Откуда Полине было это известно — непонятно. Просто знала и всё. Чувствовала.
В середине первой недели лета, Полина возвращалась из магазина. В руках пакеты, в сумочке разрывается телефон, но взять трубку вообще никак, разве что в зубы…
— Не закрывай! — донёсся ей в спину до боли знакомый голос, но поздно — адский доводчик уже намертво примагнитился.
Ох уж это дежавю! До мурашек.
Полина суетливо зашарила в поисках открывающей кнопки, но в этот момент домофон запиликал, и дверь открылась снаружи.
Сердце ёкнуло и замерло. И всё-таки она скучала! Господи, да что же это… Ей, оказывается, ужасно его не хватает. Раньше и не догадывалась об этом, а сейчас, едва только увидела — поняла. А ещё поняла, что пялится на него. А он на неё. Смутилась, бестолково засуетилась.
— Давай, — забрал он у неё пакеты. — Ничего себе… У тебя тут кирпичи что ли?
А она только блаженно улыбалась и молча шла за ним к лифту.
— Как дела? — нажал он кнопку, когда зашли внутрь. — Как дочка?
— Хорошо.
Хотелось бы поднять голову и как нормальный человек смотреть на собеседника, но она не могла справиться с волнением.
— А как там наша тётя Валя?
Полина хихикнула.
— Нормально. Воюет.
— Я по ней прям соскучился. Светильник, кстати, новый взял, с датчиком движения. Думаю, это будет ей шах и мат: и в щели не светит, и светло когда надо.
— Да нет у неё никаких щелей! А если бы и были — она же не в коридоре спит. А вообще, вы с ней лучше не связывайтесь — жизни потом не даст!
— Так я и не собираюсь здесь жить. Ремонт закончу, да продам.
Сама собою сползла улыбка.
— Мм… А когда?
— Думаю, к концу этого месяца уже управлюсь. Ты только тёте Вале не говори, пусть поне…
Лифт резко дёрнулся и, жутко заскрежетав, замер. Одновременно погас свет.
— Опа… — раздался в темноте голос Руслана. — Кажись, приехали.
— Мамочки, мамочки, мамочки… — запричитала Полина.
— Чшш… Ты только не кричи, я тебя умоляю! Чёрт… телефон в машине забыл. У тебя есть?
Полина порылась в сумочке.
— Вот. Только там два процента всего…
Экран уже практически не горел, но прежде чем окончательно погас, Руслан разглядел-таки дырку на месте кнопки вызова лифтёра.
— Часто у вас такое? Я имею в виду, застревает?
Полина не ответила. Забилась в угол и сжалась, обхватив себя руками. Накатывала паника.
— И как назло, даже зажигалки нет, — усмехнулся Руслан. — Попадала когда-нибудь раньше? — Снова не дождался ответа. — Эй, соседка, у тебя всё нормально? Э-э-й… — И коснулся вдруг Полининого плеча. — Ну-у… — потянул её на себя, приобнял одной рукой. — Я думал, лифт трясётся, а это ты, — рассмеялся, пытаясь её расслабить. — Чшш…
Зашуршали, опускаясь на пол пакеты, и в следующее мгновение Руслан аккуратно обнял её по-настоящему.
— Не бойся, так бывает. Свет, наверное, вырубили. Ну-у-у, всё хорошо. Ты же не одна. Я с тобой.
Полина зажмурилась и ткнулась лицом в его грудь. Он замер на мгновение и ещё крепче сомкнул руки. И она услышала как мощно и часто бьётся его сердце. И испугалась, что и он почувствует, как бьётся её.
— Хочешь, попробую двери открыть?
— Нет, пожалуйста, не трогайте ничего! Я боюсь, что он упадёт!
— Ладно, ладно! Как скажешь. Ты только не паникуй, тросы выдержат в любом случае, ничего же не происходит, мы просто стои́м на месте. Всё нормально, не бойся.
Его низкий голос, практически шёпот, успокаивал, пальцы осторожно перебирали её волосы. От его запаха — особенного, мужского, не салонного, а какого-то дикого, слабели колени.
— Расскажи что-нибудь, — попросил Руслан. — Отвлекись, а то дрожишь вся.
Знал бы он, от чего она дрожит!
— Что рассказать?
— Что хочешь. Про себя, например.
— А что про себя. Нечего. Вообще я местная, но с трёх лет в деревне жила, с бабушкой. А потом снова сюда вернулась, в училище поступила. И так и осталась.
— … А сейчас тебе сколько?
— Двадцать пять… А вам?
— Много, — непонятно усмехнулся он. — Сорок три.
