Твердая прохладная рука взяла ее за подбородок. Да что ж такое, хватают почем зря!
Трандуил поднял Веткино лицо — в глазах его теперь искрился смех, а скулы подрезала улыбка.
— Что, привыкла смотреть на своего гнома сверху вниз?
Ветка шагнула назад. Старшая группа детского сада, мальчики. Девушка некстати подумала, что победителем в вопросах роста и прочих габаритов наверняка вышел бы упокоенный Азог Осквернитель, и поежилась. Вздохнула, и, опустив реплику «Торин тоже тебя обожает», начала эпохальный рассказ о драконьих яйцах.
Трандуил сел, Ветка также снова села.
Стройная дева зашкаливающей прекрасности принесла поднос с легкой закуской, а стражник — столик.
— Забавно, — сказал Трандуил. — Я знаю о драконах поболее многих. И такого не слышал ни разу — этого не случалось на моей памяти, а она, поверь, хранит изрядно тайн. В моем сердце пока нет тревоги, так как нет окончательной веры тебе. Но надо отдать должное, ты умеешь быть разнообразной и удивлять рассказами.
— Я не знаю, когда змееныши вылупятся. И вылупятся ли вообще. Я знаю, что эти слитки злата становились все горячее… а я уехала. Торин не желал ничего говорить Даину, а Гэндальф отправился к леди Галадриэль. Но если никто ничего сделать не сможет, то Эребор имеет шанс стать могильником гномов и обиталищем уже не одного, а нескольких драконов… И тогда, как мне говорили, гора сделается крепостью врага и опорным пунктом возрождения злобного королевства. Дейл снова будет уничтожен, а может, угроза затронет и твой Лес. Ты понимаешь? Второй шанс.
— Что?
— Второй шанс помочь гномам… или не помочь. Второй шанс, что дракон прилетит в Лихолесье. В прошлый раз пронесло, не так ли? — Ветка хорошо помнила курсы политинформации, которые ей читал Двалин, покуривая на балкончике, и надеялась, что гном не особенно переврал факты ввиду пристрастности.
— Ты для этого мне поведала свою занятную историю? Чтобы заранее надавить на жалость и подстраховаться, если драгоценнейшим гномам потребуется помощь?
— Я скорее хотела, чтобы ты был готов. И принял решение обдуманно… и по возможности, подготовился.
Трандуил встал и заложил руки за спину.
— С драконами может сражаться лишь крылатое воинство. Драконы опасны тем, что, если не пожелают достичь земли и биться на земле, просто остаются в небе и поливают противника огнем. Пламень драконов очень горяч, он протекает в здания и доспехи, и долго не гаснет. Здесь ничего не сделает самый достойный воин… можно лишь бежать и укрываться. Хотя мне довелось убить одного из рода драконов, но он был бескрыл. Если верно то, о чем ты говоришь, Галадриэль пришлет дозорного орла, и надежда Эребора и Дейла будет лишь в нем.
— Ты дрался с драконами?
— С великими змеями севера. Но разве ты хочешь послушать о моих деяниях? — иронично спросил Трандуил.
— Всегда полезно знать, с кем имеешь дело, — буркнула Ветка. — А что до драконов… будем строить дельтапланы.
— Я не знаю этого слова, — спокойно ответил Трандуил, — но, кажется, догадался. Попытки выстроить летающую машину, которая покорила бы воздух, делались не один раз. Безуспешно. В Арде нет такой магии. Великие орлы воспрещают занимать их небо, и согласны сами приходить на помощь, если объявился дракон или помощь требуется силам добра в ином бою.
— А где же они были, когда пал Эребор? — горько спросила Ветка.
Трандуил надолго замолчал, поджав губы. Наконец лицо его разгладилось, перестав быть томным и надменным, и сделалось чуть уставшим и строгим — лицо воина и короля. Ветка могла только вообразить, сколько раз и кому именно в прошлом Трандуил вынужден был пояснять свое решение, касавшееся Эребора.
Ветка послушно ждала, взяв бокал с ягодным вином.
