– Извините, – отдел кадров дальше по коридору. Вотчина Адамона Влодека забита картотечными шкафами и сонными, почти неподвижными сотрудниками – только пальцы порхают по клавиатурам под натужное гудение принтера: начальник не доверяет облачным хранилищам и заставляет копировать данные на бумагу. Вот и сейчас вручает ксерокопии:
– А могли бы отправить файл, – взвешивая внушительную стопку, по привычке шучу я. Адамон со вздохом снимает очки и протирает салфеткой. Обычно чистый стол завален бумагами, даже золотая табличка с именем похоронена под пакетом из кафетерия. От мужчины пахнет потом и сигаретами. Он тянется за пачкой, а заглянув внутрь, раздраженно сминает:
– Это формальность, Даниель. Ей положено много весить.
– Любопытная мысль, – мне хочется добавить что-нибудь едкое, но боль мешает сосредоточиться, а Адамон не заслужил: он просто винтик в системе, побольше прочих, но – заменимая деталь. Сам знает, вот и работает на износ. Говорит в спину:
– Твои данные наверняка обширнее. Дополни ими документы. Можно в электронном виде, – хмыкаю и выхожу. По пути набираю сообщения Олафу и Смуглянке, пишу Сойту Роэну:
– У тебя под подушкой, – отвечает он. Усмехаюсь: еще один противник технологий. Быстро он. Хотя папка, вопреки фантазиям Адамона, тонкая – голые факты и выводы, самое важное. Сняв плащ и влажные брюки, переодеваюсь в джинсы, закатываю рукава рубашки и забираюсь с ногами на кровать, чтобы углубиться в чтение.
Периодически требовательно стучат в дверь, зовут и дергают ручку. Телефон мигает, высвечивая пропущенные вызовы. Отвечаю сообщениями. На улице редеет ливень и гаснет день, приходится зажечь торшер, чтобы разобрать мелкий шрифт. Я поминутно отвлекаюсь, проверяя мобильный. Разглядываю круг желтого света на полу, яркий в сгущающихся сумерках, и выстраиваю в голове древо связей с временными пометками. Ветви множатся, переплетаются, угрожая запутать напрочь – приходится вновь обращаться к прочитанным строчкам. Выписывать ключевые моменты для отчета…
– Байре, – предложение зайти всплывает на экране. Оперевшись о стену, прижимаюсь затылком к прохладному камню и закрываю уставшие глаза. Сколько мне стоит сказать? Что – утаить?
– Что он знает? – у Совета должны быть собственные шпионы в Университете. Надавливаю на веки, прячу лицо в ладонях. – Что мне делать? Теперь, когда все пропало?
План давно составлен, но реализовать его сейчас – безумие.
Я повторяю шепотом, уставившись на потертый край ковра:
– Безумие, бред, чушь собачья. Не сейчас, не – так. Должны быть другие варианты.
Но я их не вижу, ничего не вижу, даже чертов ковер расплывается. Кости черепа ноют, боль скрипит на зубах. Жжется кожа. С трудом разгибаю поясницу и поднимаюсь. Собираю бумаги с досье, запечатываю личным знаком и прячу в стол. Идти к Советнику в подобном состоянии рисковано, но выбора нет. Надеюсь, Байре не менее паршиво.
Завязав волосы и накинув пиджак, выскальзываю в пустой коридор. Прислушиваюсь к голосам в гостиной: вернувшиеся из патруля отдыхают и делятся впечатлениями. Пахнет кофе и выпечкой. Вдруг гремит дружный смех. Замерев, пытаюсь вспомнить, когда в последний раз слышал подобное – здесь.
Не получается. В зале снова смеются, что-то гулко падает и опять – смех. Улыбаюсь. В груди теплеет. Тихо, чтобы не потревожить ребят неосторожным звуком, отступаю к пожарному выходу. Появление капитана растроит веселье.
Я не хочу встречать Эйсандея Ветту или Сойта Роэна, которым предстоит отправиться в Отрезок по моей вине.