И Полине показалось вдруг, что сейчас он разожмёт руки. Испугалась этого, робко прижалась к нему ещё теснее, с каким-то детским восторгом чувствуя, как напряглись от ответного объятия мышцы его спины. С трудом сдержалась, чтобы не провести по ним ладонью.
— А родители твои где?
— Нету, погибли. Давно, ещё в девяносто пятом.
— Авария?
Полина помолчала, прислушиваясь к себе, и вдруг поняла, что готова рассказать.
— Нет. Их расстреляли в машине на светофоре. Из автомата.
— Понятно, — неожиданно просто кивнул Руслан. — Сочувствую.
— Спасибо, но я их почти не помню, мне тогда всего три года было. Знаю только, что мама была детским стоматологом, а вот с папой всё непросто. Мама с бабушкой до последнего думали, что он стропальщик на кирпичном заводе. Он сам так говорил. Завод был частный, зарплату хорошую платили, без задержек. А ещё, больничные, премии и отпускные. Всё как положено. Бабушка говорит, что по тем временам это было прям шикарно. А потом, уже после гибели, оказалось, что на самом деле он состоял в банде какого-то местного авторитета.
— Даже так? А кого именно?
— Я не знаю. А бабушка их всех одинаково бандитами называет. И отца тоже, раз уж был в банде.
— Ну, в чём-то она права. Тогда ведь всё это очень рядом было — вечером грабили и убивали, утром на эти деньги свечки ставили и бизнес строили. Не все, конечно, но многие. Мало таких, чтобы прям кристально чистыми остались. Просто время такое было. Лихое. А уж в нашей дыре и подавно, тем более в девяносто пятом. Тут же тогда целая война свершилась, полный передел власти. Только и успевали выносить.
— Да, я наслышана. Но если честно, мне кажется, что папин хозяин не был прям бандитом. Ну если только слегка. Он ведь, после того, как моих родителей убили, даже что-то вроде содержания мне назначил. На моё имя открыли счёт в банке и положили кучу денег, а бабушка, как опекун, могла ежемесячно снимать оттуда определённую сумму, и то, что она снимала, тут же пополнялось. И так должно было быть аж до моего восемнадцатилетия, а потом я могла бы снять сразу всю сумму.
— Но звучит так, как будто ты этого так и не сделала.
— Ну да. Просто потом этого авторитета самого убили, и бабушка испугалась, что через нас он просто пытался спрятать свои деньги от мафии, и теперь другие бандиты придут за ними к нам. Схватила меня и сбежала в деревню, в какую-то случайную, где нас никто не знал. А там как раз совхоз разваливался, люди уезжали, многие оставляли дома прямо так — кто хочет, тот живёт. Вот бабушка в таком и поселилась. Хозяйство завела — кур, огород. В совхоз дояркой пошла на полставки, пока он окончательно не закрылся. А когда закрылся, выкупила у них корову, стала молоко и сыр на автобусную станцию носить.
— Ну понятно тогда, в кого ты такая боевая!
— Ну нет, — смущённо улыбнулась Полина, — мне до неё далеко. Я бы на такое не решилась, точно. С маленьким ребёнком, в неизвестность… — И вдруг поймала себя на том, что, болтая, уже во всю доверчиво жмётся к Руслану и медленно водит пальцами вдоль его позвоночника. А он обнимает её в ответ, время от времени скользя то ли подбородком, то ли губами по волосам. И от этого было так легко и уютно…
До тех пор, пока она не осознала что происходит! А едва осознала — испугалась. Напряглась, отстраняясь… Но Руслан не дал, настойчиво удержал, и Полина затихла в его объятиях. Но щёки заполыхали жаром.
— Кстати, вполне возможно, что твой вклад до сих пор жив. Не пробовала узнать?
— Да ну, больше двадцати лет уже прошло. К тому же, я даже не знаю, в каком банке он был открыт, а бабушка о нём и слышать не хочет. До сих пор. У неё что-то вроде фобии развилось в отношении вообще всего, что хоть как-то касается криминала. Даже случай был, давно уже, — напротив нашего двора как-то всю осень жил мужчина, соседи говорили, будто он отсидел за мошенничество с ваучерами, так бабушка меня не только в школу за ручку водила, но и вообще на улицу без неё выходить запрещала, пока он не уехал из деревни!
Руслан долго молчал.
— Ну бабушка понятно, у неё дочку убили. Посттравматическое. А ты?
— Что я?
— Ну, ты сама-то боялась того мужика?
— Если честно — очень! Мне даже снова начали сниться кошмары, и в них нашу машину расстреливал именно он. Хотя я и не видела никогда, кто это был. Папа не дал.
— Так ты что, с родителями тогда была?