— Я мог бы отправить в драконье пламя несколько сотен или целую тысячу моих воинов, — медленно сказал он. — Даже мог бы сгореть сам. Это не вернуло бы Эребор гномам в тот момент. Запас черных стрел иссяк, Дейл отстреливался как мог… и промахивался. Дракон раз за разом атаковал ворота, не опускаясь вниз. И я увел эльфов, так как видел, что исчадью Моргота нужна только гора. А уж когда Смауг забрался внутрь… ведь орлы прибыли, но дракон больше не вышел наружу, уничтожая оставшихся в Эреборе гномов. И крылатые воины оказались беспомощными. Мы, эльфы, помогали впоследствии выжившим… и некоторые принимали нашу помощь. Гномы — несносные гордецы. Мы дали пони, повозки, одежду… им негде было селиться, и они скитались, пока не осели в Синих горах и не отстроили Залы Торина. Люди Дейла отправились тогда в маленькую рыбацкую деревню на сваях и решили, что там проще обороняться от набегов орков и торговать. Всюду горы, и переселиться еще дальше им было не под силу, даже если бы эльфы согласились провести их через Сумеречный Лес и оберечь в пути. Эти люди любили воду, озеро и реки. Мы много лет поддерживали добрососедские отношения. Из деревни вырос Эсгарот. Я поступил так, как требовали интересы моего народа. Дракон и вправду облетел Сумеречный Лес стороной, не одарив ни единым языком пламени. Думаю, целью его было забраться в Эребор до того, как прилетят орлы, и он попросту не отвлекался на лишнее. Зачем ты оскорбила меня?
Ветка, которая слушала, как змея дудочку факира, вздрогнула и расплескала вино из бокала на пальцы.
— А-а?
— Что за рогатая голова?
— Тупая. Тупая рогатая голова.
— Можно не повторять?
— Я… привлекала твое внимание. Прости. Даже не думай про корону. Извини. Мне надо было, чтобы ты меня выслушал. Я несколько дней размышляла, говорить ли тебе об опасности. Ведь может, Торин перебьет всех змеенышей, и никто никогда не узнает даже, что они были. Он даже Даину не желал говорить. А Даин в Эреборе. И если драконы не вырвутся от гномов… тогда мои слова будут выглядеть бессмысленной ложью. Но я подумала… я подумала…
— Что?
— А вдруг все же драконы выведутся и вылетят?.. И я очень, очень захотела предупредить тебя. И конечно, сделать все, что могу, для Торина Дубощита… и моих друзей, которые остались там с ним.
— Понятно. Я принимаю твои извинения.
— Что?.. А, да.
— После состязаний, — вкрадчиво сказал Трандуил, — ты немедленно отправишься в Эребор?
— Я… еще не знаю. Я туда… не очень тороплюсь. Я все равно ничего не могу сделать. Особенно с драконом.
— Я отправил Торину Дубощиту голову его врага, обложенную льдом, — голос Трандуила загромыхал в высоком зале; он резко встал, мантия взлетела, и Ветка увидела, как встрепенулись внизу стражники. — Азог Осквернитель пал от руки эльфийского воина, пусть надменный гном ценит это как жест дружеского участия. И я хочу знать, — Лесной король сел, и посмотрел в упор на Ветку, — что тебе сделал бледный орк. — Эти последние слова были сказаны совсем тихо.
Ветка нахохлилась.
— Я так думаю, тебе все рассказали Даэмар и Мэглин.
— Я спрашиваю тебя.
— Я не буду отвечать.
— Что же, — эльф встал, — это твое право. Ты можешь пользоваться моим гостеприимством столько, сколько пожелаешь, Ольва Льюэнь. Тебе оставить ту же комнату?
— Да, если можно.
— Но ты можешь переселиться внутрь дворца. Я давал тебе время прийти в себя. Плен у орков — не самое приятное испытание.
— Ничего так, нормально, — снова замкнулась Ветка. — Я жива, кровь смыли, шрамы свели.
Подумала. Потом выпрямилась, подошла ближе к эльфу, подняла подбородок и тихо заговорила:
— Я понимаю твое любопытство, Владыка. Я не знаю, сколько тебе лет… и знать не хочу, потому что это все равно очень сложно представить. В твоей жизни редко происходит что-то интересное. Ты мудр, а то и всеведущ. Но ты сам говорил, что не видел иных людей — не детей Илуватара, или же детей его, но рожденных на иной Арде от иных песен. Ты смотришь на меня, как на игрушку. Только не забывай, Трандуил, что ты очень… — Ветка нервно сглотнула, — очень могуч. Игрушку легко поломать. Мной в Средиземье уже… поиграли. Я и сама… увлеклась этой ролью, ролью игрушки. Но она мне… мне… не очень, понимаешь? В итоге, никто не выиграл. И даже главный любопытствующий лишился головы. Я постараюсь, если смогу, и когда смогу, тебя развлечь. Мне есть, что рассказать. Почитать стихи по памяти. Но если можно… пожалуйста… играй в меня осторожнее. — Ветка сглотнула еще раз. Она ощущала — еще слово, и будет поток слез.
