— Ой, мой Герцечка, мой Герцечка… — застонала Ветка. — Мой маленький мальчик… В руках сатрапа…
— Пей, — предложил Бард. — Иногда не так плохо утопить тревоги в хорошем вине. Дай мне несколько дней, я подберу тебе сопровождение до Сумеречного леса. Орки шалят, были слухи, что выжил их предводитель.
Ветка в этот момент выбирала кусочек повкуснее, и упустила часть фразы:
— Поедем быстрее, верхом, и не догонят, — легкомысленно ответила она.
Ночь спустилась на Дейл; горожане, встающие рано, легли спать, и лишь стража бряцала оружием на темных улицах.
Ароматное, холодное дыхание подкрадывающейся зимы встречал в зале жар камина. Ветка раскраснелась, и слушала Барда — и рассказывала сама. Кое-что, не вдаваясь в детали. И видела — черноглазый мужчина, человек, черт бы его побрал, верит ей. Бард был внимателен и улыбчив. И отлично ее понимал. Очень многое понимал, что Ветка и сама не готова была понимать.
— Достаточно, пожалуй, — сказал, наконец, Бард. — Дети давно спят, пора и нам. Утро у короля раннее.
— Спасибо… ты… ты… — Ветка встала и сделала пару неуверенных шагов. Баланс не позволил ей рухнуть, да и Бард метнулся, и оказался рядом, подхватив ее подмышки.
— Да ты напилась, майа Ольва, — но взгляд черных глаз был теплым, а улыбка…
Улыбка?
Просто замечательной.
— Ага… ты знаешь… я на самом деле и забыла, какие люди. Так быстро… забыла.
— Не стоит, пожалуй, забывать свой народ. Какими бы чужаки ни были интересными, истинная сила — со своими, — сказал Бард. — И… истинное счастье.
— Да? — Ветка уставилась на него широко раскрытыми блестящими глазами, в которых сверкали желтые огоньки. — Счастье?
— Ты, видно, и не знаешь, что это такое, — сказал Бард. Коснулся губами губ девушки… зал поплыл… Ветка закинула руки на шею Лучнику, обняла, и выключилась.
Бард отнес уснувшую Ветку в свою комнату, не став тревожить девочек. Укрыл, уложил на собственном ложе поудобнее, кое-как справившись с сапогами. Сел рядом. Провел ладонью по лбу. Ветка спала глубочайшим сном, и Бард примерно представлял, чему обязан такому несказанному доверию.
Коротко вздохнул и отправился вершить судьбы города, — рассвет уже занимался, спать королю Дейла было некогда.
Когда девушка проснулась, некоторое время не могла взять в толк, что случилось и где она. Почему-то первой в памяти выплыла версия радагастовых мухоморов, но нет — судя по привкусу во рту, речь шла о старом добром алкоголе.
Дейл.
Бард.
Ужин! Вот тазалык марал булгур!
Ветка взвыла и сунулась лицом в подушку. Приоткрылась дверь — старшая дочь Барда неласково спросила:
— Водички? Или тазик?
— Веревку и мыло… где Бард?
— Папа отнес вас сюда под утро, и ушел на стены, — так же нелюбезно сказала девочка. Ветка села.
— Ты не переживай. Я уеду. Сейчас.
— Советую умыться.
Через час — а был уже полдень — обзаведясь картой на желтом пергаменте, которую выдала та же сердитая, хотя и очень симпатичная девчонка, Ветка стояла во дворе с сытым, вычищенным и переседланным Пушистиком.
— Вы б попрощались!
— Я через тебя передам, что за все очень благодарна, и поехала к эльфам.
— Папа будет сердиться, что я вас отпустила!
— Я через тебя передам, что прошу прощения.
— Так ты трусиха? — Бард быстро вошел на широкий двор ратуши, сопровождаемый парой человек с лошадьми. Позади шли два десятка мечников и копейщиков, вооруженных для тренировки — предполагалось воинское учение.
— Т-трусиха?
Бард подошел вплотную, прямо при всех собравшихся. Посмотрел в глаза, взял за подбородок.
— Так и будешь бегать сама от себя?
— Ничего не знаю, — сказала Ветка, — мне надо Герца выручать.
— Разве ты не почувствовала вчера, где твое место? Разве ты смогла бы так довериться, если бы не почувствовала, майа Ольва?
— И не называй меня майей! — Ветка ощутила, что сейчас расплачется.
Бард собрался сказать что-то еще, но тут загремели тяжелые сапоги; и раздались крики: «Гномы, гномы идут»!
Бард вскинул голову.
