— Олег, ты что творишь?! — Ткачев оттолкнул Терещенко в сторону, закрывая собой лежавшую на полу женщину. — Мы не о таком договаривались!
— А ты и повелся, — презрительно сплюнул под ноги Олег. — Эта сука заслуживает смерти, так что я тебе обещаю: ей отсюда не выбраться.
— И что ты собираешься делать, что?! — повысил голос капитан. — Предлагаешь забить ее тут до смерти? Кому это поможет?
— А кому ее чистуха поможет? — тоже заорал Терещенко, стискивая кулаки. — Ты идиот или притворяешься? Она же от всего отмажется, едва отсюда выйдет! И нас потом грохнет нахрен! Лично я на тот свет не тороплюсь!
— Нет, так нельзя, — Ткачев опустился на ящик, обхватив руками голову. — Нужно что-то придумать…
— Так нельзя? — еще больше завелся Олег. — А как можно? Ей можно было прийти к Кате и застрелить? А нам ее наказать нельзя? А не ты ли клялся убийцу на куски порезать? Так вот она, действуй! Или тебе эту тварь жалко?
Ткачев ничего не ответил, продолжая сидеть неподвижно. Думал, как умудрился влипнуть во все это, зачем связался с Терещенко, который, похоже, совсем слетел с катушек, и что теперь со всем этим делать. Нет, убивать Зимину он не собирался. Но и Олег был в чем-то прав — если она выберется отсюда, им обоим не поздоровится. На кой черт он вообще на это согласился?..
Ткачев вспомнил, как его после дежурства тормознул Олег, сказал, что есть серьезный разговор. Павел не то чтобы горел желанием общаться с бывшим соперником, но все-таки направился с ним в кафе. Там-то, прилично выпив, Терещенко и поделился своим “гениальным” планом: похитить Зимину и заставить ее признаться в убийстве Кати. Ткачев, тоже изрядно навеселе, не стал долго думать и план одобрил. Чему и сам теперь был не рад. Не факт, что Зимина признается — это раз. Скорее уж взбесившийся Терещенко ее прямо тут убьет. Если она все-таки расколется, то с этим признанием никуда не пойдешь, чтобы не подставиться, это два. И если Зимина сможет от всего отмазаться, приговор им обеспечен — это три. Веселые перспективы.
— Вот что, — произнес наконец Ткачев, поднимаясь. — Давай на ночь ее оставим одну, пусть подумает. А завтра все решим.
— Да что тут решать! — снова взвился Терещенко. — Я убью ее! А если ты такой трепетный — можешь валить на все четыре, тебя никто не держит! Только не вмешивайся!
— Отлично, — хмыкнул Ткачев, скрестив руки на груди. — Сначала ты меня в это втянул, а теперь “вали”?
— Именно. Вали. Зря я тебя вообще в это посвятил. Ты же вечно с ней как придурок носился! Зимина то, Зимина это! Да тебе же вообще плевать, что она Катю убила! А может, это вы с ней вместе придумали, а? Катя же и тебя могла сдать, вот и…
— Совсем обалдел?! — рявкнул Ткачев и, сделав шаг, схватил Олега за ворот куртки. — Ты сам себя слышишь? Я любил ее, любил!..
— Да ни хрена подобного! — зло оттолкнул его Терещенко. — Если бы ты ее любил, ты бы давно эту тварь грохнул! Жалко тебе ее, да?
— Да пошел ты! Делай тут вообще что хочешь! — Павел чертыхнулся и направился прочь из ангара.
***
Телефон с завидным упрямством твердил про недоступность абонента. За дверью квартиры царила тишина, явно говорившая, что хозяйка до сих пор не пришла. На работу Зимина тоже не вернулась, так что оставалось лишь гадать, какая такая причина заставила пунктуальную начальницу не явиться на встречу.
Ну что же, придется самому разруливать эту неприятную ситуацию с отдавшим богу (или, скорее, наоборот) душу уркой, который никак не хотел каяться во всех своих грехах. Вот только одному тут не справиться. Климов, недолго думая, набрал номер.
— Ткачев, ты где шатаешься? Быстро дуй в отдел, там наш клиент… Нет, не созрел. Перезрел скорее. Решать что-то надо. Пока Зимину дождемся, его труп пол-отдела срисует. Давай, поторапливайся.
