Лаванда всхлипнула, и в растревоженный собственными чувствами мозг Гермионы все же пробралась её фраза, произнесенная драматичным, полным боли шепотом.
— Он меня как будто не заметил, понимаешь? И сказал, что хочет познакомиться с Ромильдой Вейн! Она же малявка!
Гермиона отложила книгу в сторону и встала с кровати. Парвати выдала что-то стандартно утешающее, и Браун продолжила:
— Мне кажется, что он меня больше не, — она всхлипнула, — не люби-и-ит.
— Лаванда, погоди, что ты сказала про Ромильду Вейн? — догадка поразила её так внезапно, что вмешалась Гермиона просто по привычке. Она же всегда во все лезла.
Браун, как будто только сейчас поняла, что Грейнджер тоже живет в этой комнате и вообще существует, судя по мутному взгляду, но все же ответила:
— Рончик сказал, что Гарри хочет познакомить его с ней. И он так это сказал, — она попыталась сказать это с придыханием, но вышло скорее с отдышкой, с учетом, что плакала она вполне натурально — с потекшей тушью и соплями.
— О, тогда, думаю, тебе не о чем беспокоиться.
— Да что ты такое говоришь, Гермиона! — вмешалась Парвати.
— Я серьезно, Рон наверняка просто съел что-нибудь с подмешанным любовным напитком. Ромильда вечно пыталась что-то подсунуть Гарри перед Рождественской вечеринкой Слизнорта. Может остались какие-то конфеты, и Рон просто съел их, не разобравшись. У него же сегодня день рождения.
Да, она все же купила ему подарок. Но так и не придумала предлог, чтобы отдать его и не выглядеть при этом глупо. Лаванда и Парвати переглянулись.
— А куда они шли? — растерянно пролепетала Браун.
— Наверное, за противоядием. Вряд ли Гарри в восторге от Рона, сходящего с ума по Вейн, — он и от Рона, обжимающегося с Лавандой на каждом шагу, уже нервный тик ловил, а тут вообще край. — Думаю, на завтраке все прояснится окончательно. Не переживай.
Лицо Лаванды прояснилось. Она побежала в ванную приводить себя в порядок, а Гермиона переглянулась с Парвати и улыбнулась. Патил теперь постоянно чувствовала себя третьим лишним, так что тоже особых восторгов по поводу увлеченности Браун не испытывала, хотя подругу, конечно, всегда поддерживала. В Большой зал они спустились втроем, как будто хорошо общались. И даже дождались новостей, вот только ни Гарри, ни, тем более, Рона не увидели — про отравление им рассказала Джинни, у которой от ужаса тряслись руки.
Вскоре руки затряслись и у самой Гермионы, хотя внутри неё все наоборот застыло, как будто скованное льдом. Вокруг стояли разговоры, Гарри пересказывал случившееся уже вторую сотню раз, Джинни, казалось, становилась все бледнее и бледнее, да так, что на лице её, казалось, остались одни глаза да веснушки. Мадам Помфри уверяла их, что кризис прошел, и Рон обязательно поправится. А Гермиона думала о том, насколько же близко ходит к ним смерть и те, кто её сеет. Малфой, Пожиратели, Воландеморт, все они. И она во всем этом совершенно бесполезна со своими книжками и удивительными способностями, которые ни Белл, ни Уизли никак не помогли и не могли помочь в принципе.
Одно обнадеживало: покушение то ли на Гарри, то ли на Слизнорта, то ли на Дамблдора опять было нелепое и непродуманное. Слишком много ходов, слишком затянуто. И все же, это была попытка убить, которая лишь чудом не увенчалась успехом.
Их пустили навестить пострадавшего в больничном крыле только к вечеру. Рон позвал её во сне, среагировав на голос, и сердце болезненно сжалось. Не время опускать руки и корить себя за ничтожность, тем самым скидывая и ответственность.
Правда, ещё и Хагрид подкинул дров, рассказав про ссору Снейпа и Дамблдора, как обычно, проговорившись. Что там надумал Гарри, было и так понятно — Снейп опять попал под подозрения. А она вот была уже не так уверена в том, кто тут злодей, условно говоря. Гермионе казалось, что все они, как говорится, заложники ситуации. Даже всемогущий Дамблдор, который не мог почему-то остановить несовершеннолетнего Драко Малфоя никоем образом. А нужно ли ему это было? Может, бездействие тут было меньшим из зол?
