Тёмный румянец залил щеки Поттера и шею. За этим было очень интересно наблюдать. Взгляд Драко задержался на верёвке, сжимавшей горло Поттера; должно быть, она душила его, потому что Гарри тяжело дышал. Однако он не выказывал никаких других признаков дискомфорта, а просто продолжал яростно строчить, очевидно, больше не нуждаясь в помощи Малфоя. Его рука на бедре Драко была сжата в крепкий кулак, настолько крепкий, что он дрожал от напряжения. Когда Драко посмотрел вниз, он увидел, что запястье Поттера покраснело и потемнело. Это выглядело тревожно нездоровым.
Малфой хотел закричать, но в конце концов просто прошептал: — Перестань сжимать кулаки, Поттер. Ты нарушаешь моё кровообращение. — сказал Драко, потрясённый грубостью собственного голоса.
Поттер перестал писать, кончик его пера завис над пергаментом, а рука застыла в воздухе. Драко чувствовал себя странно виноватым, как будто нарушил какое-то правило молчания. В конце концов, Поттер сделал, как сказал Драко, и разжал руку. Затем он немного поёрзал на стуле, прежде чем продолжить писать строки.
Драко закрыл глаза и мысленно выругался, поражённый собственной глупостью. Почему он велел Поттеру разжать пальцы? Ладонь Поттера теперь лежала на бедре Драко, излучая жар, который обжигал его брюки, нагревая кожу. Не помогало и то, что все тело Поттера, казалось, излучало жар, как будто он превратился в печь. С этим раскрасневшимся лицом он даже походил на раскалённую печь.
Странная мысль пришла Драко в голову, когда он посмотрел на щеки Поттера. Гарри определённо был смущён, как и Драко, но шатен казался чрезмерно смущённым. Возможно, ему понравился поцелуй. Это была мысль, достойная исследования.
Драко уставился на затылок Поттера, тщетно пытаясь прочесть его мысли. Поттер, казалось, был полон решимости сделать вид, что инцидента никогда не было, но Драко хотел знать, был ли Поттер возмущён или заинтригован. Дело требовало тонкого расследования.
— Ты влюблён в меня, не так ли, Поттер?
Рука Поттера дёрнулась так сильно, что он ударил по чернильнице. Она опрокинулась; чёрные чернила потекли на стол, прежде чем Поттер быстро поднял её. Какое-то мгновение он смотрел на неё, словно желая убедиться, что чернильница не собирается убежать, а затем повернулся к Драко, на этот раз осторожно, и прошептал:
— Что?
Драко медленно улыбнулся ему той самой улыбкой, которую Пэнси назвала неотразимой. — Ты влюблён в меня, Поттер, — уверенно сказал он. — А с чего бы ещё тебе меня целовать?
— Я тебя не целовал! — Поттер ахнул, его глаза смешно округлились. — Это был несчастный случай. Ужасный, ужасный несчастный случай. Ты слишком сильно наклонился ко мне.
Хоть он и был раздосадован тем, что Поттер дважды сказал «Ужасно», Драко все же сумел ответить. — О, я не знаю, Поттер. Вот ты — гей и влюблённый в меня, а я — привязанный к тебе верёвками. Насколько удобна такая ситуация? Я начинаю думать, что ты не только поцеловал меня нарочно, но и все это — часть твоего дьявольского плана соблазнить меня.
У Поттера отвисла челюсть. Он закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем заговорил ровным голосом: — Малфой, сейчас я скажу тебе абсолютную правду. — Драко нетерпеливо наклонился ближе, а Поттер продолжил: — Гей или нет, но я никогда не поцелую тебя нарочно. И единственная дьявольская вещь здесь — это ты.
Драко отшатнулся назад, как от пощёчины. Это не должно было ранить. И это не так, решил он, но все равно искал в глазах Поттера хоть малейший признак лжи. Но ничего не нашёл.
— Хорошо, — сказал Драко, уверенный, что его слова звучат так же убедительно, как и слова Поттера. — Потому что я бы никогда этого не хотел. Я просто хотел убедиться, что ты знаешь, у тебя нет никаких шансов соблазнить меня.
— Если бы я мог, я бы пошёл и поплакал в углу прямо сейчас, — мрачно сказал Поттер и отвернулся. Он положил чернильницу на верхний правый конец пергамента, но она была недостаточно тяжёлой, чтобы удержать её. Не желая ждать, пока Поттер снова прикажет ему, Драко положил руку на стол, не давая пергаменту свернуться. Поттер снова принялся писать.