Климов швырнул телефон на стол, сдерживая ругательства. Вот вроде понемногу все стало устаканиваться, и опять… Сначала Зимина выдала правду, отчего Ткачев чуть не тронулся умом. Потом этот уголовник, при задержании подстреливший двоих сотрудников. Теперь его труп. Да еще Терещенко куда-то запропастился, а должен был выполнить одно его поручение…
В голове что-то щелкнуло, забрезжила смутная догадка. Признание Зиминой, вечно отсутствующий на месте Ткачев, не являющийся на службу который день Терещенко… А теперь он не может найти Ирину. Неужели… Этого еще не хватало!
Климов сорвался с места, слабо представляя себе, что предпринять. Черт его знает, что пришло в больные головы этих придурков, если его догадки верны. И где искать Зимину? Или ее труп… Майор покрылся холодным потом. Ну вашу ж мать! Кто ее вообще заставлял устраивать это публичное покаяние? Ну поколотили пару “левых” человек, с них не убудет. Ну на кой черт было все это придумывать?!
Майор наконец справился с замком — руки почему-то дрожали. Развернулся и тут же столкнулся с Ткачевым.
— Зимину не видел? — вопрос сорвался раньше, чем Климов успел решить, стоит ли его вообще задавать.
— Нет, а что? — вроде бы спокойно ответил капитан, но от цепкого взгляда Вадима не укрылось, как он нервно дернул уголком губ.
— Ну как что? Тут такое творится, а она как сквозь землю провалилась. Телефон молчит, дома никого…
— Ну мало ли, — отмахнулся Ткачев и тут же перевел тему: — Что делать будем?
— Тут, блин, оставим, — огрызнулся майор и направился к допросной. — Олега набери, вдвоем нам не справиться.
========== Мертвые подождут ==========
Климов, выруливая на шоссе и стараясь не упустить из виду машину Терещенко, хмуро думал о том, что его подозрения, судя по всему, оправдались. Подчиненный после трудов неправедных отправился не домой, как можно было ожидать, а куда-то за город. Навряд ли на пикник на ночь глядя собрался.
Климов сбросил скорость, в очередной раз жалея, что не было возможности сменить машину. Теперь приходилось шифроваться похлеще заправского шпиона, чтобы Олег его не заметил.
Миновали оживленную дорогу, проехали какую-то лесопосадку. Терещенко притормозил так, чтобы со стороны не было видно его автомобиль, и дальше пошел пешком. Климов, выждав время, проследовал за ним.
Невдалеке показался ангар, к которому и направился Терещенко. Отпер замок и скрылся внутри. Майор приблизился к воротам, пытаясь услышать хоть что-нибудь, но разобрал только удаляющиеся вглубь помещения шаги. Помедлив, достал пистолет и, держа оружие наготове, пробрался внутрь. В полумраке не заметил на пути какую-то железяку, и Терещенко моментально отреагировал на звук.
— Выследил, сука, — процедил он, потянувшись к карману куртки. — Не зря мне этот звонок не понравился…
— Не дури, — устало приказал Климов. — Где Зимина?
Терещенко не ответил, доставая оружие. Однако предпринять ничего не успел — майор оказался проворнее. Грохнул выстрел, в гулком помещении показавшийся оглушительным. Олег покачнулся и рухнул на пол, выпуская из руки так и не пригодившийся ПМ.
Климов выдохнул, расслабляя напряженные пальцы, и уже сделал было шаг вперед, собираясь наконец осмотреть ангар, как совсем рядом вновь загрохотало железо.
***
Несмотря на дикую усталость, уснуть Ткачев так и не смог. Денек выдался более чем насыщенным: сначала вагон и маленькая тележка служебных дел, потом “веселье” в ангаре с двинувшимся Терещенко, затем возня с трупом, заботливо перекинутая Климовым на их с Олегом плечи… Неудивительно, что после всех приключений глаза просто слипались, а шевелиться и вовсе не было никакого желания. Но вот заснуть почему-то никак не получалось.
Зачем он отпустил Терещенко одного? Тот ведь действительно, не раздумывая долго, насмерть забьет Зимину. И почему это его так волнует? Он же хотел наказания для этой суки, и чем подобная смерть не наказание? Тем более самому ничего не придется делать, не нужно снова испытывать себя на прочность… Но нет, Ткачев так не мог. Да, он ненавидел Зимину за все, что она сделала, но в то же время за это самое “все” был ей благодарен. Сколько раз она помогала каждому из них? На что готова была, чтобы защитить? Она ведь и Катю убила ради этого, как ни гадко признавать. Можно сказать, выкупила их свободу, в том числе и Ткачева, ценой Катиной жизни. Так имеет ли он право обвинять ее во всем? И тем более выступать в роли судьи? Кто дал им с Олегом право распоряжаться чужой жизнью? Месть… Громкое, но бессмысленное слово. Он может придумать сотню способов наказать Зимину, но Катю это уже не вернет. И чем он тогда лучше? Хуже, во много раз хуже. Зимина хотя бы смогла признаться во всем, пусть и спустя время, но все же смогла. А он… У него даже не хватило духу присутствовать при “наказании”, которого так жаждал совсем недавно. Слабак, и правда слабак.
