— Если вы знаете, где в нужное вам время была моя машина, то не можете не знать, где находился мой телефон, — Ира мимолетно похвалила себя за предусмотрительность, вспомнив, что оставила мобильный в машине. — И было это около дома капитана Ткачева…
— Проверить-то, конечно, проверим, — следователь даже не стремился скрыть недоверие, — но полагаться на показания человека, недавно бывшего в разработке, я бы не стал.
— А на что бы стали? — Зимина вздернула подбородок, с холодной издевкой осведомившись: — Может, вам следы бурной ночи продемонстрировать?..
Невозмутимый и насмешливый следователь Шилов выскочил из квартиры полковника Зиминой красный как рак.
— Ну ты артист, Ткачев! — Ира, покусав губы, все же не выдержала и расхохоталась, передразнив: — “Правда, милая?”
— А че, по-моему, удачно вышло, — тоже засмеялся Паша и взял со стола ключи. Взглянул на связку и, разом посерьезнев, повторил вчерашний вопрос: — У вас что-то случилось?
— С чего ты взял? — приподняла бровь начальница.
— Ну я же вам не Шилов, — усмехнулся Паша, пытаясь поймать ее ускользающий взгляд.
— Ткачев, за помощь и за машину спасибо, а вот лезть куда не нужно я тебя не прошу! — одернула Зимина, в голосе отчетливо засквозили металлические нотки. Паша несколько мгновений всматривался в непроницаемое лицо и наконец поднялся из-за стола, поняв, что не дождется ответа.
Легкий, но неотступный аромат, оставшийся на губах, тревожил неправильно, странно и непозволительно-сладко.
========== Часть 16 ==========
Они опоздали. Столько утомительных дней было потрачено, столько бессонных ночей… Трясли всю биографию Цаплина, пробивали друзей и сослуживцев, вплотную принялись за тех смельчаков, которые с подачи “командира” разгромили отдел, однако ничего, кроме безобидных дымовух и бутылок с зажигательными смесями, при обыске у них не нашли. Но Ира чувствовала, что все не так просто, что есть что-то еще, точнее, кто-то — не забавы же ради Цаплин хранил у себя в гараже оружие и взрывчатку. Значит, где-то должно рвануть, причем в самом прямом смысле этого слова.
Чутье снова не подвело. Ира, вылетев из служебной машины на заполненную людьми улицу, успела подумать, что это уже слишком.
— Что там? — спросила требовательно, не обращая внимания на суетящихся вокруг — кинологи с собаками, группа захвата, какие-то штатские…
— Да псих какой-то в здание с оружием пробрался. Охранник его засек, успел тревогу поднять, а потом его и…
— Ясно. — Тяжело выдохнула, на мгновение зажмурившись. — Что-то требует?
— Ничего. Молчит, сволочь. Наш переговорщик пытался в разговор вступить, так он гранату из окна выбросил.
— В здании кто-то есть?
— Директор, несколько учителей, насчет детей пока не ясно, выясняем. Но группа уже наготове, так что если что…
Если что, зло передразнила Ира. Как будто сейчас ничего не происходит! Чертыхнувшись сквозь зубы, полезла обратно в салон. Несколько минут бессмысленно наблюдала за суматохой, пока от ряби камуфляжей не начали слезиться глаза. Почему-то вспомнилось происшествие почти год назад, когда ее сын оказался в заложниках психа с ружьем. Как, окаменев от страха, не могла даже осознать в полной мере серьезность происходящего, отработанно раздавая приказы, ожидая новостей. Как Ткачев, даже не позаботившись, чтобы надеть броник, рванул туда, в самую гущу событий, не дожидаясь ее просьбы; как за секунду до того, как заключить сына в объятия, успела встретиться с Пашей взглядом, без слов благодаря, — он даже не догадывался, наверное, сколь много сделал… Встряхнувшись от ненужных воспоминаний, привычно нащупала в сумочке пистолет и, больше не медля, вновь выскользнула наружу.
— Ирин Сергевна, вы куда? — Ира готова была поклясться, что еще минуту назад его не было в этой тусклой круговерти деловитых лиц, но сейчас Паша стоял у самых дверей и явно не собирался ее пропускать. Медленным, недоверчивым взглядом окинул хрупкую, натянуто-собранную, решительную фигурку, не сразу понимая. — Вы… вы чего, с ума сошли совсем?! Да он же псих! Шагу сделать не успеете, как он вас и всех остальных положит!