Трандуил смотрел молча.
Потом чуть отступил и медленно сказал:
— Я не договорил. Если ты пожелаешь, тебе выделят новое помещение — внутри дворца. Там также будет выход в сад, но заодно твоя собственная купальня… ближе кухня. Обеденный зал.
— Я воздержусь. Мне понравилось там, около каскадов.
— И выход к королевским конюшням. Надо же будет подготовить поляну для ристания?
Ветка вскинула голову: глаза ее засияли.
— Есть плац?
— Плац?.. Есть поляна, на которой мы изучаем конный бой.
— Ровная? Какая почва?
— Истоптанный песок, трава, — Трандуил начал ухмыляться.
— А размеры?
— Достаточно, чтобы я выиграл у тебя мою лошадь!
— Ох, не торопись, — прошипела Ветка. — Можно посмотреть плац? А… а…
— Да?
— Шлема не нашли там, в стане орков?
— Больше ничего, что определили бы, как принадлежащее тебе, не нашли, — сказал Трандуил. — Несколько мелких гоблинов сбежали, хотя мы были очень аккуратны и старались перебить всех. Возможно, какие-то твои вещи утащили они. Это вот, — король завел руку за спину Ветки, и тронул нунчаки, — и диадему мы нашли в шатре Азога.
— Вечная ему память, — с чувством сказала Ветка, — пусть покоится с миром, и ариведерче. А теперь, пожалуйста, как человек Владыку и лесного короля, повелителя эльфов, прошу: отведи меня к Герцу! Хочешь, встану на колени?
Трандуил улыбнулся самым уголком губ.
— Хочу.
— Что?
— На колени. Любопытно будет посмотреть.
Этот момент для Ветки ничего особого — в таком контексте — не значил, и воспринимался скорее как театральная самодеятельность. На колени, так на колени.
Светлое платье из струящегося узорного шелка, драгоценная диадема на стильной короткой стрижке, рукав, обрызганный красным вином, и нунчаки за поясом сзади. Красота. Надо грохнуться на четвереньки в духе русских народных традиций и приложиться лбом о пол, так, чтобы драгоценные блестяшки зазвенели.
Но Ветка вспомнила Азога, в душе ее что-то дрогнуло…
И она встала… на одно колено. Молча глядя на короля великого леса снизу, не улыбнувшись, как хотела сперва. Просто не смогла - лицо отказалось слушаться и словно занемело.
Трандуил замер. Замерла и Ветка, глядя на Владыку во все глаза. Ей казалось важным не упустить ни единого движения его ресниц.
Король неуверенно поднял руку… слегка коснулся пальцами щеки девушки. Ветка едва ощущала это прикосновение, и чуть было не потянулась за ним… но время игрушек прошло.
Наверное, прошло.
Трандуил убрал руку, снова иронично улыбнулся, и спросил:
— Неужто майа Ольва так любит свою лошадь? Даже как-то завидно…
— Чья б мычала, — проворчала Ветка. — А то…
— Что?
— Ничего.
— Ты так забавно мыслишь, — игриво сказал Трандуил, — поясни, что ты имела в виду? И идем на конюшню.
— Я имела в виду, что Владыку тут небось все любят, нечего коню завидовать, — набралась смелости Ветка, и встала.
— Коню? — ухмыльнулся король. — Что же, можно сказать, и коню. Спускайся, — он махнул рукой. — Я сброшу мантию и приду. Полагаю, что сцену душераздирающей встречи я готов пропустить.
— А можно морковки? Яблок? Сухариков? Нет, сначала к Герцу…
— Эти вопросы задашь на конюшне, — Трандуил махнул рукой — к Ветке подошел Даэмар. Сам же Владыка неспешно отправился к своим покоям.
По дороге подозвал Галиона, дворецкого.
— Гостье подготовь голубые покои вблизи моих. Ее вещи из внешних палат перенеси. Подай бумагу, перо. Когда я напишу письмо, пусть придет гонец и выслушает меня лично.
— Да, Владыка.
Спустя несколько минут перед Трандуилом вытянулся стройный молодой эльф в неброской дорожной одежде и плаще.
— Эйтар, поезжай к лорду Элронду. Он знает, где после времен великой битвы остались стреломет и последние черные стрелы. Пусть немедля отыщет их, и отправит ко мне. Больше я написал в письме, которое не должно попасть к врагу. Бери лучшую лошадь и скачи во весь дух, если нужно, коней меняй. Галион даст тебе денег, чтобы ты мог купить коней в людских городах. Торопись.
