— Но… я думаю, эта девушка еще не раз тебе поможет, хотя на этот раз ей придется знакомиться уже с другими людьми, — подтвердила его догадку миссис Кейн.
— Я понял, мадам. Мне… грустно, — если пожилая леди считает, что теперь Гермиону придется просить встретиться не с ней, а с мисс Стрит или МакФергюссонами… Значит, миссис Кейн точно знает, что не доживет до Рождества.
— Мне, признаться, тоже, — ответила миссис Кейн. — Знаешь, она напомнила мне меня саму в молодости. Такую же неуверенную в себе, ушедшую в книги, демонстративно-активную, а на самом деле ищущую за этой активностью хоть какую-то точку опоры в жизни. Моя семья… Она была несколько излишне викторианской, знаешь ли, чуть более викторианской, чем это было пристойно к тридцатым годам. А я… Я старалась не разочаровывать их. Наверное, это было неверным… пока не стало неважным.
— Мистер Прюэтт… Вы знаете его? — сменил тему Гарри. — Я встречался с ним сегодня по поводу ссуды дяде Вернону, и он сказал, что Вы…
— Да, Гарри, когда компания мистера Дурсля чуть было не сменила владельца, а сам он только чудом, — это слово Саманта-Шарлин подчеркнула особо, — удержался на своей должности, изрядно, впрочем, потеряв в доходе… Я была не в восторге от перспективы лишиться твоего общества на это лето и организовала фонд, который позволил Дурслям сохранить свой дом… как я полагаю, на время. Мистер Дурсль кажется мне слишком самонадеянным, чтобы выплатить ссуду до августа девяносто шестого, когда ты сможешь подать заявление об эмансипации. О признании тебя дееспособным и самостоятельным, — пояснила она.
— Думаете… я смогу? — Гарри имел в виду то, что Дамблдор, директор школы, имевший собственные виды на жизнь (и, кстати, смерть) Гарри, позволит ему обрести самостоятельность в шестнадцать лет, пусть и только в маггловском мире.
— С высокой долей вероятности, Гарри. Признаться, когда я наняла мистера Прюэтта и мы оформляли бумаги, мы… столкнулись с некоторыми странностями. Однако, несмотря на «забывчивость» некоторых официальных лиц и на «внезапное исчезновение» неких бумаг, мы все-таки смогли довести дело до конца. При этом странностей было так много, что они уже стали привлекать внимание в определенных сферах, — подмигнула она, — так что, если они продолжатся, возможно вмешательство достаточно… нетривиальных фигур. Так что, если у этого решения — решения о твоей самостоятельности — вдруг появятся противники, им придется не очень легко, знаешь ли.
Гарри понял, что Уже-Снова-Саманта имела в виду Четвертую Пожилую Леди, на которую, прямо и непосредственно, в обход всех официальных структур, работал майор Бутройд.
— Итак, мистер Поттер, — продолжила миссис Кейн, — давайте вернемся к нашим с Вами делам. Полагаю, за это лето Вы уже полностью закроете свой долг.
Саманта имела в виду тот самый фиктивный долг за разбитую Гарри китайскую вазу. Этот долг позволял ему посещать дом миссис Кейн, следовало лишь отдавать половину заработанных денег тете Петунье. И если миссис Кейн сказала, что за это лето Гарри свой долг закроет, значит надежды уже нет…
— Вы… умрете? — прямо спросил он.
— Несомненно, — кивнула миссис Кейн. — И не сказать, что это так уж огорчает меня. Вы, мистер Поттер, сами видели, что случается с теми, кто не собирается этого делать. Вопрос в том, когда это случится, а мое время уже близко. Даже с Вашей помощью, мистер Поттер, — намекнула она на то самое зелье, которое ей привозила Гермиона, — вряд ли мне удастся дотянуть до зимы. Но это лето я, пожалуй, еще успею проводить. Поэтому…
— Я буду приходить к Вам каждый день, — пообещал Гарри, давя в душе Плаксивого Себя, — а тетя будет не против.
— О да, милейшие Вернон и Петунья будут рады каждому фунту, — жестко усмехнулась Саманта.