Во двор ратуши вошли Кили, Двалин и Глоин. Гномы остановились напротив Барда; король Дейла отпустил подбородок Ветки, но не отшатнулся и не отошел.
— Приветствую посланцев великого Торина Дубощита, — сказал Бард. — Рад видеть вас в стенах Дейла. Какая необходимость привела вас? Чем город может помочь Эребору?
— Нам нужна девушка, — горько сказал Двалин. — Она обманом покинула город-под-горой. У короля остались к ней вопросы.
— Если деньги — я верну, — быстро сказала Ветка и показала тощий кошель. — Двалин… Кили…
Гномы отводили взгляды.
— Король велел привести тебя силой, если ты не пойдешь добром, — мрачно сказал Двалин. Кили поджал губы, темные глаза не смеялись.
— Ребята… — прошептала Ветка, — силой? Силой?.. Двалин! Кили! Глоин! Что там происходит? Нужна моя помощь?
— Помощь — нет, — неспешно сказал Глоин. — Справляемся. А ты — да. Нужна королю.
— Значит, так, — сказала Ветка. — Силой я никуда не поеду. Первое же прикосновение — и я буду драться, и, если надо, до смерти. Я отправляюсь к Трандуилу за своим конем. Торин знал, что я собиралась это сделать. Послание я оставила у Фили, не сбежала молча. Кили! Ну ты-то?..
— Именно я и понимаю лучше всех, отчего Торин хочет тебя вернуть. Ты лишь вчера на рассвете уехала, и уже… уже…
Бард сделал шаг назад от Ветки. И он?..
— Девушка моя гостья, — сказал король Дейла. — Если она желает невредимой выехать к Сумеречному лесу, открыто, не скрывая ни намерений, ни целей, я окажу ей всякую поддержку. — Бард взмахнул рукой, и стражники, приготовившиеся к тренировке, ощетинились оружием. Гномы также выхватили свое. — И я не думаю, что этот вопрос столь важен, чтобы нарушать добрососедские отношения Дейла и Эребора. Если Торину нужна Ольва, пусть шлет за ней гонцов к Трандуилу. Заберет и ее, и ее коня.
Кили, Двалин и Глоин осмотрелись.
Двалин поджал губы, и сказал:
— Что же ты, лапушка?
— Я все сказала, — Ветка еле-еле сдерживала слезы. — Все сказала Фили. Почему нельзя просто меня понять… послушать?..
— Мы уйдем, — сказал Кили, глянув на Барда, — но король-под-горой узнает о твоем решении, Бард Лучник, король Дейла. А ты, — Кили посмотрел на Ветку, — хоть и… и сбежала от нас, позорно и трусливо, будешь нашей гостьей, когда тебе потребуется убежище. Гномы крепко помнят… любые деяния, которые их касались. И добрые, и злые.
«Да что я вам, гадам, сделала злого?»
— Мы возвращаемся в Эребор с твоим ответом, — Двалин посмотрел на Ветку, — и с твоим, — на Барда.
Гномы повернулись и вышли со двора ратуши — там их ждали пони.
Ветка кусала губы.
— Бард?
— Решила — уезжай, — мягко сказал Бард. — Я предполагал, что так может выйти. Не нужно, чтобы ты сейчас оставалась в Дейле… просто как гостья. На каких-то других… основаниях… возможно. Но об этом говорить рано и не к месту. Просто поезжай за своей лошадью. У эльфов ты будешь в безопасности… дивный народ даст тебе время прийти в себя. Судя по тому, что говорил Трандуил, тебе не откажут в этом. А там… перемелется — мука будет.
Бард взял Веткину голову в руки и поцеловал в лоб.
========== Глава 13. Орки ==========
Все кошмары сбылись.
Ветка лежала лицом вниз на плоском осколке скалы. Два невыносимо воняющих орка держали ее за заломленные руки, прижимая к камню. Все ее вещи были неизвестно где; все люди, ее сопровождавшие, погибли.
Случилось худшее. Речь шла о тупой, неостановимой силе зла, в борьбе с которой недостаточно было ни Веткиной силы тела, ни силы духа.
Ветка горько сожалела, что не продвинулась с учителями настолько, чтобы уметь остановить сердце — ее отчаяние и ожидание неотвратимого насилия в этот момент были так велики, что она сделала бы это, не задумываясь. Даже при том, что собственно насилия и боли еще не было.
С ней обращались почти вежливо.
