В дверях стояла Екатерина Андреевна собственной персоной.
***
— Мам, ты опять?! Мы же с тобой договорились! — Катя отставила тарелку с нетронутым салатом и расстроенно взглянула на Антонину Игоревну.
— Катюш, ну я же не требую от тебя ничего сверхъестественного, — мать поправила прическу и послала милую улыбку одному из гостей, накаченному мачо среднего возраста. — Просто потанцуешь, пообщаешься с интересными людьми… Между прочим, этот мужчина — директор крупной компании, милейший молодой человек. А вот тот, возле стола, — настоящий полковник и ни разу не был женат…
— Мама! — Катя с трудом сдержалась, чтобы не развернуться и покинуть теплую компанию. Расстраивать родителей не хотелось.
— Кажется, он идет пригласить тебя на танец, — проигнорировала возмущение дочери Лаврова-старшая. Вовремя все-таки заиграла музыка. — Не вздумай отказаться.
И, видя, что дочь упрямо поджала губы, явно собираясь ответить отрицательно, просительно добавила:
— Катюш, пожалуйста, ради меня.
Любитель танцев тем временем добрался до своей “жертвы” и, протягивая руку, слащаво улыбнулся:
— Вы позволите?
Катя, поймав умоляющий взгляд матери, страдальчески вздохнула и вложила пальцы в противно холодную ладонь кавалера. Оставалось радоваться, что танец продлится недолго.
***
Родион всегда считал себя человеком, не способным на такое глупое чувство, как ревность. Однако сейчас, наблюдая за танцем Екатерины Андреевны и какого-то накаченного хлыща, познал прелесть этой эмоции в полной мере. Хлыщ вел себя совершенно беспардонно: пытался прижать Лаврову к себе так, будто уже успел получить абонемент на посещение ее спальни на год вперед; противно ухмылялся и что-то шептал ей на ухо. Лаврова старательно увеличивала дистанцию, сохраняя на лице вежливо-отстраненное выражение, и почти незаметно морщилась, когда мужчина вновь начинал наглеть.
Долгов смотрел и медленно закипал. Вот хлыщ притягивает Лаврову к себе, буквально сдавливая в объятиях. Вот ладонь медленно спускается с талии несколько ниже. Вот его губы почти касаются уха, в то время как ладонь вроде бы случайно смещается с плеча к груди…
Это стало последней каплей. Екатерину Андреевну нужно было срочно спасать.
— Ради бога, простите, — пробормотал парень, даже не пытаясь изобразить виноватый тон при виде темного пятна, безнадежно испортившего безупречно-белую рубашку галантного кавалера.
— Идиот слепой, — прошипел хлыщ, моментально забывая о женщине мечты, которую только что жаждал затащить в постель. Развернувшись, он направился искать ванную, даже не взглянув в сторону Лавровой, на чьем лице смешались облегчение и доля злорадства.
— Спасибо вам, Долгов, я уже не знала, как от него отделаться, — благодарно улыбнулась женщина. — Вы очень находчивы.
— Может, потанцуем? Обещаю, ничего подобного я себе не позволю.
Лаврова посмотрела с сомнением, потом кивнула.
— Если позволите, я всегда успею достойно ответить, — усмехнулась она и вложила изящную ладонь в сильную, приятно теплую руку курсанта.
— Почему же тогда ему не ответили? — поинтересовался Родион, осторожно устраивая руку на талии куратора.
Катя слегка улыбнулась и, помедлив, положила ладонь на его плечо.
— Еще одно подобное движение, и точно бы ответила. Просто не хотелось привлекать внимания.
Долгов фыркнул. Можно подумать, этот танец домогающегося мачо не привлек совершенно никакого внимания!