— Мы уже договорились с тетей, что дома на мне остается только приготовление завтрака и работа в саду, — ответил Гарри. — Так что времени мне хватит. Знаете… Я, пожалуй, напишу своему однокласснику, чтобы он помог мне с садом. Он, точнее, они еще с одним моим приятелем, научились получать совершенно замечательную селитру! Для… э-э-э… подкормки всяких там цветочков. В том числе.
— О. Полагаю, — прищурилась Снова-Шарлин, — это тот самый твой приятель, который, кроме прочего, умеет готовить неплохое ирландское рагу?
— Ну… Он точно прочитал Поваренную Книгу, — с хитрой усмешкой ответил Гарри. — И Святой Патрик им бы гордился!
Говоря о Святом Патрике, как известно, избавившем Ирландию от змей, Гарри имел в виду сумку с тремя фунтами смеси драконьей селитры и гноя бубонтюбера, которой его одногруппник Шимус Финнеган подорвал гигантского василиска. К сожалению, прямо он говорить не мог, но хотя бы намекнуть на свои приключения стоило.
— Как жаль, что наслаждаться ароматом роз мне мешает насморк, — миссис Кейн приложила к носу аккуратный платок. — И боюсь, этим летом даже в парке запахи могут быть… слишком навязчивыми. Но это, полагаю, вовсе не повод не выезжать на природу. Разумеется, только после чая с восхитительным яблочным пирогом, который Вы, мистер Поттер, так любите.
Теперь Гарри бывал у миссис Кейн ежедневно. Тетя не возражала, ведь этим летом он приносил вдвое больше откупных в конце каждой недели.
К сожалению, «насморк» у миссис Кейн все никак не проходил: видимо, директор Дамблдор решил обложить Гарри настолько плотно, что даже в абсолютно пустом с виду парке они не чувствовали себя наедине и не могли поговорить о том, что случилось с Гарри во время его второго курса в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс. Ну да, когда в пяти шагах от тебя в совершенно безветренную погоду беззвучно приминается трава на газоне, становится не до секретных разговоров.
Именно поэтому они не могли ни съездить на ферму к МакФергюссонам, ни встретиться с майором и Деллой Стрит.
Гарри полагал, что им удастся переговорить у Финч-Флетчли, когда отец Джастина пришлет ему приглашение, и тогда он расскажет обо всем и получит необходимые советы, а может быть и указания. Он рассчитывал, что приглашение от Финч-Флетчли придет в течение пары недель после его возвращения, но… тридцатого июня миссис Кейн дала сигнал отбоя встречи.
Намеками и полунамеками она дала понять Гарри, что опека со стороны волшебников, конечно, слишком плотная, но и никакой срочности в их разговоре нет. Гарри кивнул: если у майора, как он полагал, появился еще один источник информации о школьных и вообще волшебных делах, то вот второй миссис Кейн у самого Гарри не было, так что он пытался просто побыть с ней как можно больше, уже не подозревая, а точно зная, что следующим летом он пожилую леди уже не увидит. Та, хотя они больше и не затрагивали этой темы, была полностью согласна с мальчиком и, как и он, просто наслаждалась теми мгновениями, которые они проводили вместе: на прогулках, за столом в гостиной, в саду дома по улице Глициний и в редких поездках в кафе.
Вместо разговоров о Дамблдоре, Томе и волшебстве они говорили о жизни. Разумеется, говорила в основном либо Саманта, либо Шарлин, а Гарри главным образом слушал. Шарлин рассказывала о войне, Саманта — о школе, о том, каково это быть учителем, и о своем муже Патрике, который потерял руку под Арнемом, чуть не попал в плен, а потом почти до самой смерти работал директором той самой школы, где позже учился Гарри. Гарри очень жалел, что не застал этого примечательного джентльмена.
— Патрик был пулеметчиком в том самом батальоне Джона Фроста, который все-таки пробился к этому чертовому мосту, — сказала ему как-то Саманта, — и очень серьезно относился к вопросу подавляющей огневой мощи, даже после войны. Думаю, вы с ним нашли бы общий язык.
Гарри кивнул. Из тех книг, которые он читал между работой в саду, прогулками с миссис Кейн, выполнением заданий на лето, книги о войне, об армии и о секретных службах составляли не меньше трети. И принцип подавляющей огневой мощи казался ему совершенно естественным. А война на дворе или не война — вопрос не столь однозначный, как кажется живущим тихой и мирной жизнью людям.