Ожидать тяжелее всего; Ветка ощущала, как в кисти рук, в спину, в плечи впиваются когти. Да и поза слишком живо о многом напомнила. О ТОМ САМОМ, когда, наигравшись, ТЕ решили поиздеваться над ней еще и по-другому, и перевернули со спины на живот.
Но в ожидании, даже таком чудовищном, всегда кроется ничтожный лучик надежды. Ветка не умела останавливать сердце. А потом вышло, что ожидание неизбежного позволило ей вспомнить все, что она изучала, готовясь… да, большую часть жизни готовясь к тому, чтобы выдержать и выстоять в случае нового насилия.
Мысли стали четкими, как будто механическими. Ужас перебирания в голове фактов отсутствия здесь хирургии и антибиотиков, психоаналитиков и прокладок постепенно сменился четкой установкой — ужаса не допустить. Искать способ быстро и легко умереть, не дав себя насиловать. И план-максимум — уцелеть и выжить.
Но ситуация была безысходная. Выхода Ветка не видела и представить себе не могла. Середина орочьего лагеря, от границ Сумеречного леса далеко, от Дейла еще дальше.
Наконец, когда девушка дико заледенела на скале, призывая немедленную пневмонию себе в помощь, перед ней появились лапы крупного белого зверя. Орки тут же заговорили все хором, на гортанном, неприятном языке. Им ответили — несколькими ленивыми, растянутыми фразами.
И Ветка почувствовала, что сделалась холоднее, чем камень, на котором лежала — она узнала голос.
В считанные доли секунды в голове Ветки табуном проскакало все, что она успела вспомнить из боя на льду, когда она полезла защищать Торина Дубощита; из съемок некоторых фильмов, в которых участвовала как дублер ню; из книг, слухов, разговоров. И план был готов. Оставалось исполнить его чисто — так, чтобы ни единая ресничка, ни единая фальшивая нота голоса не выдали ее дикий ужас и уязвимость.
Орки отпустили ее. Но Ветка осталась лежать, стараясь понемногу вернуть кровообращение в затекшее тело.
Она увидела нижнюю часть тела бледного орка, который спрыгнул с варга и подходил к ней. Остановился перед скалой.
— Надежда, говоришь, умирает?..
Ветка неспешно собрала в кучу руки, ноги. Встала. Выпрямилась на скале, заложив руки за спину. Посмотрела на бледного орка сверху вниз, сложив лицо, как она сама это обозначила, а-ля Трандуил.
— Ну что же, повеселюсь я сегодня, — проворчал орк и облизнулся. Вид пленницы, величественный, как она предполагала, его никак пока что не смутил.
— А завтра вы скормите это мясо варгам, — добавил орк, но, если бы он знал, что угроза эта весьма слаба по сравнению с адом, бушевавшим в душе девушки… скормиться она готова была хоть сейчас, лишь бы быстро.
Впрочем, это была и не угроза для орка, а самая настоящая, обыкновенная правда. Даже, можно сказать, повседневность орочьего стана.
Но смотреть на страх в глазах пленных он любил.
Ветка шагнула к нему, к Азогу Осквернителю, к краю скалы, и ее лицо оказалось на одном уровне с иссеченным ликом страшного создания.
И Ветка улыбнулась.
Улыбнулась изнутри, всем своим существом, дико желающим выжить, избежать боли и истязаний; и поцеловала бледного орка, глядя прямо в его удивительные бесцветные глаза.
Торин.
Бард.
Смогла бы она, если бы не было тех, настоящих поцелуев?..
«У него там такие клыки, сейчас отжует язык».
Поцеловала с нажимом, резко, и затем отпихнула его от себя — сильно, неожиданно, так, что орк сделал шаг назад и окаменел.
Он был умен.
Он думал.
Нельзя было позволить ему думать.
— Немедленно дай мне плетку, ты! — сказала Ветка. Сама она собственный голос не слышала, так как все заглушало дикое биение пульса в ушах. Орк чуть заторможенно глянул на двух или трех застывших в ужасе чудовищ в огрызках лохмотьев, битых доспехах, с изуродованными мордами. И вдруг отобрал у одного нечто, что могло бы сойти за плетку-семихвостку, и, оскалившись, протянул ее Ветке.
Рыкнул:
— Пошли прочь!
Орки разбежались, но Ветка точно знала, что они неподалеку.
Нельзя было давать опомниться.
Ветка попробовала гибкие хвосты плетки пальцами… и наотмашь ударила Азога по лицу.
— Как ты себя ведешь, дрянной мальчишка?
Кровь билась, отсчитывая пульс ледяным набатом. Азог не знал этой игры.
Но быстро понял ее смысл.
— Я… я себя веду?..