Ветка тем временем, выскочив во внутренний двор к конюшням, пулей неслась к огромной гнедой туше, пасущейся на поляне, обгоняя даже длинноногого Даэмара.
Свистнула; конь повернул голову… взревел, и, подбивая задом, поскакал к Ветке.
— Герцечка! Зайчик мой любимый! Герцечка, хороший мой, счастье мое, ты у меня самый лучший, самый прекрасный… не похудел? Что ты кушал? Какую водичку тебе давали, солнышко? — Ветка лобызала коня прямо в теплый храп, трепала за ноздри, обнимала шею, на которой теперь ее руки не смыкались — Герцег, которому дали неограниченно крыть кобыл, отрастил громадный жеребцовский гребень. — Котик мой ненаглядный! Котинька!
Трандуил, который вышел из недр дворца без мантии, стоял, скрестив руки на груди, с невозмутимым выражением лица. Рядом, практически копируя своего Владыку, точно так же стоял Даэмар.
Два синды созерцали.
Конь вовсю рассказывал ушами — привольно, грунты хорошие, работы не очень много и она скучноватая, зато подобрали гарем, жить можно… Всхрапнул, куснул за руку («где была, мать?»), за ягодицу («а карман с сахаром где?»), подыграл, привстал на свечу, опустился, обнял Ветку шеей, и в конечном итоге сунул голову подмышку — на ручки, на ручки; и начал чесать твердые шишечки, которые у лошадей над глазами, о мягкого человека.
— Об меня тоже чешется, — спокойно сказал Трандуил.
— Герцечка, малыш, — ворковала Ветка. — Дядька плохой ездил, тяжелый? С кнутиком, нет? Ноги, наверное, сильные у дядьки, длинные, как наподдаст моему гнедому мальчику… да… да… мы больше не дадим дядьке над собой измываться. Нам только завтра-послезавтра надо выступить как следует. Заинька!
— Дядька, — сказал Даэмар.
— Длинные ноги, — подтвердил Трандуил.
***
Ветка скулила и плакала. Когда-то она решила, что слезы у нее кончились, и не ревела даже тогда, когда умерла мать. Но иногда, просыпаясь по часам, чтобы бесконечно тренироваться, она обнаруживала подушку мокрой, и, не задумываясь, мгновенно забывала о такой неприятности.
Трандуил постоял у двери и осторожно вошел в покои — в новую комнату, которую предоставили Ветке, уютную просторную комнату, украшенную голубыми гобеленами. Неслышно ступая, приблизился к кровати. Девушка спала крепко, поднывая; из-под сомкнутых век текли ручьями слезы, мокрыми пятнами расползаясь на подушке.
Трандуил присел на край ложа. Взгляд его светлых, хрустальных глаз был расфокусирован, как будто Владыка старался увидеть сквозь время и пространство ту боль, которая терзала его гостью. Затем король поднял руку, и узкой прохладной ладонью накрыл горячий лоб.
— Я здесь.
Ветка мгновенно перестала бормотать и плакать, затихла, и даже слегка улыбнулась. Трандуил ждал, пока она полностью расслабится, и всмотрелся в черты. Так и есть. Днем дева была постоянно в напряжении — она то морщилась, то щурилась, то мучительно кусала губы, то кривлялась, то улыбалась. В ее облике не было ни единой спокойной мышцы, которая позволила бы оценить черты ее лица.
Их стало ясно видно лишь теперь.
Лунные лучи проходили сквозь драгоценную диадему на подоконнике, и оставляли магические отсветы на щеках и лбу Ветки.
— Я здесь.
Ветка перевернулась на бок, чмокнула и наконец уснула без сновидений — глубоко, засунув сложенные лодочкой ладони под щеку.
Король перебрал кончиками пальцев короткие белые волосы на макушке, улыбнулся чему-то, и неспешно вышел. Даже мантия слушалась его беспрекословно, и не шуршала, а словно текла, огибая углы.
В коридоре стоял Галион.
— Дозорные с кордонов передали — ваш вестник пересек границы Сумеречного Леса.
— Отлично.
— Но… вы компрометируете себя, Владыка. Вы не позволяли никакой воли собственному сыну, и даже просто дружбу с лесной эльфийкой осуждали. И теперь вы выходите из спальни этой человеческой женщины. Простите, я говорю на правах вашего давнего слуги, преданного еще великому Ороферу…