Тем не менее, Гарри умудрился намеками и иносказаниями, исключив все волшебные детали рассказать Саманте-Шарлин и о Локхарте, тем более что та была с ним неплохо знакома, и о подставе Малфоя с участием бывшего красавчика, благо о Малфое миссис Кейн была изрядно наслышана.
— Закрытые школы, особенно высшего разбора, всегда страдали от… таких вещей, — заметила она, узнав историю Пенни и Локхарта. — Я сама могу припомнить слухи, ходившие по нашим дортуарам, когда я была примерно в твоем возрасте. И далеко не всегда рядом оказывался такой изобретательный молодой человек, как ты, Гарри. Так что часто все кончалось значительно хуже, и преподавателям приходилось еще долго заметать довольно неаппетитные подробности под ковер. Впрочем… ты напомнил мне о довольно важном аспекте твоей подготовки. Конечно, лучше, если бы об этом поговорили с тобой наши бравые полицейские или один старый сморчок, у которого детей больше, чем у иного турецкого султана, но – увы…
После этого в «спальне Гарри» на втором этаже стали каждый день появляться книги и брошюрки, которые приводили мальчика в изрядное смущение. Еще более неловко было задавать возникшие у него вопросы миссис Кейн. Лесли, МакФергюссон или майор, который, как когда-то сказала Шарлин, из носящих юбки не очаровывал только шотландцев и своих подчиненных (насчет начальства Шарлин была не совсем уверена), и правда были бы для мальчика предпочтительнее, но действительно — увы.
Разумеется, у них были и менее неловкие, хотя и тоже малоприятные, разговоры.
— Мне кажется, ты уже сам подверг себя критике значительно сильнее, чем это сделала бы я или кто-то другой, — сказала миссис Кейн после рассказа о Малфое и его подставе в самом конце года. — Но, если это тебя успокоит — «Приемлемо, Гарри. Вполне приемлемо». Считай себя отруганным, и давай все же покончим с этим эпизодом.
Восьмого июля Хедвиг принесла Гарри утренний номер «Ежедневного Пророка» с колдографией семейства Уизли в полном составе, включая самых старших братьев Билла и Чарли (с которыми Гарри пока не познакомился лично) на фоне египетских пирамид. Видимо, Молли и Артур мудро решили потратить откупные от Малфоя-Старшего, замаскированные под выигрыш в Министерскую Лотерею, на реабилитацию тяжело пострадавшей от дневника Тома Реддла дочери и, выписав Чарли из Румынии, где он работал в драконьем заповеднике, выехали все вместе к Биллу, который работал в Африке разрушителем проклятий.
Ободренная присутствием всей семьи и сменой обстановки Джинни, наконец-то, выглядела на колдо счастливой, и Гарри, в который уже раз, с легкой грустью убедился, что Артур и Молли — отличные родители, хотя и несколько излишне безалаберные. Впрочем, счастливыми или, по крайней мере, довольными выглядели все Уизли, включая Коросту — крысу Рона, устроившуюся на его плече.
Еще пришло письмо от Дина Томаса, который из-за отъезда Уизли жил с мамой, отчимом и сестренками в Ньюэме, Лондон. В письме были адреса точек, где собирались нелегальные юнцы-мотогонщики, и кое-какие сведения об обычаях и правилах разных таких банд, а сверх того пара советов по тому, как присоединиться к этим отморозкам, если вдруг понадобится, и сколько это стоит. Гарри не помнил, чтобы он запрашивал у Дина информацию об этом, но в прошлом году ему все-таки стирали память, так что он ответил простым «Спасибо, то, что нужно!», а письмо на всякий случай прибрал — вдруг пригодится.
Еще через неделю, когда Гарри приготовил очередной завтрак, дядя Вернон внезапно сделал телевизор погромче.
— …Серийный убийца Сириус Блэк! — услышал Гарри. — Кровожадный террорист, виновный в смерти двенадцати подданных Ее Величества, вновь на свободе! Убийца вооружен и очень опасен, при встрече с ним не пытайтесь самостоятельно задержать его, а обратитесь в полицию по горячей линии…
Гарри на всякий случай запомнил и номер телефона, и показавшееся ему смутно знакомым лицо. Он заметил, что тетя Петунья тоже бросила на экран внимательный взгляд, и сразу за этим сместилась к окну, словно надеялась прямо сейчас увидеть сбежавшего преступника и получить обещанную награду за помощь в его поимке.