Директор же тоже ходил по краю. Ему совершенно точно было не плевать на Кэти и Рона. При том, что их смерть (она поежилась просто от одной мысли об этом) сулила куда большие проблемы, чем просто сожаления и муки совести. Хогвартс наверняка закроют или хотя бы попробуют закрыть в связи с гибелью ученика, подобная история уже была в год открытия Тайной комнаты. И сейчас они все находились в каком-то странном подвешенном состоянии.
Получалось, что у Дамблдора или действительно не было веских доказательств против Драко (Снейп недостаточно тщательно занимался этим вопросом?), или он тянул время. Очевидно, если Малфой будет удален из игры, то его делами, что бы он там не планировал добиться, просто займется кто-то ещё. И не факт, что следующий сценарий будет развиваться лучше. По крайней мере сейчас директор хотя бы удерживает свое положение и школу на плаву, а там — кто знает?
До Гермионы дошло, что она воспринимает виновность Малфоя уже как что-то само собой разумеющееся. Гарри все-таки добился своего. А вот со Снейпом все было очень непросто. По сути, сейчас у них было доказательство, что не такие уж безоблачные отношения у него складывались с директором. Очевидно, там были свои проблемы, о которых им, как и всегда, никто и ничего рассказывать не собирался. Но был ли повод видеть в этом что-то большее, чем просто рабочий конфликт из-за очередной тяжелой ситуации, в которую они попали? Гермиона не могла и, честно говоря, не хотела верить, что Снейп обманывает доверие Дамблдора. И её доверие. Оставалось только надеяться, что Гарри тоже не будет рубить сплеча. Хотя бы потому, что он успел спасти Рона только благодаря Принцу-полукровке, как бы слабо не звучал этот аргумент относительно взрослого Снейпа.
Когда они все, кроме Рона, конечно, наконец-то вернулись в свои спальни после этого длинного дня, Гермиона чувствовала только опустошение. Но Лаванда приглушенно плакала в своей постели, и эти подвывания быстро начали её раздражать. И провоцировали тоже пустить слезу. Нет-нет, сидеть в обнимку с Браун и оплакивать Рона, как будто его жизни до сих пор что-то угрожает, Гермиона не собиралась.
Запустил ли этот всплеск эмоций эпизод, или просто так совпало, но все звуки в комнате резко пропали, и она, как будто только этого и ждала, незаметно покинула спальню. В гостиной Гарри застыл посреди разговора с Маклаггеном. Вот же стервятник! Уже прослышал, небось, что Рон выбыл и захотел восстановить свою спортивную карьеру, Гермиона была в этом уверена. Ей пришлось подождать, пока они уйдут в спальни мальчиков, и только тогда сбежать наружу. Полная дама мирно спала.
В общем коридоре оказалось пусто, но испытывать судьбу Гермиона не стала и зашла в первый же подвернувшийся пустой кабинет. С Филчем им сегодня уже пришлось столкнуться, возвращаясь из больничного крыла, и повторять этот опыт у неё не было никакого желания. Когда минут через пятнадцать дверь приоткрылась, она почти не удивилась.
— Уверен, на плече у мистера Поттера рыдать вам было бы куда удобнее, чем в таких, — видимо, Снейп оглядел пыльный, запущенный класс, — стесненных условиях.
— Я не люблю плакать на плечах у кого бы то ни было, — ну, может, Лавгуд была в этом не плоха.
— Боитесь показаться слабой?
— Да не то чтобы, просто, — она вздохнула. — Я всегда была своим парнем. Свои парни не пускают слезу, если что-то идет не так, а действуют.
— И как же вы планируете действовать? — с насмешкой спросил он, но ей почудилось за этим что-то большее.
— А вы? — Гермиона сидела к нему спиной и только сейчас обернулась.
========== 11. Невербальные намеки ==========
Когда она смотрела на Рона, лежащего на белых простынях, осунувшегося и беззащитного, она была готова на все, чтобы спасти его. Гермиона знала, что пойдет за ним и Гарри и в огонь, и в воду, всегда, в любой ситуации. Они были неотъемлемой частью её жизни, были её семьей, пусть не биологической, но магической уж точно. Но если Гарри Гермиона легко могла назвать братом, то в Рона она влюбилась определенно не по-родственному и уже достаточно давно.