Они неторопливо кружились в вихре мягких, щемяще-нежных звуков, и оба чувствовали внезапно нахлынувшее умиротворение. Долгов не пытался пошло прижаться, облапать, и Катя была ему благодарна за это. Она никогда не умела правильно реагировать на мужские прикосновения, сразу начинала напрягаться, а уж если кто-то позволял себе лишнее, то и вовсе готова была взорваться возмущением — чужие руки не вызывали у нее ничего, кроме брезгливости. Наверное, память тела, хранившего как неприятное воспоминание ощущение противно липких рук и влажных губ… И тем более странным было то, что прикосновения Долгова не вызывали отвращения. Особенно вчера, когда ее словно прошибло током, едва он коснулся горячей ладонью ее талии…
Родион смотрел в задумчивое лицо Лавровой так, словно пытался запечатлеть в памяти каждую черточку. Она впервые была так близко, и сердце замирало от непонятного сладостного чувства. Безумно приятно было вести ее в танце, ощущая, как она послушно следует за ним, как расслабленно и плавно двигается, позволяя ему сейчас, в эти мгновения, побыть главным. Это пьянило намного сильнее вина, сильнее легкого запаха шампанского и по-летнему ярких духов, которыми пахло от Лавровой. И больше всего Родион хотел, чтобы этот танец не заканчивался. Почему нельзя поставить на паузу самые прекрасные моменты в жизни?..
— Вы замечательно танцуете, Родион, — улыбнулась Катя и поспешно отодвинулась — стоять чуть ли не в обнимку, когда музыка закончилась уже довольно давно, по крайней мере глупо.
— Вы тоже, — Долгов с сожалением выпустил прохладную ладонь женщины из своей руки.
— Знаете, пожалуй я пойду, — сказала она неловко, поправляя тонкий браслет на запястье. — Завтра на работу, а у меня еще найдутся дела.
И, не дожидаясь ответа, Лаврова моментально скрылась среди гостей. Родион проводил ее разочарованным взглядом и тут заметил что-то, блеснувшее на полу. Тот самый браслет.
— Екатерина Андреевна, ну вы просто как Золушка, — Долгов возник рядом совершенно неожиданно, и Катя вздрогнула, отвлекаясь от размышлений. — Сбежали, еще и браслет потеряли.
— Спасибо, — кивнула Катя и попыталась защелкнуть замочек. Замерзшие пальцы плохо слушались, и ничего не получалось.
— Позвольте, — и Долгов, не дожидаясь ответа, бережно взял женщину за руку. Щелкнул замочком, застегивая украшение, а потом вдруг поднес ладонь к губам и поцеловал. Лаврова замерла, ошарашенно глядя на него, но Родион, казалось, не заметил ее замешательства. Распахнул дверцу машины и кивнул Кате. Она, растерянная после такой выходки, послушно устроилась в салоне. Платье на мгновение зацепилось за какую-то пружину, и взгляду парня предстала кружевная резинка чулок. Всего какой-то миллиметр, всего на долю секунды, но этого оказалось достаточно, чтобы окончательно слететь с катушек. И когда сумка Лавровой упала на пол, а их руки соприкоснулись, Родион решительно притянул женщину к себе, накрыв ее губы мягким, неторопливым, затягивающим поцелуем. Катя подалась назад, прислонившись к спинке сиденья, и моментально оказалась прижата к нему вплотную.
— Родион, прекратите, — выдохнула она, пытаясь оттолкнуть курсанта.
— Вам неприятно? — запястья мгновенно были стиснуты сильной рукой, и поцелуй возобновился. Теперь уже настойчивый, страстный, даже бесцеремонный. Лаврова еще пыталась по инерции отбиваться, но именно по инерции. Потому что на самом деле ей впервые было настолько приятно.
Родион не спеша опустил лиф платья немного вниз, оголяя часть груди, дразня, провел кончиком языка по ключицам, оттянул зубами край скромного элегантного белья, и только тогда Лаврова пришла в себя.
— Долгов, прекратите! — негромко, почти умоляюще повторила она непослушными губами, на которых все еще чувствовались поцелуи.
Парень никак не отреагировал, продолжая ласкать каждый сантиметр светлой кожи, буквально впитывая осевший на ней аромат духов. Провел ладонью свободной руки по линии шеи, так медленно и осторожно, что Катя затаила дыхание, словно боялась, что тепло его руки исчезнет, а это вдруг показалось чем-то по-настоящему страшным.
Женщина судорожно вздохнула, почувствовав, как вторая рука скользнула вниз, под платье, но даже не попыталась оттолкнуть. Недоуменно замерла, когда парень опустился перед ней, неторопливо провел по ноге, чувствуя сквозь тонкую ткань чулок тепло ее тела. Воображение тут же дорисовало кружевную резинку и розоватый след от нее на нежной коже. Возбуждение буквально прошибло насквозь, Долгов сцепил зубы, чтобы не застонать. Осторожно коснулся обнаженной кожи бедер, легкими движениями поднимаясь все выше. Катя застонала, почувствовав его пальцы между ног. В голове шумело, и уже явно не от шампанского. А в следующее мгновение ощутила жаркие губы на коже и вспыхнула, начиная догадываться, что последует за этим.