— Я просто с ним поговорю. — Спокойный, словно замороженнный голос; ложь — такая беззастенчивая и откровенная, что захотелось скривиться. — Он же не дурак, чтобы в оцеплении, на глазах у всех, убивать полковника полиции.
— Да вы сами-то слышите, че несете? — Невольно повысил голос, поддаваясь постепенно закипающему раздражению. — Да ему же вообще на все плевать, грохнет и не посмотрит, кто перед ним! Вам чего, совсем жить надоело?!
— Пропусти, — заледеневше-тихо, холодным и твердым взглядом ввинчиваясь в горяще-темные омуты напротив. Легко, словно он был какой-то декорацией, отодвинула в сторону, переступая порог.
Паша завис лишь на долю секунды, тут же яростно выругавшись и бросаясь следом.
Двое в форме, застывшие у лестницы на второй этаж, даже не пошевелились, пропуская их. Ира остановилась, переводя дыхание — отчего-то вдруг стало больно дышать, а сердце колотилось как обезумевшее — уж явно не от того, что преодолела несколько ступенек. Сбросила туфли, чтобы не выдать себя грохотом каблуков; сжала в руке пистолет — холод металла придал трезвую четкость мыслям.
— Это безумие, — горячие пальцы стальной хваткой стиснули локоть. Обернулась, даже не вздрогнув от этого бесцеремонного жеста, взглянула все с той же мертвенной невозмутимостью и равнодушной уверенностью, только из самой глубины глаз на миг полыхнуло, обожгло недовольством.
— Ты-то чего поперся?
Торопливо выпустил руку, так ничего и не ответив, двинулся дальше, держась впереди начальницы.
— И чего теперь? Душеспасительные беседы с психом будем вести и дожидаться, когда и нам гранатой прилетит? Или что?
Ничего не отвечая, приостановилась, взглядом безошибочно находя нужную дверь — обострившийся слух уловил тихое жалобное хныканье. Оценивающе осмотрелась, повернулась к Ткачеву.
— Дверь хреновая. Справишься?
Молчаливый кивок.
— Только имей в виду, у нас один шанс, и тот на эффекте неожиданности. Не было бы там заложников… — стиснула зубы, зло выдыхая, — лично бы ублюдка…
Распаляется, понял Паша. Накручивает спасительный отрезвляющий гнев, помогающий сосредоточиться и не позволяющий задуматься над происходящим и над последствиями.
На миг замерла, вдруг протянула руку, касаясь плеча и чуть заметно кивнув.
— Ну, с богом, — одними губами, вскидывая пистолет и прижимаясь к стене у самой двери.
А дальше все мелькнуло обезумевшим калейдоскопом — с треском обрушенная дверь, зажатая граната в руке захватчика, удар, брызнувшие в стороны осколки оконного стекла, оглушительный грохот, дым, опаляющий лицо жар… Паша успел только рухнуть на пол за мгновение до того, как уже в воздухе за окном разорвалась граната.
— Товарищ полковник, это, конечно, было круто, но… — командир группы захвата выразительно взглянул в сторону Ткачева. — А ты, парень, вообще псих. А если б не успел? Если бы граната у тебя в руке взорвалась? Чего вы вообще полезли?..
— Кажется, нас только что назвали психами, — хмыкнул Паша, едва ворчливый командир скрылся из виду. Зимина медленно опустилась на заднее сиденье рядом, прикрывая глаза.
— Ткачев, давай напьемся, а?
— Хорошее предложение. Отказываться я, конечно, не буду, — слабо усмехнулся в ответ и сжал узкую подрагивающую ладонь своей только что заботливо перебинтованной рукой.
Подвиги сближают, твою мать.
***
— Ирин Сергевна, еще одна порция и мне завтра снова придется устраивать у вас вытрезвитель на дому, — без улыбки предупредил Паша, наблюдая, как стремительно пустеет бутылка. Зимина неопределенно дернула плечом и отломила кусочек шоколада, сбивая сладким навязчиво-терпкий привкус алкоголя. Паша, помедлив, набросил на чуть заметно дрожащие плечи свою куртку и застыл, не убирая рук; не дождавшись протеста, притянул, обхватывая рукой, — Зимина даже не дернулась.
— Вы сумасшедшая, Ирина Сергеевна, — произнес очень тихо почти в самые губы. Колотило от странного, бешеного азарта, вспенивающего кровь адреналина, но больше — от страха. И вовсе не за себя — еще один повод для выжигающей самоненависти.