Слово «ужасный» резонировало в мозгу Драко. Его беспокоило, что Поттер использовал такое слово, когда говорил о поцелуе с ним. Многие девушки говорили Драко, что он чрезвычайно хорош в поцелуях, и они часто хвалили его технику. Недо-поцелуй был несчастным случаем, но было бы несправедливо называть его ужасным несчастным случаем. Простое прикосновение губ не могло служить доказательством чего бы то ни было. Если бы Драко поцеловал Поттера как следует, тот забыл бы, что означает слово «ужасный», и отказался бы от своего предыдущего заявления о том, что никогда не целовал Драко специально. А потом Поттер ушёл бы и плакал в углу, когда Драко сказал бы, что никогда больше не поцелует его.
Вот и все, Драко должен был поцеловать Поттера как следует и выбить из головы этого мерзавца все эти глупые представления об «ужасе». Кроме, конечно, того, что он не хотел целовать Поттера. Однако он решил, что сможет пережить это, если придётся, и, очевидно, у него не было выбора. Ему нужно снова заставить Поттера резко повернуться, чтобы поцелуй казался нарочным.
Драко задумчиво поджал губы. Его взгляд упал на пергамент, и он усмехнулся, прежде чем придвинуться ближе к Поттеру, убедившись, что его дыхание щекочет ухо Поттера, когда он сказал: — У тебя ужасный почерк.
Поттер слегка подпрыгнул, вероятно, потому что не ожидал, что Драко окажется так близко к его уху, но быстро успокоился. Он не обернулся и не сказал ни слова, явно намереваясь игнорировать присутствие Малфоя.
Нежелание Поттера проглотить наживку никогда раньше не останавливало Драко, и ситуация не собиралась меняться. Он наклонился ещё ближе, делая вид, что хочет изучить каракули Поттера. Его скула коснулась щеки Поттера; тот замер и перестал дышать.
— В этом слове нет буквы «Т», дубина. — прокомментировал Драко.
— Это буква «П». — Поттер слегка покачал головой, словно пытаясь сбить его с толку. Он снова напомнил Драко щенка.
«Блохастого щенка». — мысленно поправил он себя.
Довольный тем, что ему удалось разозлить Поттера, Драко снова посмотрел на пергамент. — Ну, это похоже на букву «Т», — настаивал он. — Честно говоря, Поттер, неужели твоя Маггловская школа не научила тебя писать? Ты должен уметь писать разные буквы по-разному. — Драко слегка повернул голову, и его губы почти коснулись щеки Поттера.
Гарри вздрогнул, а затем заскулил: — Ты не можешь помолчать пару секунд, Малфой?
— Я могу, — заявил Драко и, выждав два удара сердца, добавил: — видишь?
Ему показалось, что уголок рта Поттера дёрнулся, но в следующий момент Поттер снова яростно замотал головой. — Твои волосы щекочут меня, — пожаловался он, и в его голосе все ещё слышались жалобные нотки. — Тебе обязательно сидеть так близко?
— Моя рука начинает ужасно болеть, если я отклонюсь слишком далеко, — солгал Драко и вывернул руку, которая была обёрнута вокруг талии Поттера. Его пальцы скользнули под рубашку Гарри, но быстро отодвинулись, коснувшись тёплой кожи. На вкус Драко, это было слишком интимно. Поттер поёжился, но ничего не сказал. Он добросовестно писал свои строки, время от времени качая головой, как будто у него было психическое расстройство, которое превратило его в дёргающегося идиота.
Раздражённый поведением Поттера, Драко слегка отступил, но Поттер все ещё нервничал. Драко заметил, что прядь тёмных как смоль волос обвилась вокруг мочки уха Поттера, явно щекоча его. Поттеру следовало бы положить перо и смахнуть прядь, но, видимо, ему было гораздо легче качать головой и вздыхать с досадой каждую секунду. Возможно, он боялся, что если прикоснётся к уху, то ему придётся прикоснуться к Драко. А может, он просто хотел досадить Малфою до смерти. Или, может быть, он был настолько глуп, что упустил очевидное решение проблемы.
Драко смотрел, как он извивается и дёргается в течение долгих минут, но затем это зрелище стало просто невыносимым. Не обращая внимания на жалобы Поттера, он оставил свою обязанность держать пергамент и протянул руку, чтобы убрать дерзкий локон волос с измученного уха Поттера.