Родион словно нарочно дразнил ее. То слегка, почти неощутимо прикусывал кожу, тут же обводя это место языком. То поглаживал подушечками пальцев внутреннюю сторону бедра, как-то безошибочно угадав, что Катя начинает ужасно от этого заводиться. И только когда Лавровой начало казаться, что она просто взорвется от напряжения, она почувствовала, как его губы коснулись ее там, где пульсировало желание, сводя с ума. Женщина сдавленно охнула, качнув бедрами навстречу его ласкам, замерла, впившись ногтями в ладонь. На несколько секунд забыла, как дышать, жадно впитывая прикосновения его губ и языка, то мучительно-медленные, то жаркие и нетерпеливые. Казалось, курсанту самому нравился процесс, нравилось реакция Кати на его действия, ее судорожные прерывистые вздохи, порой переходящие в стоны… На секунду замер, чувствуя ее жар, а затем снова проник внутрь, лаская уже там. И почти моментально услышал негромкий, протяжный стон, полный такого искреннего, почти дикого удовольствия, что сам ощутил горячую волну, пробежавшую вдоль позвоночника.
— З-зачем вы… — сбивчиво пробормотала Катя, поспешно поправляя платье и чувствуя, как щеки заливает яростная краска смущения.
— Ну вам же понравилось, — невозмутимо, словно ничего не произошло, ответил курсант и бережно поправил Лавровой бесстыдно задранное платье. Затем поднял голову и посмотрел прямо ей в глаза, словно ища ответ на вопрос. Провел языком по губам, чувствуя ее вкус и подумал, что и сам получил немалое удовольствие от случившегося. Куратор вспыхнула еще сильнее и поспешно опустила голову. Родион усмехнулся, отлично помня, как она страстно стонала и двигалась, без слов умоляя его продолжать. И как только такая женщина до сих пор одна?
Долгов приподнялся, упираясь ладонью в спинку сиденья рядом с Катиным плечом.
— Вы великолепная женщина, Екатерина Андреевна, — сказал тихо, голос сорвался на легкую хрипотцу, и Катя почувствовала, как раскаленные мурашки волной прокатились по телу, с готовностью откликнувшемуся на эту интимную, слишком откровенную интонацию.
Лаврова смогла выдохнуть только когда когда Долгов наконец вновь занял водительское место. Больше всего хотелось выскочить из машины, лишь бы не видеть этого парня, ласкавшего ее с таким упоением и без малейшего стыда. Меньше всего хотелось думать о том, почему позволила это все, почему допустила… Все мужчины, пусть и вызывавшие у нее симпатию, не подпускались даже к ее квартире, не говоря уж спальне. И вот этот нахальный парень, моментально перевернувший ее жизнь, упрямо пытающийся добиться… Чего добиться? Просто затащить ее в постель? Бред. Она мало похожа на женщину, о ночи с которой может мечтать мужчина. Это Катя усвоила еще давно, будучи совсем юной и глупой. Глупой, если позволила себе случайную связь с человеком, не вызывавшим у нее ровным счетом ничего. Наверное поэтому и осталась эта связь в памяти как нечто бессмысленное, нелепое и даже неприятное. Повторять подобный опыт не было ни времени, ни желания. Да и смысла во всем этом Лаврова не видела, у нее и без того было чем заняться: учеба, потом работа, друзья, увлечения… Совсем не хотелось усложнять себе жизнь отношениями, а мысль о случайном интиме и вовсе вызывала брезгливость. Вызывала. Только не сегодня, когда буквально растворялась в прикосновениях своего курсанта. Своего. Курсанта. Блин. Просто блин. Как она, с ее репутацией железной леди, разумной и хладнокровной барышни, позволила себе подобное? Где ее хваленая рассудочность, умение держать себя в руках?..
Машина мягко притормозила, и Лаврова буквально вылетела из салона, прерывая сеанс психоанализа. Долгов проводил ее взглядом и откинулся на сиденье, даже не удивляясь, что воспитанная леди не потрудилась попрощаться. Снова облизнул губы и улыбнулся. Ничего, Екатерина Андреевна, когда-нибудь вы привыкнете и перестанете смущаться от подобных вещей, это я вам обещаю…
========== Часть 10 ==========
— Ну что, господа курсанты, вчера вы решили отрабатывать каждый свою версию. И сейчас я хочу услышать, как далеко вы продвинулись. Есть желающие поделиться достижениями? Миско?