Вечерний Университет шуршит мелким дождем, сияет фонарями и окнами. Пронзительно-белые гирлянды у бара отпечатываются пятнами на сетчатке. Крыльцо занято курильщиками, но переулки пустынны. Лишенные привычного мрака, кажутся неприятно широкими. Я застегиваю пиджак, засунув папку с отчетом под мышку, и прячу руки в карманах. Мой путь лежит в главный корпус, где в самом сердце Университета скрыты покои Советников. Длинным арочным коридором, начинающимся в администрации, прохожу в небольшой, перекрытый стеклом уютный дворик: двойной ряд колонн, будто бы привезенных из Италии, по карнизам разлит приглушенный свет, посередине мозаичной площади журчит старинный фонтан с обнаженными скульптурами, шуршат листьями пальмы в кадках и перелетают потревоженные попугаи – никаких посмертных воробьев сюда не попадает. Окна непроницаемо черны – наверняка чары. Которые из них Байры? Какие – Гофолии?
Советник ждет на скамейке в увитой лозами беседке, под свисающими кистями мелких фиолетовых цветов. Он переоделся в светлую кофту, мягкую даже на вид, и белоснежную рубашку с расстегнутым воротом. Загорелая кожа выглядит темней, а серебро волос – ярче. Байра приглашающе взмахивает рукой, указывая на противоположную скамейку и предлагая начинать доклад. Подавляю раздражение: он явно не расположен к разговорам, а значит – едва ли произнесет хоть несколько слов. Мне ничего не выведать.
Открываю папку и пробегаю глазами по мелкому тексту. Бегло рассказываю, прыгая от пометки к пометке.
От состояния внешнего барьера Университета, построенного еще по формулам Мерлина, перехожу к данным с пунктов охраны: северо-восточный зафиксировал всплеск темной энергии, значит тварь прошла рядом. Руководствуясь этим, я обнаружил ее след на восемьдесят метров к востоку, у выхода к старому кладбищу. По шее бежит холодок. Могила, дальше – могила Тлалока. Протягиваю вычерченные заклятья с метками обязательных повреждений, которые появились бы в случаях взлома. Едва не вздрагиваю, когда наши пальцы соприкасаются. Взгляд Байры мимолетно обжигает холодом, но через секунду уже скользит по листу, ничего не выражая.
– Я не нашел лишь одного обязательного сигила: связи между душами Советника и твари. То есть, связь по рождению рассыпалась с гибелью духа. Остался след, вот он, – достаю из кармана колбу с зеленоватыми комками праха. К счастью, они пережили даже погребальный костер.
Я уже хочу перейти к данным из ока барьера, но Байра размыкает губы:
– Кто-нибудь выходил в парк через северо-восток до или в момент побега твари? – Когда патруль был как раз на противоположной стороне периметра. Твою мать. Глупо было надеяться, что он это пропустит. Контролируя голос, отвечаю:
– Кан Александер. Айяка Корнелиус. Тони Луиза. Наас Мерезин.
– Зарин Аваддон, – делает очевидный вывод Советник.
Приходится признать:
– Вполне вероятно. Хотелось бы послушать их объяснения этому, – оставляю предложение открытым в конце, но Байра не торопится поделиться теориями. Что ж, стоило попытаться.
– Продолжайте, – нарушает паузу.
Прикусываю губу: зачем? Все важное уже сказано.
Лицо горит, когда я добираюсь до ока, до ДНК Тлалока в базе. Здесь чувствую укол гордости: подлог выполнен изящно, даже Байра не найдет концы. Вспоминаю, механически отчитываясь о состоянии каждого уровня чар, как шагнул в черный колодец. Мгновенно растеряв ощущения времени и пространства, запутался в формулах, будто сам превратился в узел из сигилов и чистой силы, в уравнение: семьдесят восемь процентов земли, четырнадцать воздуха, по четыре огня и воды. Сложи вместе – получишь Даниеля Эрлаха, мужчину тридцати пяти лет, потомка драконоборцев. Слишком просто, и это худшее в оке: все уплощается, лишаясь деталей и оттенков. Голая правда:
– Мы не можем удерживать тварей вечно. Барьер никогда не предназначался для устройства внутри структур вроде Заповедника, ведь Мерлин верил в святость каждой жизни. А наши надстройки слишком слабы, чтобы работать эффективно.
Байра морщится:
– Все рухнуло с появлением нового мага огня. Это интересно.
Я закрываю папку.
– Какие-либо распоряжения? – Спрашиваю небрежно. Внутренности сковывает льдом.
Байра жестом отпускает:
– Я уже поручил Сойту Роэну узнать все об этой Зарин. Возможно, нам придется вести с ней переговоры и понадобится… преимущество.
Заложники – вот, что он хочет сказать.
– Я работаю с досье остальных. Завтра к полудню предоставлю актуальную информацию.