Это было совсем не так, как пишут в книгах. Никаких искр между ними, никакого пожара, просто дружба, которая постепенно переросла во что-то более сильное. Она не краснела каждый раз, когда он смотрел на неё косо, как будто задумавшись, не вздрагивала от любого случайного прикосновения, но что-то тянуло её к нему. Гермиона хотела бы стать для него особенной. Хотела бы, чтобы он целовал её, как целовал в свое время Крам, симпатия к которому была легкой и приятной.
А вот с Роном они свое общение во многом строили на конфликтах. Гермиону бесило в нем все, от глобальных вещей, вроде характера, до сущих мелочей. Она раздражалась из-за его шуток, лени и привычки спускать все на тормозах. А однажды взбеленилась за завтраком только потому, что Рон не так держал вилку. Ей все время хотелось его построить и привести к своему идеалу, он был с этим не согласен и успешно защищался. О да, Рон умел уязвить и не стеснялся этим пользоваться, отбиваясь от её занудства.
Честно признаться, она не понимала причину своих чувств к нему. И не понимала его отношения к ней. Они оба не знали, что со всем этим невысказанным делать. Ей хотелось близости, какого-то признания, он тоже хотел доказать, то ли ей, то ли всем вокруг, что чего-то стоит. Вся эта история с Лавандой… В этот момент ей стало почти жаль Браун, она ведь стала не целью, а средством, что звучало весьма обидно. Рон поступал с ней некрасиво, даже если она сама прыгнула к нему в объятия.
Какие же они с Роном все-таки дураки! Оба. Может, он и был неотесанным тугодумом, но обвинять только его все равно не получалось. Все же её взвешенная оценка и глубокомыслие были хороши только в теории. А в реальности эти мудрые размышления превращались в бесконечные обиды, месть и глупые придирки. Конечно, когда-нибудь они к чему-нибудь придут и этим не самым простым путем. Либо разбегутся и потеряют связь окончательно, либо все же найдут взаимопонимание. Но…
Но что-то вдруг изменилось. Непонятно, как и когда. Совсем незаметно. Просто то тут, то там мелькали те самые искры. А потом Гермиона подловила себя на мысли, что хочет, чтобы её поцеловали. Вот только не Рон. По крайней мере, не только он. И сама по себе эта, в общем-то, не опасная мысль привела все к катастрофе. Она сместила хрупкое равновесие её чувств в новую, пугающую сторону.
Все то, что так манило её ещё в начале учебного года, вдруг потеряло свою безусловную привлекательность. Как все же отличается оценка происходящего, когда у тебя есть лишь одна цель и когда их несколько. В условиях выбора, нет-нет, но начинаешь сравнивать, соотносить, расставлять приоритеты. Даже если дело касается тех же поцелуев.
Сцены близости между Роном и Лавандой, которые все имели неудовольствие наблюдать регулярно, выглядели отвратительно. Не то чтобы она совсем не хотела оказаться на месте Браун. Конечно, хотела, уж наедине с собой Гермиона это признавала. Но Рон явно не был мастером ухаживаний, и его прикосновения виделись ей неловкими и не самыми приятными. Это не смущало Гермиону до поры до времени, она ведь и сама не имела какого-то особенного опыта в амурных делах. Но как только приоткрылась даже не иная возможность, а скорее мечта об альтернативе, ей пришлось признать страшную истину из той области человеческих взаимоотношений, о которой она обычно почти не думала.
Рон Уизли её не возбуждал. То есть не то чтобы совсем, но явно не так, как должен был, если судить по тем же книгам. Романтическая чушь из всяких женских журналов и романов, конечно, не являлась достоверным источником информации. Но даже глядя на то, как ведут себя другие влюбленные парочки, Гермиона понимала, что у неё нет и тени этого стремления прикасаться и дарить прикосновения. Она испытывала к Рону чувство скорее теплое, чем, условно, страстное. Ей виделось в этом что-то высокое, чистое, но, в то же время, она ощущала себя немного обделенной.
Потому что желание испытывать она могла. И ещё как! Понимание этого, наверное, все окончательно и разрушило, ввергнув её в состояние неопределенности. Так ли ей был нужен Рон, если ей хотелось близости с другим человеком?