Гарри замер, когда Драко проверил текстуру волос Поттера между пальцами, не желая расставаться с прядями теперь, когда они были у него в руках. Тёмные волосы были мягче, чем думал Драко, но не так мягки, как участок кожи чуть ниже уха, которого он случайно коснулся костяшками пальцев. Малфой хотел и дальше исследовать эту мягкость, но не было свободных рук, так как его левая рука оставила локоны Поттера и скользнула вниз, чтобы коснуться верёвки вокруг шеи парня. Драко наклонился, пока его нос не уткнулся в пахнущие яблоками волосы Гарри. Он глубоко вдохнул, и закрыв глаза, наслаждался ароматом, прежде чем нежно прижаться губами к коже Поттера. Он почти не слышал вздохов Гарри из-за громкого стука в ушах.
========== Часть V ==========
Вкус Поттера не напоминал о яблоках. Он был вкуснее. Эта мысль казалась абсурдной, так как Драко обожал яблоки.
Он провёл губами по коже Поттера, осторожно касаясь её языком. Однако Поттер вырвался, унося с собой свою восхитительную кожу. Только после того, как Драко заметил, что Поттер вытаращил на него глаза, он понял, что снова совершил нечто безумное.
— Что ты делаешь? — спросил Поттер, тон его голоса был полон шока.
— Я… — голос Драко дрогнул, и ему пришлось откашляться, прежде чем он смог заговорить снова. — Я заснул. И моя голова упала тебе на плечо. Это был несчастный случай. — щеки Драко вспыхнули от стыда. Это было самое жалкое оправдание, которое он когда-либо сочинял. Парень ожидал, что Поттер поглумиться над ним, но Поттера не удивило данное происшествие, а скорее рассердило.
— Несчастный случай? — повторил он. — О, ты забавный, Малфой. Правда. — бросив на Драко свирепый взгляд, он добавил: — перестань умничать. Я же сказал, что поцеловал тебя не нарочно. Это был несчастный случай. Что ты пытаешься доказать? Чего ты хочешь от меня?
Драко уставился на сердитое лицо Поттера и ничего не сказал. Поттер сделал несколько безумных выводов о мотивах Драко, и Малфой не собирался разубеждать его. Правда заключалась в том, что Драко понятия не имел, чего он хочет от Поттера и почему у него возникло внезапное желание укусить его, поцеловать и лизнуть.
— Ты хочешь, чтобы я признался, что я гей? — спросил Поттер, на что Драко нахмурился, задумался, а затем кивнул. Но Поттер, очевидно, задал риторический вопрос, так как продолжил говорить, ничего не подтверждая. — Ты понимаешь, что даже если я прямо сейчас скажу тебе, что я гей, тебе никто не поверит? Ты даже не сможешь использовать эту информацию, чтобы издеваться надо мной публично. Потому что в момент, когда ты это сделаешь, я применю магию, впоследствии чего мы снова будем драться. А потом нас исключат. Неужели ты не понимаешь? Ты не можешь позволить себе снова провоцировать меня. Я не думаю, что Макгонагалл блефовала. Она говорила на полном серьёзе. Она считает, что нам вообще не следует здесь находиться. У нас нет другого выбора, кроме как держаться подальше друг от друга.
Драко нахмурился; он не воспринимал угрозы Макгонагалл всерьёз, но теперь, он понял — Поттер был прав. Ему и в голову не приходило, что предупреждение Макгонагалл поставило жирный крест на издёвках в сторону Поттера. Если Поттер потеряет самообладание — а в этом был весь смысл травли — и снова ударит или заколдует Малфоя, все будет кончено. Можно даже забыть от попытках переубедить Макгонагалл, что во всем виноват Поттер, так как женщина заверила, что ей все равно. Печально, ведь раздражать Поттера было любимым занятием Драко.
— Знаешь, — задумчиво произнёс Драко, выискивая в данной ситуации и плюсы, — ты прав. Я не смогу никому рассказать. Теперь ничто не мешает тебе сказать мне правду.
Поттер поднял глаза ввысь. — С чего бы мне тебе в этом признаваться? И почему тебя это так интересует, ведь ты все равно не можешь использовать это против меня?
«Ох ещё как могу» — подумал Драко, еле сдержав себя не сказать этого вслух. Честно говоря, Поттер был до смешного наивен. Знание всегда может быть использовано против человека.