– Да, спасибо, – легко поклонившись, ухожу на деревянных ногах. Чертов попугай пролетает возле лица, цепляя крылом выбившиеся из хвоста пряди. Сжимаю руки в кулаки.
Что мне делать?!
Мысли мечутся в голове, подгоняя вперед. В коридорах администрации светло до рези в глазах, белые шары ламп отражаются в паркете. Никого. Только звук моих шагов и лязганье решеток, перекрывающих охраняемые зоны. С облегчением выхожу на крыльцо, где ночь обрушивается ледяным ливнем. Нужно наколдовать барьер, но я не нахожу в себе сил. Предательство горчит на языке, хоть я и не мог скрыть зафиксированные чарами факты.
Байра проверяет информацию. Всегда.
К блоку добираюсь изрядно промокшим, с полными ботинками воды. В гостиной горят золотистые гирлянды, оставшиеся с прошлого Нового года, и лампа на столе. Эйсандей Ветта склонился над внушительным фолиантом. Поднимает брови, неуверенно кивает:
– Привет. Решил освежиться?
– Вроде того, – одежда холодно липнет к телу, но мне интересно:
– Что читаешь?
Парень отводит взгляд. Дернув плечом, молча показывает обложку: Рудниз Альфред, Теория Отрезка. Хмыкаю:
– Личный интерес или Хайме дал задание в обход капитана? – Назвать Рамона отцом Эйсы у меня не поворачивается язык, слишком они разные – хоть внешне до крайности похожи. Парень отвечает с явной неохотой:
– Рамон дал. Сказал изучить на случай, если ему понадобится помощь искателей.
Хмурюсь:
– Ему стоило обсудить это со мной. Иди спать, книгу утром вернешь. Скажи: приказ капитана. Рамону полезно напомнить о субординации.
Эйса бледно улыбается:
– Хорошо… спасибо, Даниель. Тебя там ждут, кстати. Нина.
Выругавшись про себя, спешу покинуть гостиную. В темном закоулке перед моей комнатой и правда черным призраком ожидает девушка.
– Эрлах, – Нина Северин сидит, оперевшись спиной о дверь и вытянув длинные ноги.
– Давно караулишь? – Получается несколько язвительно, но я устал, шея и поясница болят, кожу немилосердно жжет застарелый огонь, я должен многое обдумать. В одиночестве.
– Я ждала тебя у Валентина. Ты обещал зайти.
Черт:
– Я совсем забыл. В любом случае, мне пока нечего рассказать.
Нина поднимается, подходит ближе. Ее глаза зияют черными дырами, рот кривится, будто девушка вот-вот заплачет. Я чувствую дрожь в позвоночнике, снова думаю: что мне делать?…
– Там мой брат, Эрлах, – голос Нины полон невыплаканных слез. – Мы должны вернуть его. Пожалуйста, поговори со мной.
Меня вдруг разбирает злость. На Кана, который вообще не был частью плана, на Плутона, оказавшуюся умнее меня, на себя самого – за тупость и самонадеянность. На Нину, которая сейчас мешает, и сама не понимает:
– Тварь забрала их в Отрезок, и это лучшее решение на данный момент. Администрация уже подозревает связь между пропавшими магами и побегом твари. По возвращению Кана ожидают проблемы серьезней, чем мы сейчас способны представить. Я думаю, Плутон сохранит жизнь им всем, хотя бы как заложникам. Поэтому сейчас не стоит о нем волноваться.
Нина всхлипывает, торопливо вытирает брызнувшие слезы:
– Но что дальше? Что ты будешь делать?
Вдох-выдох. Разжать кулаки. На мгновение опустить ресницы. Вновь встретить ее пытливый взгляд. Выдохнуть честно:
– Хотел бы я знать, – опираюсь о стену, скрещивая руки на груди.
– Господи, Эрлах, – девушка прячет лицо в ладонях. Всхлипывает. Но вдруг снова вскидывается, зло шепчет:
– Ты что-нибудь придумаешь! Ты втянул нас в это! Ты и исправляй! Я уйду сейчас, но вернусь утром, и ты дашь мне ответ! А если нет – я буду возвращаться снова и снова, пока ты что-нибудь не придумаешь! Слышишь?!
Поморщившись, отлипаю от стены и прохожу мимо Нины к двери комнаты. В голове шумит. Хочется кричать, но я лишь тихо отвечаю:
– Я понял тебя. Я… я правда не знаю. Мне нужна помощь. Зайдешь?…
***
Мы сидим до утра, играя в вопросы-ответы. Моя одежда успевает высохнуть на батарее без всякой магии, кофе заканчивается и приходится воровать у Айви – немного совестно, но весь блок так делает, а парню пора бы научиться отстаивать границы и зачаровывать свои вещи.