— Да. Помню, как затрещало что-то, папа закричал «ложись», а я наоборот подниматься начала, мне интересно стало. — Голос вдруг перехватило, остался только шёпот: — Или наоборот, сначала он закричал, а потом затрещало? Не помню уже… — По венам хлынула волна застарелой, непрожитой боли. К горлу стремительно подкатили слёзы. Задрожал подбородок. — Мне кажется, если бы я не стала тогда подниматься, папа смог бы уехать оттуда. А так… Я не помню деталей, но вот как он сначала кричал «ложись», а потом кинулся с водительского сиденья назад, ко мне, чтобы прикрыть собой — это прям как в замедленной съёмке. И как дырки у него в груди появлялись, тоже помню… И кровь мне на лицо брызгала. Такая… Горячая. — Всхлипнула. — Это из-за меня их убили. Потому что я не послушалась.
И заплакала. Руслан стиснул её так, что дышать стало трудно.
— Глупенькая-я-я… Какая же ты… — мял её в руках, вжимая в себя. — Он же отец твой, он по-другому не мог, это был его долг. Ты за дочку свою мне чуть глаза не выцарапала, а было бы надо — и под пулю бы полезла. Так ведь? Ну вот и отец твой такой! Подумай, как бы он жил, если бы сам спасся, а тебя бы пристрелили, ну? Как бы мать твоя с этим жила? — Говорил, жарко щекоча дыханием висок, и Полина не просто успокаивалась — она таяла. — Ты не виновата, ты просто была ребёнком. А вот отец твой — настоящий мужик, самый настоящий… Ну перестань, ну-у-у… Маленькая… Глупыш… Это же надо было такое придумать! Страшно даже подумать, сколько ты с этой виной живёшь!
— Всегда, — всхлипнула Полина и подняла голову. — Но сейчас мне стало гораздо легче. Спасибо…
Близко-близко, дыхание к дыханию. Секунды — одна, другая, третья… Самые безумные, самые незабываемые. Когда всё уже понятно, но ещё ничего не сделано, а сердце пропускает удар за ударом…
Первый поцелуй был осторожный, нежный, но уже через мгновенье превратился в жаркое сумасшествие и…
Громыхнуло, отдалось вибрацией по кабинке, и откуда-то далеко сверху, словно со дня перевёрнутого колодца, донёсся крик:
— Есть кто?
Полина охнула и резко отпихнулась. Руслан попытался удержать её, но она не далась.
Он разочарованно выдохнул и крикнул:
— Есть!
— Какой этаж?
— Да откуда я знаю?!
Потом по шахте, с небольшими, примерно по минуте, промежутками, раздавался грохот. Спускался всё ближе.
— Полин… — позвал в темноте Руслан. — Поли-и-ин…
Не отозвалась. Тогда он просто притянул её к себе и, наплевав на её судорожно сцепленные на груди руки, зажал лицо в ладонях и впился поцелуем в губы. А когда к ним в двери постучали, замер, прижимаясь лбом ко лбу.
— Здесь? — спросил голос снаружи.
— Ты только меня не бойся, не трону больше, — шепнул Руслан и отпустил. — Здесь!
— Я сейчас я приоткрою со своей стороны, а ты, как щель появится, зацепи со своей и на счёт три вместе потянем…
Открыли. Оказалось, застряли между четвёртым и пятым этажами.
— Я не полезу, нет… — испугалась Полина. — Сейчас он поедет и…
— Не поедет, не бойся, — успокоил лифтёр. — Пол района сейчас в отключке — на подстанции большая авария. К тому же я его дополнительно обесточил. Нет, вы конечно, можете сидеть тут, если хотите, но это до вечера, точно. А то и до утра. Я вам даже дверки открытые оставлю, чтобы вы не задохнулись.
— Полин, — тронул её за плечо Руслан, — ну ты же боевая! Давай. Надо.
Сначала Руслан шёл чуть впереди, нёс пакеты. Но едва лифтёр остался этажом ниже — так резко остановился, что Полина в него врезалась.
— Полин я…
— Руслан, мне… — начали они одновременно, и Полина растерянно хихикнула…
— Поли-и-ин? У тебя там всё хорошо? — долетел вдруг сверху тёти Валин окрик.
Она мгновенно отшатнулась от Руслана, а он задрал голову и недобро дёрнул щекой:
— Да кто бы сомневался..
Дальше поднимались молча, соблюдая дистанцию. На девятом их поджидала жутко запыхавшаяся тётя Валя. Шарахнулась в сторону, пропуская Руслана и, крепко вцепившись в Полину, потянула её на себя:
— Ну к, зайди-ка ко мне…
Руслан обернулся:
— Соседка, у тебя дома-то есть кто? — приподнял пакеты. — Я занесу тогда?