— Ты скверно себя ведешь, — вкрадчиво подсказала Ветка и изо всех сил (чтобы пробить эту белесую шкуру), хлестнула его по морде снова. — Ты не поклоняешься госпоже!
— Я должен… поклоняться?..
— Если хочешь, — сказала Ветка и демонстративно медленно облизала губы, — чтобы госпожа сделала тебе что-нибудь приятное, — сощурилась, — слушайся госпожу! И тогда госпожа накажет тебя. Ты же хочешь, чтобы госпожа тебя наказала?
— Что… ты делаешь?.. Что ты за тварь?.. — голос Азога разнесся низким рокотом.
— Рассказать? — вкрадчиво сказала Ветка. — Пойди сюда.
Азог приблизился. Сабельку взамен утраченной секиры он успел приставить самую простую; а оставшаяся целой рука сообщила Ветке — получается. Немного, пока не на все сто, но получается.
Ветка нагнулась, с брезгливым выражением рассмотрела морду орка вблизи. Потом резко и неожиданно стегнула его плеткой по мощной шее. И прежде, чем он успел отстраниться и взреветь, тут же схватила его за уши и снова поцеловала — так жестко, как только могла, стараясь не обращать внимания на привкус крови во рту, и на вкус чужой слюны.
Доминировать.
Как угодно, только доминировать!
— Ты все отлично понимаешь, — прошипела Ветка. — Ты же умный мальчик… очень умный… а они не видят, правда? Никто не видит… только я поняла, сразу, как только ты заговорил со мной. Умный! Только очень плохой! — и Ветка снова наотмашь плетью дважды ударила его по морде.
Азог стоял в замешательстве. Потом вдруг улыбнулся… и улыбка сделала его почти красивым. Стокгольмский синдром, подумала Ветка. Держаться, как гвоздь.
— Мне нравится!
— Тогда на колени, плохой мальчишка, — сказала Ветка и чуть не прикусила язык. Колени — это, наверное, слишком. Но Азог медленно опустился… на одно колено.
Как рыцарь.
И смотрел на нее уже с обожанием и вожделением… ожидая продолжения игры.
Ветка неторопливо (лишь бы не навернуться) сошла с камня. Наверное, она выглядела сейчас именно такой госпожой, какая должна была быть в настоящих играх такого характера. Сапоги и бриджи для верховой езды. Желтое платье с декольте, с высоким разрезом. Меховую куртку у нее отобрали орки, но сейчас она не ощущала холода.
Обошла вокруг этой гигантской глыбы зла.
Погладила шею ладонью.
— Ты одинок… тебе и поговорить не с кем, умный мальчик. А ты ведь ничуть не хуже всяких древних воинов. — И с размаху, со всей руки, как только смогла, вытянула Азога плеткой по спине. Тот прогнулся и зарычал, но в этом рыке было наслаждение. — А ты окружил себя тупицами. Но теперь все будет по-новому, да, сладкий? — И ударила снова.
Азог рычал; по его мускулатуре проходили могучие волны. Это почти завораживало. Ветка мельком отметила странное — у нее самой потяжелел низ живота, и стало горячо. Но на осознание и рефлексии не было времени.
— Ударить тебя еще, сладкий?
— Дааа!
— Проси!
— Ударь меня!
— Хорошо. Ты же будешь дрянным мальчиком? Как раз таким, каким ты мне нравишься?
— Нра-авлюсь!
Ветка с руки, от души ударила Азога, накрест; тот взвыл.
Но, судя по всему, правило не распространялось на орков. Азог был бодр и свеж. А фантазия иссякала.
— Сла-адкий, — Азог встал и повернулся к Ветке. Провел по ее лицу рукой. Нежно. Кожа бледного орка имела своеобразный, но не противный запах, а лапища оказалась в мозолях… но живой и теплой. — Хочешь?
— Я скажу, когда захочу, — надменно объявила Ветка, в прямом смысле стоя под Азогом. — А пока ты, мой маленький, будешь делать то, что тебе прикажет госпожа! — последнее слово удалось выкрикнуть, не сорвавшись на визг.
— Госпожа, — Азог сказал это слово серьезно… глубоким, рокочущим голосом.
И снова встал на одно колено.
Ветка села на это колено, обняла Азога за шею и отдала ему губы для поцелуя. Целой рукой чудовище осторожно обняло ее, отведя саблю назад. Поцелуй был ужасен, так как слюна, рот Азога оказались омерзительными на вкус, а запах сбивал с ног. Но надо было выживать. Наконец, поцелуй прервался; Азог отпустил ее губы…