— Сам-то, — бледные губы дрогнули в подобии усмешки. — Чего потащился? Еще и граната эта…
— Ну а как по-другому? — Прижал ближе, крепче, теснее, снова не осознавая, что творит — он не мог помнить в такие моменты, как тогда, видя ее спящей в своей постели, или как сейчас, боясь разжать руки. — Куда вы, туда и я. Иначе никак.
— Как нитка с иголкой? — тихо усмехнулась в тонкую ткань футболки, чувствуя под щекой лихорадочные удары сбивчиво грохочущего сердца.
— Может быть. — И, почти касаясь губами растрепанных, пахнущих пылью и почему-то земляникой волос, сдавленно выдохнул, испуганно-восхищенно повторив: — Сумасшедшая…
***
Наверное, это действительно было безумием, глупостью, самоубийством — как угодно. Но что-то вело ее, спокойно, решительно, безрассудно, с того самого случая в ангаре, и продолжало вести теперь. Что-то глупо-жертвенное, неосознанное, инстинктивное, не имевшее ничего общего с ледяной расчетливой жесткостью, въевшейся в самую ее суть. И когда поймала чужую пулю, спасая Паше жизнь, и когда сидела у него в квартире, отлично осознавая, что он выставит ее при первой возможности; и когда готова была разделить с Климовым всю вину, лишь бы не пострадали другие; и когда собиралась без размышлений убрать Вадима, лишь бы снова не пострадал Паша; и когда, даже не задумываясь над другим, менее кровавым и опасным вариантом, согласилась выполнить требование неизвестного, приказавшего ей убить человека, если хочет сохранить жизнь Ткачеву. Может и был иной выход, может и не так страшно все было на самом деле, — она не осмелилась проверять, рискуя его жизнью. И сегодня снова…
Сегодня она снова совершила очередную глупость, теперь уже вместе с ним, безрассудно бросившимся следом. Зачем он это сделал? Сумасшедший мальчишка…
— Ир, ты, по-моему, меня не слушаешь, — с мягкой укоризной заметил Андрей, откладывая вилку и внимательно глядя на нее. — Что-то случилось?
Проще сказать, чего не случилось, хмыкнула про себя Ира. Протянула руку, находя ладонь спутника, легонько сжала, взглянув в глаза особенным, неотрывным, многозначительно-обещающим взглядом. Андрей вряд ли понял, чего она хочет, но послушно подозвал официанта, успев бросить на Иру озадаченный взгляд.
— Ты сегодня какая-то не такая, — произнес осторожно, едва очутились в машине. Ирина, ничего не отвечая, с вкрадчивой требовательностью потянулась к нему, дразнящими движениями пальцев поднимаясь по плечу, затем немного в сторону, наконец нащупывая в полумраке пуговицу мужской рубашки и ловко, без малейшей дрожи, расстегивая ее.
— Ир, ты что… Прямо здесь… — вздрогнул, торопливо перехватывая ее руку.
— А что такого? — каким-то несвойственно-хищным, ласково-мурлыкающим голосом протянула Ира едва слышно. — Мне сегодня так хочется… не по правилам…
Не получив отклика, разочарованно вздохнула, выпрямляясь и возвращая на лицо маску хорошей разумной девочки — от привычной роли сегодня мутило. В крови все еще бушевал какой-то ненормальный азарт, а скопившееся, переполнявшее до краев напряжение рвалось наружу — дико, яростно, сумасбродно. Хотелось какого-то безумия, необдуманности; даже близости хотелось иначе — горячо, крышесносительно, ненормально, до слабеющих ног, до тумана в голове, до полной неспособности мыслить… Но она, похоже, совершенно забыла, что такое Андрей.
— Ир, Ир, подожди… — Ирина первой выскользнула из кабины лифта, позволяя обалдевшему от ее напора Михайлину немного прийти в себя. Уже нашарила в сумочке ключи, как вдруг:
— Здравия желаем, товарищ полковник!
Два салаги-пэпээсника, тащившие с верхнего этажа какого-то пьяного в лоскуты типа, притормозили, вытянувшись в струнку и беззастенчиво таращась на одетую в шикарное вечернее платье суровую начальницу.
— Не понял? — медленно переспросил Андрей, когда стих торопливый топот форменных ботинок. Ира со вздохом толкнула дверь квартиры.
— Кажется, нам пора поговорить.