Ткачев резко сел, раздраженно смахнув на пол лежащие на тумбочке предметы. Нашарил ключи от автомобиля, оделся, машинально убрал за пояс пистолет и вышел из квартиры. Он не представлял, что скажет Олегу, что сможет предпринять, чтобы разрешить эту идиотскую ситуацию, возникшую не без его участия, но знал, что не имеет права делать вид, будто его это все не касается.
***
Что-то было не так. Едва Ткачев открыл ворота ангара, как сразу почувствовал неладное — сработало оперское чутье. Неужели опоздал? В груди противно похолодело, но Павел заставил себя сделать несколько шагов и застыл. В слабом свете мобильника на грязном полу явственно различались контуры тела. Олег. И более чем явно мертвый.
— Кто здесь? — крикнул Ткачев, резко выпрямляясь и с профессиональной быстротой вынимая пистолет. В ответ не раздалось ни шороха. Неужели уже ушел? Нет, вряд ли, похоже, Олега убили совсем недавно. Кто-то его выследил? Впрочем, не время сейчас об этом размышлять. Перспектива стать следующим Ткачева совсем не вдохновляла.
— Кто здесь? — еще громче повторил он, осторожно двигаясь в сторону и пытаясь уловить хоть какой-то шум. Но нет, ничего. То ли вновь так не вовремя ухудшился слух, то ли неизвестный очень хорошо прятался — Ткачев не услышал ни звука. Постоял немного, пытаясь различить хоть что-нибудь, и вдруг услышал слабый стон за спиной. Резко повернулся, делая пару шагов, и едва не споткнулся обо что-то, точнее — кого-то. Опустился рядом, моментально забыв о том, что поблизости, возможно, находится убийца.
— Ирин Сергеевна, вы меня слышите? — задал глупый вопрос, первым пришедший в голову. Схватил за руку, нащупывая пульс, с каким-то внезапно захлестнувшим всепоглощающим страхом опасаясь, что тот не бьется. И даже не удивляясь тому неожиданному облегчению парой мгновений позже, когда понял, что Зимина жива. Моментально поднялся, собираясь сию же секунду схватить ее в охапку и убраться отсюда куда подальше и как можно быстрее. Очнулся, вспомнив что-то, вернулся к телу Терещенко, обследовал карманы, с трудом найдя ключ от наручников, и вскоре уже выходил из ангара, держа на руках женщину, которой всего несколько дней назад так неистово желал смерти.
Ткачев позволил себе с облегчением выдохнуть только когда добрался до машины и уложил Зимину на заднее сиденье. Пока выезжал на дорогу, лихорадочно прокручивал в голове свои дальнейшие действия. В больницу Зимину нельзя, мало ли как все повернется, даже “корочки” не помогут. Но и без присмотра ее не оставишь, раз уж ввязался во все это — нужно идти до конца. Да и как знать, может, его раскаяние засчитается и убивать его будут не больно. Ткачев невесело хмыкнул и прибавил скорость. Про “убивать” он еще подумать успеет, сейчас есть задача поважнее.
До квартиры, как ни странно, добрались без приключений, даже гаишники ни разу не тормознули. Ну хоть что-то хорошее за весь этот сумасшедший день. Если вообще подобное определение можно было применить ко всему происходящему в последнее время. Интересно, а кто же все-таки Олега?.. И что с ним теперь делать? Не оставлять же в ангаре? А если найти тело, то как все потом объяснить? “Мы тут Зимину пытали… я вернулся и нашел Терещенко с простреленной башкой”. Гениально. Ткачев фыркнул и наконец уложил начальницу на постель. Снова накатила невероятная усталость. Понимал, что по-хорошему нужно осмотреть Зимину, оказать помощь, потом что-то придумать с телом Олега… Но сил не было совершенно. Поспать бы пару часов. Зиминой вряд ли станет хуже, если ее сейчас не тормошить, а мертвые, как любит говорить товарищ полковник, подождут.
Ткачев еле добрел до дивана и, рухнув на покрывало прямо в одежде, моментально, словно в бездну, провалился в сон.