Господи, я – ужасный капитан.
– Если взять прах Тлалока и провести ритуал по призванию твари с Мантикорой? Он мощный, у него выйдет.
– Допустим, но у нас не хватит сил победить ее и заставить вернуть ребят. И потом, как обьяснить их возвращение?
– Скажут, что вместе одолели и заставили вернуть.
– А что с ее побегом?
– Прямых доказательств их вины нет…
– А непрямых хоть отбавляй. Им хватит, поверь.
– Тогда только убить Совет.
– Мы не справимся.
– Тварь справится.
– Не думаю. Если б могла – уже бы убила. А она даже за Хайме не пришла. Что странно, кстати.
– Да…
Нина замолкает на целую вечность, иссякнув. Крутит в руках пустую кружку и глядит в окно, на пробуждающийся мир. Я закрываю глаза и откидываюсь в кресле. Спину ломит, жутко хочется лечь, но кровать занята девушкой и рассыпанными бумагами. Кожу на груди и лице печет, дергает короткими спазмами.
– Мы можем спрятать их в белом пятне, где никакие чары слежения не работают, – ровно говорит Нина.
– Навсегда? – Уточняю без интереса.
– Они смогут выходить не надолго, – в ее голосе звучит сомнение.
– И Кан на это согласится?
После долгого молчания выдыхает:
– Нет.
И вновь воцаряется тишина.
В коридоре шаркают шаги. Пищит микроволновка на кухне. За окном пролетают воробьи. Я почти шепчу:
– А если белое пятно будет достаточно большим, чтобы его действие сохранялось на пару недель?
– Что?… – скрипит матрас.
– Ничего. Это ерунда.
– Эрлах, посмотри на меня, – смотрю. Удивляюсь, как посветлело в комнате. У Нины видны веснушки на щеках и седые волоски в небрежно завязанной косе. – Говори. Любой бред, ерунду, фантазию – говори. Сейчас самое время.
Пять утра, верно. Мое время.
– Давай. Нам нечего терять, ведь правда? Когда еще строить безумные планы? – Нервно смеется. Мне тоже смешно: мы в самом сердце Университета говорим об убийстве Совета и союзе с Высшей тварью, тайных орденах в белых пятнах… тайный орден.
– Братство Камня. Я знаю, как его найти. Теоретически.
Нина садится:
– Подожди, то самое Братство Камня, о котором в учебниках? Орден, управляемый огненными магами, сожженный во время восстания и утерянный в лимбе? Ненаходимая мечта наших ученых?
– Да, – я указываю на разбросанные бумаги. – Я перечитал все дневники Тлалока. Он изучал свитки Огненной Эпохи и вычислил, где должен скрываться орден. Записи разрозненны и зашифрованы, но мне удалось собрать цифры в координаты. Он прятал их, описывая свою еду, завтрак-обед-ужин, представляешь? Повторял снова и снова, будто ел одно и то же каждый день в течение года! И никто не догадался! Решили, просто заскоки сбрендившего старика…
– Орден наверняка разрушен до основания… – медленно говорит девушка. – Но можно же отстроить! Зона лимба вокруг надежно защитит от Совета…
– Только ее нужно пройти сначала. Внутри действует морок, отпугивающий людей, его придется преодолевать буквально на каждом шагу. – Я тоже выпрямляюсь в кресле, со стоном потягиваюсь, растираю поясницу. – И, конечно, зона обширна, поэтому нужно ориентироваться по порталу мертвых, который находится в Братстве. Этого никто не может, кроме…
– Кроме? – Она подается вперед, упираясь локтями в колени.
– Эдвард Анна. Он медиум, видит мертвых. Увидит и портал. Больше никто не справится. Но если Эд перенастроит портал, чтобы им можно было пользоваться – другим не придется преодолевать лимб. Орден сгодится для жизни и будет недостижим для Совета, если только не попасться им в руки, – склоняю голову набок, разминая шею.
– Слишком много если, – но девушка начинает пересматривать мои записи. Дергает ближе торшер, поднося распечатку карты Братства к свету.
– Если, – подчеркиваю, – я стану Советником, то по праву драконьей крови возглавлю Совет – тогда все станет значительно проще. Я бы узаконил второй орден и обеспечил ему защиту, а магам – право выбора. Многим не по себе в Университете.