========== Часть 17 ==========
Андрей ушел, хлопнув дверью, не поскупившись на прощание на целый набор возмущенно-патетических реплик, суть которых состояла в том, как он ошибся и какой она оказалась гениально-артистичной лгуньей. Ира, стоя в прихожей, с кривой усмешкой подумала, что узнанная им случайно правда ничто по сравнению с тем, что ей еще приходилось и приходится скрывать. Интересно, в какой бы шок впал добропорядочно-правильный до оскомины Андрэ, выясни он случайно, что лже-юрист, полковник полиции — безжалостная убийца, “крестная мама”, держащая железной хваткой целый район, руководитель “кружка по интересам”, решающего, кого казнить или помиловать…
Окинув взглядом накрытый стол — ваза с фруктами, бокалы и бутылка вина, — Ирина отошла к окну, вытянула из лежащей на подоконнике пачки сигарету, с наслаждением затянулась, выпуская дым в стылый вечерний воздух. Обнаженные плечи опалило прохладой, босые ступни моментально замерзли, но она не потрудилась даже просто протянуть руку и закрыть окно. Сковавшее равнодушие прорезала лишь досадливая мысль, что, ввязавшись в эти отношения, которые даже и отношениями-то нельзя назвать — так, физиологическая потребность, — вновь вспомнила о женской стороне натуры: то, чем не заморачивалась целых два года, после расставания с Глухаревым погрузившись в решение проблем, а затем в борьбу с “палачами”. “Может, на мальчиков по вызову перейти, когда уж совсем припрет?” — посмеялась про себя Зимина, совсем не чувствуя ни малейшего разочарования или чувства вины. А ведь казалось, что в какой-то мере привыкла и привязалась к Андрею, не единожды помогая и довольствуясь редкими необременительными встречами. Правда, эти встречи, кроме беззаботно-пустых разговоров и “физиологии” на слабую троечку не приносили ничего особенного, так ведь и она уже давно не юная школьница, чтобы ожидать любви до замирания сердца и секса до фейерверков перед глазами…
— Напиться, что ли? — хмыкнула вслух Ира, устраиваясь с бокалом на диванчике и вытягивая ноги. На мгновение мелькнула мысль, не позвать ли Лену, но тут же отпала: изливать душу, выкладывать все подробности… Да ну это все. Не то у нее настроение, слишком устала.
Настойчивый и раздраженный звонок в дверь поставил окончательный крест на перспективе спокойно провести остаток вечера.
***
Все пошло прахом. Он догадывался, предвидел, что это запутанное, нелогичное дело будет не из простых, что немало усилий нужно будет приложить, чтобы разобраться, что не один конфликт с вышестоящими придется пережить и отразить. Но он точно не ожидал, являясь с докладом к своему непосредственному начальнику, что вместо скупой похвалы и дальнейших распоряжений услышит раздраженно-недовольное “Отставить”.
— Не понял? — Шилов медленно выпрямился, непонимающе взглянув.
— Чего ты не понял? — поморщился начальник с таким видом, словно отмахивался от назойливой мухи. — Приказано дело передать другому следователю, а тебя отправить на борьбу с провинциальной коррупцией, так сказать. Чтобы простые люди, так сказать, видели, что не зря мы свой хлеб едим. И чтобы престиж отдела поднимать, так сказать.
— Но я же…
Он мог сказать много чего о том, сколько времени и сил вложил в это дело, о том, что у него имеется куча интересных соображений, догадок, версий, идей, как и на чем можно зацепить Зимину и ее команду; что это дело он вел с самого начала и по меньшей мере странно отдавать его кому-то другому… Но он не сказал. Потому что начальник, вроде как сочувственно-понимающе качнув головой, помедлив, признался:
— Приказ сверху. Спорить, как ты понимаешь, я не могу. Есть еще вопросы?
Вопросов у Шилова не было. Кроме одного, возмущенного и вместе с тем восхищенного: как это Зиминой удалось?
***
Паша отлично понимал, что, сколько бы ни пытался выяснить у Зиминой, что происходит, ответом в лучшем случае окажется ледяное молчание. Но ведь что-то было! Что-то, из-за чего он оказался в камере без каких-либо объяснений на целую ночь наедине с тремя отморозками; что-то, почти незаметно сломившее отрепетированную, непробиваемую выдержку железного полковника — что-то страшное и непоправимое; что-то, о чем он мог только догадываться, но чего не мог понять.