========== Чистосердечное признание ==========
Ткачев проснулся от грохота, в тишине квартиры показавшегося чересчур громким. Несколько мгновений пытался сориентироваться и стряхнуть вязкую, обволакивающую сознание дремоту. Наконец поднялся и пошел на шум, в темноте стараясь не налететь на мебель, что спросонья оказалось весьма сложной задачей. Добравшись до спальни, с трудом нашарил на стене выключатель и сразу же выхватил взглядом Зимину, пытавшуюся подняться с пола. Моментально оказался рядом, помогая сесть обратно на постель, спросил, даже не замечая прорвавшегося в голосе волнения:
— Ирин Сергеевна, все порядке?
Конечно, она была в полном порядке. Если забыть про ноющие ребра, головокружение, никак не стихающую дрожь во всем теле и жуткую слабость. В других обстоятельствах Зимина не преминула бы съязвить по этому поводу, но с разборками все-таки можно было и подождать немного.
— Пить… — слабо произнесла Ирина Сергеевна, ненавидя в этот момент и собственную беспомощность, и придурка Ткачева, заварившего всю эту непонятную кашу.
— Да, сейчас, Ирин Сергевна, сейчас, — забормотал Паша, срываясь с места и одновременно торопливо вспоминая, где в доме находится минералка. Наконец составил логическую цепочку вода-холодильник-кухня, по пути едва не задев дверной косяк. Вернулся почти сразу, запыхавшийся, с уже открытой бутылкой — сомневался, что у Зиминой хватит сил справиться даже с такой простой задачей. С каким-то странным чувством смотрел, как начальница жадными глотками пьет воду, стараясь не расплескать, и ни хрена не понимал, что с ним происходит. Сколько дней прошло с того момента, как бесновался в ее квартире, желая придушить, угрожая убить? И попытался ведь потом, но так и не смог. И отдать на расправу Терещенко тоже. Даже просто оставить ее в ангаре, бросить подыхать — и то не сумел. А теперь носится с ней как последний идиот, вон как подорвался, едва попросила пить. Ну че за бред, а? Мечтал ведь, собственными руками мечтал уничтожить, а вместо этого… Жалеет? Вот уж в чем, а в жалости полковник не нуждалась никогда, и вряд ли нуждается теперь, даже когда самостоятельно не в силах пройти и пару метров.
— А теперь объясни мне, Ткачев, что за хрень происходит? — в своей обычной манере, так не вяжущейся с тихим, хриплым от боли голосом, осведомилась Зимина и взглянула на Пашу строго и даже раздраженно, как бывало обычно после какой-нибудь провинности.
— Ирин Сергевна, ну давайте не сейчас? — взмолился тот, меньше всего желая выяснять отношения с измученной начальницей.
— Ткачев! — Зимина повысила было голос, но тут же закашлялась. — Или ты мне немедленно все объясняешь, или…
— Ирина Сергеевна, а вам не кажется, что сейчас есть что-то поважнее? — оборвал Ткачев и сам удивился своей резкости. Легкое раздражение забилось внутри, желая прорваться наружу, но Павел постарался сдержать недовольство. Ну вот что она вечно из себя строит? После того, как вытащил ее, бессознательную, из этого чертова ангара, хотя спокойно мог бы оставить там; после того, как видел ее избитую, слабую, не способную даже удержаться на ногах. Ведь не может не понимать, что сейчас полностью зависит от него, но продолжает строить из себя начальницу, приказывает, чего-то требует… Это почему-то начинало ужасно бесить, но Паша сдержался. В конце концов, она не виновата, что имеет такой невыносимый характер. Хотя видеть Зимину беззащитной, даже покорной Ткачеву хотелось бы куда больше. Было в этом что-то… непривычное и очень милое, что ли.
— Ткачев, ты обалдел?! — негодующе взвилась Ирина Сергеевна, отталкивая его руки, принявшиеся расстегивать на ней пыльную, окровавленную рубашку. Паша иронично, совсем в ее стиле, приподнял бровь и насмешливо осведомился:
— Вы под душ в одежде встанете?
— Сама прекрасно справлюсь! — отрезала полковник и даже поднялась на ноги, но тут же рухнула обратно, вновь ощутив головокружение.
— Да я вижу, как вы прекрасно справляетесь, — хмыкнул Ткачев и продолжил прерванный процесс. Стянул с начальницы рубашку и не удержался, чтобы не выругаться — вполне привлекательное тело сейчас напоминало мечту садиста: сплошные синяки, кровоподтеки и ссадины. Вот же Терещенко! Маньяк недолеченный! Успел все-таки “повеселиться” между его уходом и звонком по просьбе Климова…