— Я вообще не понимаю, что еще можно отрабатывать, — голосом типичного зануды объявил Виталик. — Алиби у Пашкова как не было, так и нет. Машина, которую у него якобы угнали, до сих пор не найдена. Но если она найдется, я не удивлюсь, что там будут обнаружены следы.
— Миско, а вам в голову не приходило, что машину мог угнать убийца? Упрямство — это, конечно, хорошо, но мыслить надо как-то шире. А вы уперлись в свою версию и думать больше ни о чем не хотите.
Отличник надулся, но Лаврова уже переключила внимание на Захарову.
— А у вас что? Маньяк так и остался плодом вашей фантазии, или как-то удалось обосновать ваш вариант развития событий?
— Ну, мы с Деном проверили стоящих на учете в психдиспансере… И среди тех, кто теоретически мог подобное совершить, врач назвал Тарасова. Похоже, Екатерина Андреевна, ваша версия подтверждается.
— Ну, это еще ничего не доказывает, — равнодушно бросила куратор. — Нужно что-то серьезнее, чем простые совпадения.
— А не многовато ли совпадений, Екатерина Андреевна? — наконец произнес Долгов первую за утро фразу, устав молча наблюдать за железной леди. Он уже не мог поверить в то, что все, произошедшее вчера, ему не приснилось. В поведении Лавровой не изменилось ровным счетом ничего: та же холодность, отстраненность, язвительность. Даже когда смотрела на него, во взгляде ничего не менялось, на щеках не вспыхивал едва заметный румянец, тон не становился более раздраженным или напротив, — мягким. Она вела себя так, словно вчера не стонала бесстыдно от его ласк, не краснела стыдливо, словно девчонка, не мечтала оказаться как можно дальше от его нежного, немного нахального взгляда… Родион мысленно поздравил себя с очередным в корне неверным выводом: личная жизнь Лавровой никоим образом не влияла на ее характер. Да уж, каких только дурацких мыслей насчет этой поистине шикарной женщины не возникало у него прежде… Лаврова просто не вписывалась в его понятия о женщинах, поэтому он и оказывался все время неправ. Пора уже перестать мерить Екатерину Андреевну по общепринятым стандартам. Она действительно необыкновенная, и этим можно либо восхищаться, либо раздражаться. Долгов не мог не восхищаться.
— Долгов, перестаньте витать в облаках! — пробился сквозь его размышления немного раздраженный голос куратора. — Может, поделитесь уже своей версией?
Родион пожал плечами.
— Мне кажется, нужно разрабатывать Тарасова. Искать мотив, проверить возможность его знакомства с Соболевой… И вот еще что мне интересно. Фраза в блоге про пыль прошлого. Какое может быть прошлое у двадцатилетней девушки? Нет, что-то тут не так…
— Мне нравится ход ваших мыслей, Долгов. Мне не нравится отсутствие конкретного результата, — холодно бросила капитан. — Марины и Шишкарева это тоже касается. От вас я вообще не услышала ничего внятного.
Курсанты промолчали, опустив головы.
— В общем, так, — подвела итог Лаврова. — Продолжайте разрабатывать свои версии. Миско, включите свою гениальную логику и постарайтесь догадаться, где находится машина Пашкова, раз уж вы так настаиваете, что он сам ее у себя угнал. Варя и Денис, поговорите с родственниками, знакомыми, коллегами Тарасова. Все данные возьмете у Захоронка. Никишина и Шишкарев, поскольку версий у вас нет, поднимите сводки происшествий, проверьте, не было ли похожих случаев. Долгов, поищите что-нибудь в интернете на Тарасова, кроме пресловутого блога. А мы с лейтенантом Захоронком подробнее изучим биографию Соболевой и Тарасова, может, найдем общие точки.
— А… — начал Родион вслед уже захлопнувшейся двери. Вообще-то он собирался вместе с куратором навестить Пашкова, чтобы выведать у него хоть что-то о таинственном поклоннике Соболевой. Но Лаврова, похоже, решила все переиграть, лишь бы не пересекаться с ним после вчерашнего. Ну зашибись!