— Нет, не надо! — опомнилась Полина. — Я сама. — Очень хотела, но при тёте Вале так и не решилась поднять на него взгляд. Забрала пакеты. — Спасибо!
— А вы всё на посту, тёть Валь? — со злым раздражением буркнул он. — Не надоело?
Она фыркнула и, решительно впихнув Полину в свою квартиру, прилипла к глазку:
— Ишь, смелый какой. Разговорчивый… Ну-ну. Поговори у меня, поговори… — Развернулась к Полине. — Ну, ты как?
— Вы про лифт? Нормально. Там было душно и темно, но не смертельно.
Соседка схватила её за руку:
— Девочка моя, Полиночка, ты же моя бедняжечка… Ты мне-то можешь сказать! — утёрла со лба пот. — Я, ты же знаешь, ни-ни — никому ни слова! — прикрыла рот рукой, глядя на Полину то ли с диким любопытством, то ли с наигранным сочувствием. — Да как же тебя угораздило-то, девочка…
Полину обдало жаром. Откуда она знает? Неужели, подслушивала под дверями?
— Вы о чём, тёть Валь? — прикинулась дурочкой, но голос дрожал.
— Да о чём, о чём… — покачала та головой. — А я ж тебе говорила, Полиночка… Я ж говорила… — и вдруг обняла её, прижала к своей потной груди. — Ты мне всё можешь рассказать. Я и в суде подтвержу, Полин. Ты ж меня знаешь, я ничего не боюсь, когда надо за своих постоять!
— Какой суд, тёть Валь? Я не понимаю.
— Так, — резко отстранилась та, — только не говори, что и теперь стерпишь!
— Да что стерплю-то?!
— Что, что — гада этого, Подольского! Что ещё-то? Правду скажи, снасильничал? Успел?
Первые пару секунд Полина напряжённо соображала, а потом вдруг рассмеялась. Правда, невесело. Скорее, истерично. А тётя Валя смотрела на неё, сцепив пальцы на пузе, и молча ждала.
— Тёть Валь, — наконец, взяла себя в руки Полина, — я уж думала, правда случилось что-то. Испугалась даже. Но мы просто застряли! Ждали, пока нас вытащат и болтали о всякой ерунде. Я в одном углу стояла, он в другом. Всё!
— Всё? Точно?
— Точнее не бывает!
— Ну, слава Богу… О-о-ох, как я за тебя испугалась, ты бы знала! Я ведь когда голоса услышала, так и поняла что это ты там, и вот прям сердцем почуяла с кем… Места не находила себе, давление, вон, скакануло! Чуть инсульт не шибанул!
— Ну, спасибо, конечно, за беспокойство, но не стоило. Руслан обычный человек, не страшный и не опасный. Не знаю, чем уж он вам так не нравится, но чтобы до инсульта…
— Да какой обычный, какой обычны-ы-ый… — не разжимая челюсть, прошипела соседка: — Зэк он самый настоящий! Шесть лет отсидел! Шесть!
Полина открыла рот, что бы что-то сказать, да так и застыла.
— Ага! Съела? Вот тебе и неопасный, вот тебе и Севера́, на которых он работал! А я сразу тебе говорила, нечисто тут! Но самое главное — за что он сидел. Вот ты знаешь, за что?
Полина молчала.
— Ага! А вот я знаю! Мне Наталка всё-всё рассказала! Нет, ну мне, конечно, пришлось подмазать её немного, чтобы поразговорчивее стала-то… Я ей это, слышь, конфеток коробочку за двести пять взяла, колбаски кусочек по триста за кило, ну и бутылочку беленькой, само собой. Нет ну а как, ну не с пустыми же руками, ну правда? Там всего на восемьсот рублей вышло, но ты это, Полин, если сейчас нету, то можешь на будущей неделе отдать… Так, это я к чему вела-то? — Замолчала, потеряв нить разговора. — А! Так вот, знаешь, за что он сидел-то? За изнасилование! Да ещё и с извращением каким-то! Наталка говорит, сам вину признал! Сам! Хотел, видать, чтобы срок скостили, но всё равно по полной отмотал, ему даже досрочно выйти не разрешили! — Упёрла руки в бока. — То-то мать его так не любила о нём рассказывать, вот прям клещами не вытащишь… На заработках, говорит, и хоть ты тресни! А я же чуяла, я сразу чуяла, что нечисто тут! Всё грозила мне, слышь: «Вот Русланчик придёт и покажет тебе кто тут хозяин». Ну? Ты подумай только, это мне-то, вот этот-то зэк, прости, господи! Уголовник проклятый!