— Мне просто любопытно, — заявил Драко. — Было бы забавно, если бы ты все-таки оказался геем. Подумай обо всех тех девушках, которые без ума от тебя — они бы впали в депрессию. — Поттер открыл рот, несомненно, чтобы оспорить существование девчонок поклонниц, но Драко быстро добавил: — О, пожалуйста, Поттер, я видел, сколько писем от поклонниц ты получаешь. Не говоря уже о том, что в этом году журнал «Ведьмин Досуг» удостоил тебя премией «За самую обаятельную улыбку». По правде говоря, в коридорах становится трудно ориентироваться, после того, как ты по ним пройдёшь. Количество слюны, производимой твоими фанатками, вызывает у меня тревогу. — Драко скривился, вспомнив мечтательные взгляды девушек, таращившихся на Поттера.
Поттер изумлённо уставился на собеседника. — Я выиграл премию «За самую обаятельную улыбку»?
— Как будто ты не знал, — усмехнулся Драко.
Поттер выглядел огорчённым. — Я не знал, — заявил он, быстро моргая. — Они присылали мне несколько писем, но я всегда их выбрасываю. К тому же, я не знаю никого, кто читает «Ведьмин Досуг».
— Пэнси читает его, — быстро сказал Драко. — Она показала мне статью. — это было не совсем так. Драко увидел фотографию Поттера и выхватил журнал из её рук. Но Поттеру не обязательно было это знать.
— Это глупо. — Поттер недоверчиво покачал головой.
Драко кивнул, соглашаясь. Это идиотизм. Малфой не мог понять, как Поттер, который редко улыбается, смог выиграть данную премию. Улыбка этого мерзавца никогда не касалась его глаз. Это было не что иное, как притворство; поклонницы Поттера крайне ненаблюдательны.
Губы Драко дрогнули. — Ты боишься, что твои поклонницы перестанут восхищаться тобой, когда узнают, что ты гей?
— Не говори глупостей, — огрызнулся Поттер. — Это моё личное дело. И тебя это никак не касается.
Драко заворожённо склонил голову набок. — Ты ведь гей, не так ли?
Поттер укоризненно смотрел на него целую минуту. Он открыл было рот, но тут же закрыл его с озабоченным видом.
— Да ладно тебе, Поттер. Не стесняйся. — Драко улыбнулся. — Мало того, что ты гей, так ты ещё и запал на некоего дьявольски красивого слизеринца, который, по странному совпадению, сидит прямо рядом с тобой.
Поттер снова уставился в потолок. — Ты такой… — вздохнул он. — Драко так и не узнал, что хотел сказать Поттер, так как мерзавец отказался от своих прежних мыслей и добавил: — Хорошо, Малфой, будь по-твоему. Я скажу тебе правду.— Поттер сделал паузу и глубоко вздохнул, глядя Драко прямо в глаза. — Я понятия не имею, — сказал он с несчастным выражением лица. — Джинни сказала, что да, но я… я просто не знаю. — Поттер бросил на него долгий встревоженный взгляд. — Все это так запутанно. Мне было легче, когда у меня были другие заботы. — он фыркнул, а затем добавил с усмешкой: — где Тёмный Лорд, когда он так нужен? Тогда было просто понять, чего я хочу. И я знал, чего от меня ждут. Жаль, что я не влюблён в тебя. Тогда бы я точно знал, что я не гей, а лишь больной на голову. — Поттер презрительно усмехнулся и тупо уставился на стол. — Продолжай, — покорно сказал он после долгого молчания. — У тебя есть почти два часа, чтобы посмеяться надо мной.
Драко, однако, не мог говорить. У него было все спланировано. Если Поттер признается, что он гей, Драко крикнет: «Я так и знал!» и начнёт безжалостно дразнить его. Если Поттер будет отрицать, Драко назовёт его лжецом и снова начнёт безжалостно дразнить. Но у Малфоя не было заготовленного ответа на замешательство Поттера. Это должно было быть смешно, но Драко не мог смеяться над ним. Было в этом что-то такое, что беспокоило Драко. На секунду, слушая жалобное нытье Поттера, он почувствовал странное сочувствие. Он знал, каково это — не знать, как примирить то, что ты хочешь сделать, и то, чего от тебя ждут. Не знать, хочешь ли ты чего-то, потому что ты должен этого хотеть, и делаешь ли ты что-то из-за нелогичной потребности быть бунтарём. Это было совсем не смешно.
Молчание Драко, должно быть, разозлило Поттера, потому что он раздражённо фыркнул и повернулся, как будто собирался снова писать строки, но пергамент свернулся в свиток, а чернильницы нигде не было видно. Должно быть, ранее, когда Поттер дёрнулся, она откатилась.