобровать. Надо обязательно быть при ком-то — при людях или при деле. Или при мужчине. Можно вот даже при узбаде.
Ветка вздрогнула и посмотрела вниз. Бард глядел на нее, и чему-то улыбался.
Девушка поняла, что мужчина уже довольно давно молчит, и стоит, просто придерживая лохматого полупони за повод, поглаживая его густую шерсть.
— Что, замучили тебя гномы, майа Ольва?
— Это они только вчера придумали, что я майа, — негромко сказала Ветка. — До этого записывали в исчадья Моргота и хотели посадить под замок. Я так считаю… что я человек. Как… и ты! — и Ветка широко заулыбалась — надо же, а ведь правда. Она у людей. У своих. У своего народа!
— Ну тогда, — сказал Бард, подставляя плечо, — поселю-ка я тебя со своими дочками. Постоялые дворы у нас уже открыты, два; только я не думаю, что тебе там место. Прими мое гостеприимство.
Ветка смотрела на его плечо.
— Ты хочешь снять меня с лошади?
— Ну да. А что? — встревожился Бард.
— Я аэээ… — «Сама могу!» «Не калека!» «Тут этой лошади от горшка два вершка!» — Спасибо.
Было не слишком удобно; но Ветка скользнула по рукам Барда вниз…
На секунду оказалась с ним лицом к лицу. Легкий запах вина, табака; чуть влажного меха — от его одежды; запах…
Человека?
— Как вы узнали, что гномы вообразили, будто я майа? — спросила Ветка, не торопясь выкручиваться из рук правителя Дейла. Человек, вблизи — это же просто праздник какой-то!
— Птичка новость принесла, — тихо, чуть сдавленно ответил Бард. И неохотно отпустил руки. — Гэндальф проехал через Дейл вчера, очень торопился.
— Я не вхожу в клуб любителей Гэндальфа, — сердито буркнула Ветка. — Мнительный дядька, и постоянно на взводе.
— Он в число твоих поклонников тоже не входит, — усмехнулся Бард. — Скоро будет темнеть, пойдем в дом. Лошадью займутся слуги. У гномов много золота, но в Дейле много людей, и это дает свои преимущества… я угощу тебя ужином. Может, стол даже в чем-то превзойдет трапезы подгорного короля. Мы же начали торговать, а Торин Дубощит все разбирается со своими родичами.
— Там есть тема… поразбираться. Гномы есть гномы, — сказала Ветка с полным знанием дела. Бард посмотрел ей в лицо, и отчего-то рассмеялся.
***
Ветке потребовалось с полчаса, чтобы познакомиться с детьми Барда — юный лучник, который оберегал пролом в стене, оказался его сыном. За это же время Ветка поняла, что имеет дело со вдовцом; и так как у нее в прошлом также были нежелательные для обсуждения темы, она решила не выспрашивать его ни о чем.
В Дейле стояла суета, которую Ветка назвала бы в чем-то — несмотря на лазарет, все еще переполненный ранеными, — веселой. Бодро стучали молотки и топоры; на скорую руку люди восстанавливали выбранные жилища. «Дракон погиб, дракон погиб, гномы дали золото, город снова наш, наш город снова будет жить», — слышалось в каждом звуке. Ветка прислушалась, сидя за небогатым, но изысканно накрытым столом… и поджала губы. А трех драконов не хотите?..
Оставалось лишь надеяться, что Торин Дубощит, и на крайний случай Железностопы с Даином не выпустят юных чудовищ наружу.
Не дезертировала ли она с поля боя?
Дезертировала. Самым откровенным образом. Трусливый заячий хвост она, а не майа.
Бард оказался рядом — положил теплую руку на плечо.
— Тебя гложут какие-то думы, Ольва. Знаешь, я хотел сказать… не всегда людям ясны действия других народов. Дивные перворожденные всегда останутся непонятыми и недостижимыми. Гномы, каменные дети гор, тоже. Что бы ты ни оставила за спиной — не тебе малыми человеческими силами справляться с этим.
— Как сказать, Бард Лучник, правитель Дейла. Тебе ли не знать, что малая сила, приложенная вовремя и в конкретную точку, может многое менять.
Бард усмехнулся.
— Не правитель. Люди Дейла выбрали меня королем, хотя мое королевство — пока просто развалины и тень древней славы. Я буду стараться. Мы даже распахали несколько полей под озимые, и успели засеять. Но мне сейчас не до блеска короны, даже с золотом гномов. Хотя она у меня есть — Торин Дубощит подарил лично, — и Бард указал на прекрасную корону из черненого золота, украшенную драгоценными камнями, которая лежала на алой подушечке на небольшом столике у окна. — Когда Дейл будет восстановлен, торговля налажена, раненые поправятся, и я смогу сказать, что сделал свое дело — тогда возложу ее на свою голову.
— Ну что же… прошу прощения, ваше величество, — улыбнулась Ветка.
— Вина? Мяса?
— И того, и другого…
Вечерело; дети Барда пришли домой. Обычно Лучник занимался с ними вечерами — по тяжелым пыльным книгам и свиткам, описывающим историю Арды; но Бард отослал их, и Ветке показалось, что она заполучила в клуб своих нелюбителей трех новых членов. Кровать ей приготовили в просторной спальне девочек — убранных комнат в бывшей ратуше было не так много.
Ну, а Ветка сидела с Бардом, и они разговаривали и смеялись. Служанка (Ветка впервые ела так, чтобы за столом прислуживала служанка) подливала густого вина, и подкладывала кусочки сочнейшего жаркого.
— Куда ты направишься, Ольва, майа гномов? — спросил Бард.
— За своей лошадью, — уныло сказала Ветка. — К Трандуилу. Торин обещал выкупить коня, но ему, я так думаю, будет сейчас не до меня. А время идет.
— Крупный гнедой конь? Я расскажу тебе, — и Бард Лучник поведал следующее.
В разгар битвы пал олень Трандуила. Владыку зажали орки, и тот сражался с двух рук; подмога пробивалась к нему по узким улочкам. И тут раздался трубный рев, и из одного переулка вырвался дивный конь, в черном седле, невиданных роста и стати. Разметав орков, конь кинулся к Лесному королю, и тот в мгновение ока оказался на его спине. И дальше продолжал бой конным.
Конь сражался вместе со своим царственным всадником — копытами, время от времени взметаясь над боем на дыбы, как статуя. В какой-то момент орки вообразили, что он неуязвим, и прислан в помощь эльфу какими-то магическими высшими силами, и разбежались. Трандуил соединился со своей дружиной, и продолжил сражаться.
И далее все дни, кроме поездки в Эребор, Владыка ездил только на этом коне. На нем же отправился в Лихолесье.
— Ну вот это моя лошадь, — уныло сказала Ветка, — конь не был ранен?
— Конь нет. Владыка слегка, — сказал Бард, зорко вглядываясь в девушку.
— Да что этому остроухому будет, тем более я видела его в Золотом зале. Торговался, как подстреленный, — буркнула Ветка, — а вот конь!
Бард расхохотался. Ветка даже представить не могла, что подвигло Герца вернуться в воюющий город. А вот в саму битву и в поведение под седлом верилось: три столетия суровой саксонской селекции, славные боевые традиции прусских войн, сила, взращенная на Люнебургской пустоши близ реки Аллер — Голдшлегер Герцег вполне мог ощутить зов крови прославленных бойцов своего рода, и обрести истинное призвание. Что такое спорт? Битва — вот удел мужчины. Даже если он жеребец.