Тем же днем плакат с лицом сбежавшего Блэка появился рядом с полицейским участком, Гарри снова подумал, что где-то видел эту осунувшуюся и одновременно отмеченную печатью безумия физиономию, но быстро забыл о ней за очередным разговором с миссис Кейн, которая в этот день была Шарлин и рассказывала ему о Франции — и довоенной, и времен оккупации бошами.
Тридцать первого июля, почти сразу после полуночи, Гарри разбудили совы, влетевшие в окно. Сов было три, причем две из них поддерживали третью, выглядевшую очень, очень уставшей.
Уставшую сову Гарри освободил от груза первой. Это была Эррол, сова семьи Уизли, добиравшаяся до Гарри из самого Египта. Неудивительно, что она так вымоталась.
Рон описывал их приключения в стране пирамид и прислал подарок от себя, Джинни и братьев — карманный вредноскоп. Причем в приписке близнецов утверждалось, что вредноскоп проверен на их брате Билле, который сомневался в его работоспособности: когда они подкинули Биллу в суп дохлых жуков, вредноскоп, похожий на прозрачный волчок, засветился блевотно-зеленым и закрутился.
Гарри поставил вредноскоп на тумбочку. Волчок лениво завертелся, меняя цвет от бледно-красного до бледно-зеленого, и затем через фиолетовый снова стал красным.
Гарри вздохнул. В общем-то он и не думал обойтись без неприятностей, но с его веселой жизнью вредноскоп крутился и переливался бы круглые сутки триста шестьдесят пять дней в году. Или триста шестьдесят шесть, если год високосный.
В конце письма шла приписка о том, что третий сын Уизли — Перси — получил повышение, став из простого префекта своего факультета старостой всех мальчиков школы, и теперь задирает нос перед остальными братьями.
Следующим шло письмо от Гермионы. Подруга сообщала, что она с родителями находится во Франции, описывала процесс выполнения ею домашних заданий на лето и благодарила за то, что Гарри отправил к ней Хедвиг, и теперь она может прислать ему подарок.
Подарок был великолепен — фирменный набор по уходу за метлой. Гарри расстроился: из-за сказанных в запале подругой слов сам он ей подарки дарить не мог, и вообще не должен был вспоминать про ее день рождения.
В конце письма мисс Грейнджер сообщила Гарри, что Пенни Клируотер тоже получила повышение, и следующем году будет старостой девочек.
«Ну, вроде отличная парочка получилась», — с легкой грустью подумал именинник. Пенни Клируотер была той самой девицей, которую он спас во время ее прыжка с Астрономической Башни, с которой он чуть было не поцеловался, но которая все-таки выбрала Перси.
Третий подарок, вместе с официального вида конвертом, доставила карманная сова Хагрида.
«Ето тибе пригодицца, — писал лесничий. — А пачиму это будет суприс. Надеюс у тибя все харашо. Хагрид»
Внутри пакета из грубой бумаги оказалась книга. Вполне в стиле Хагрида, и даже название ее было «Чудовищная Книга О Чудовищах». Книга была стянута ремешком с застежкой, причем довольно прочным и, как оказалось, не зря.
Едва Гарри расстегнул застежку, книга показала спрятанные под обложкой зубы и едва не оттяпала Гарри палец, а затем попыталась сбежать. Проблема была еще и в том, что на дворе стояла глубокая ночь, так что ловить бодро прыгающий по полу том нужно было тихо, чтобы не разбудить Дурслей. Так что Гарри, наконец, поймав книгу и застегнув ее на застежку, на всякий случай еще и скрутил ее старым кожаным ремнем Дадли: паракорд эта книгозверюга могла и перекусить. Или перетереть.
Официальный конверт, оказавшийся письмом из школы, Гарри открыл последним. Помимо списка учебников к следующему году, в нем находился бланк разрешения на посещения по выходным Хогсмида — волшебной деревеньки неподалеку от замка. Гарри подумал, что в рамках сделки с Дурслями убедить их подписать разрешение будет несложно. В крайнем случае он купит его за двадцать фунтов.