Иронично, но он тоже её раздражал. Видимо, у неё самой в мозгах было что-то серьезно не так. Получалось, она обращала внимание на людей, которые могли вступить с ней в конфликт. Не в глобальном смысле, конечно, скорее это относилось к силе личности и умению дать отпор. Гермиона так привыкла что-то кому-то постоянно доказывать и ждать похвалы, что полное согласие, мир и покой, как в случае с Невиллом, были ей банально не интересны.
Снейп на её вопрос, ожидаемо, не ответил. Вскрывать карты и спрашивать что-то напрямую не имело никакого смысла, а в покере она была не сильна. Гермиона хмыкнула и повернулась к нему полностью.
— К тому же Гарри занят. К нему на уши присел Маклагген, наверняка выпрашивает себе место вратаря. Так что если Кормак в ближайшем будущем трагически погибнет, сорвавшись с метлы и свернув себе шею, то… ничего вы не докажете, потому что вся команда друг друга прикроет.
— Следующий матч Гриффиндор проиграет, — спокойно отметил Снейп.
— Не то чтобы мне было не плевать, но да, думаю, проиграет.
— Не болеете за свою команду?
— Не люблю квиддич в принципе. И метлы сами по себе.
— Не умеете летать?
— Постольку-поскольку, — фыркнула она, почти прервав серию отрицаний. — Не люблю ощущение полета. Поэтому хочу освоить трансгрессию в первую очередь. Правда, пропуская занятия, вряд ли я быстро этого добьюсь.
Снейп смерил её взглядом.
— Хотите попробовать сегодня?
— Как скажете, сэр, — она спрыгнула с парты и выпрямилась. — Хоть прямо сейчас.
— Вы легко одеты.
— Март же на дворе, — в её голосе прорезался сарказм. — Думаю, переживу.
— Вам стоит умыться.
Она фыркнула.
— Если вы согласны подождать.
— Полагаю, сегодня уже не произойдет ничего, что потребует моего внимания.
Она пожала плечами. Да, крайне маловероятно, что чья-то жизнь опять подвергнется опасности. Это слишком даже для Хогвартса.
— Куда мне подойти?
— Через сорок минут к воротам. У нашей охраны как раз пересменка.
Её тренировки дезиллюминационного заклинания дали свои плоды — она не испугала проснувшуюся (или так до сих пор не уснувшую?) Лаванду и вполне бодро покинула спальню, похватав свои вещи и переодевшись в пустой ванной. В гостиной, слава Мерлину, никто уже не телепался, так что с этим проблем не возникло.
Когда Гермиона незримой тенью скользила к воротам, она все же немного нервничала, уходя так далеко от родной башни. Но все равно твердо шагала вперед, несмотря на то что, если судить объективно, как профессор и намекал, это действительно было и опасно, и неуместно. Снейп был Пожирателем-смерти-вроде-как-на-стороне-Дамблдора, а ещё он был взрослым мужчиной и её учителем. Ей не стоило таскаться с ним куда-то в ночи и уж тем более трансгрессировать в неизвестность. У Гермионы захватывало дух в предвкушении.
— Вы вовремя, — наверное, это можно было принять за похвалу.
Она не заметила Снейпа, пока он сам не позволил ей это. Очевидно, до такого уровня мастерства маскировки ей ещё тренироваться и тренироваться. Никакой охраны поблизости не было видно. Дежурили ли они у ворот в принципе?
— А вы думали, что я опоздаю? Взять уличную мантию и освежиться — дело пары минут.
Вместо ответа он протянул ей руку.
— Вот так сразу? — все же Гермиона немного растерялась.
— У нас не так много времени. И вам все равно ничего не нужно делать.
— Но… да, хорошо, — она схватила его за кисть, сожалея, что они оба в перчатках. — А куда мы…
Договорить Гермиона не успела. Её затянуло в воронку, сдавило, сплющило и как будто протянуло через игольное ушко. На другой стороне она пошатнулась и вцепилась в мантию Снейпа, подавшись вперед. Он все ещё сжимал её ладонь одной рукой. И придерживал за спину другой. Можно ли было сказать, что они обнимались?
— Как вы себя чувствуете?
— Голова кружится. Но лучше, чем при использовании портала, — её действительно дезориентировало и слегка мотало, но стоять, уперевшись лбом в грудь Снейпа, было вполне удобно и даже приятно. — Тогда я упала и меня подташнивало до вечера.