— В смысле? — не сразу доходит до меня. Отец пожимает плечами.
— Всякое бывает. Главное, знать, куда обращаться. И родители потеряют работу. А сейчас так трудно устроиться на новую… Особенно, когда перекрыт кислород. Как считаешь, Влад?
Внутри нарастает тяжелое чувство, я снова сжимаю кулаки, пытаясь сдержаться, потому что сейчас готов его ударить. И даже не пожалею об этом.
— Не смей, — говорю зло.
Отец встает и отвечает, глядя на меня свысока:
— Посмею, Влад. Я растил тебя, чтобы ты стал по мою правую руку, а не тек мозгами от маленькой шлюшки без гроша за душой. Если не можешь думать рационально, я подумаю за тебя. Завтра ты бросаешь свою Асю, а через четыре дня мы летим в Лондон. Нет? Значит, вся семейка твоей возлюбленной пусть готовится идти по миру.
Он выходит, оставляя меня одного. Я стою, глядя в пространство перед собой, а потом снова начинаю бить по шкафу. Боль не отрезвляет, не дает облегчения, и только когда проламываю дверцу, немного остываю. Костяшки саднит, глаза застилает пот, я тяжело дышу, чувствуя, что готов задохнуться. Потому что оказываюсь в тупике. И не вижу выхода.
Я уезжаю к другу. Тянет в Комарово, но я должен все осмыслить в одиночестве. Знаю, что если увижу глаза Аси, то просто не смогу ничего сделать.
Пью виски, пытаясь найти выход из этого лабиринта, и нихуя не нахожу. Не сплю всю ночь, а утром понимаю, что должен выполнить условие отца. Ради Аси и ее семьи. Только не рассказывать ей правду, потому что знаю: она меня не отпустит, а я не смогу уйти. А рисковать ее судьбой я не имею права.
Я думаю о том, чтобы вовсе не ехать больше в Комарово. Отключить телефон, в конце концов, она поймет, что я ее бросил. И далекий голос внутри шепчет: и может, тогда у вас еще будет шанс. Вдруг я пропал по какой-то причине? Заболел? Попал в аварию? Внезапно уехал? А потом сбегу от отца и вернусь…
А он ее уничтожит.
Нет, я должен с ней порвать. Чтобы у меня самого не было соблазна вернуться. Она должна меня возненавидеть.
И тогда в голове рождается план. Я трахну ее доступную подругу Ритку. Она болтлива, и об этом узнают все. Ася не простит мне измены, а гордость не позволит ей прийти разбираться. И все точно будет кончено.
Мне везет, я цепляю Ритку у Комаровского магазина и везу к себе. Делаю недвусмысленные намеки, и если в начале она недоверчиво смотрит, то когда я кладу ей руку на колено и веду вверх, только усмехается. Садится удобней и немного раздвигает ноги. Мне так противно, что руку жжет, словно кожа слезла с ладони, и я веду по бедру, испытывая чудовищную мерзость.
Девушка меня совсем не возбуждает, хотя я и пытаюсь как-то отключиться и настроиться на процесс. Завожу ее домой и тащу в гостиную. Упав в кресло, стягиваю джинсы с трусами и делаю приглашающий жест.
Ритка усмехается, но послушно садится на колени. Я дергаюсь от ее касания, и вовсе не от удовольствия. Борюсь с желанием вьебать ей так, чтобы она отлетела в другую сторону комнаты. Не только потому, что она мне противна, но и потому, что она такая тварь, что предает свою подругу ради случайного секса с парнем. Да и какие они подруги? Ася чище их всех в тысячи раз.
Ритка берет мой член в рот и начинает сосать, двигая в такт рукой. Я закрываю глаза, пытаясь хоть как-то расслабиться. Выходит так себе, в голове какая-то дикая херня. А потом… Я чувствую ее присутствие. Хер знает как, но просто понимаю: Ася здесь. И резко распахнув глаза, смотрю вперед. Сердце падает вниз, я толкаю Ритку скорее инстинктивно. Потому что не хочу, чтобы Ася на это смотрела. Она не должна была здесь появиться. Она должна была просто узнать потом.
Я спешно натягиваю джинсы, пуговица с молнией, механические действия спасают от того, чтобы не броситься прямо сейчас к Асе. Не упасть перед ней на колени и вымаливать прощение. Я ловлю в ее взгляде такую боль, что внутри все начинает разъедать. Прячу руки в карманы, сжимая их в кулаки. Держись, Влад, отступать поздно.
Смотрю на нее, и мне становится страшно: потому что я ясно вижу, как боль отходит назад, а в глазах девушки появляется тупая пустота. И понимаю: я только что ее сломал. Одним щелчком рассыпал на мелкие куски, которые, возможно, никто не сможет собрать. И уж точно не я. Потому что в ее жизни мне больше никогда не будет места.
Я перевёл взгляд на лежащую на моем плече Асю и зарылся носом в ее волосы. Вспомнились ее слова в гостиной. Ты меня не любишь. Ты любишь другую.
Я закрыл глаза. Все это слишком сложно.
Тогда, в двадцать один, я заставил себя забыть Асю. Это было непросто. Я с кровью вырывал любое воспоминание о ней, любое напоминание. Выкинул вещи, которые носил в Комарово, книги, которые она читала, лёжа в гамаке на веранде. А потом мы с отцом уехали в Англию. Дочка его партнера по бизнесу оказалась красивой пустоголовой куклой. Я трахнул ее в машине на третий день знакомства. А на пятый трахнул ее мачеху, которая оказалась старше падчерицы всего на четыре года. Мы прожили там три недели, и все это время я трахал их назло отцу, его бизнес-партнеру и самому себе. Потому что глядя на себя в зеркало, я уже не видел человека, только ничтожество, которое не смогло ничего сделать ради любимой женщины.
После окончания мной института мы семьей переехали в Лондон, я женился, занялся бизнесом и завёл себе несколько любовниц. Купил им квартиры, давал денег и трахал, не зная, то ли смеяться, то ли плакать от этой реальности.
Отец мной гордился, хвастался окружающим, выставлял меня везде вперед, словно я не человек, а трофейная статуэтка за победу в номинации “мои достижения в жизни”. А через три года родители подали на развод. Потому что отец решил жениться на молодой Лондонской бляди. Влюбился на старости лет. Я не смог этого простить. Ни унижения мамы, ни того, как легко он слопал мою жизнь ради своих целей, а теперь сам делал то, что мне было запрещено под предлогом запятнанной репутации и чести семьи.
Я его ударил, разбил холёное откормленное лицо, с которого вмиг слетело все напускное благочестие.
Поднявшись, он хотел ответить тем же, но так и замер с поднятым кулаком. Потому что видел: я способен его сейчас отметелить до кровавых соплей и выбитых зубов.
Через месяц я развёлся, и мы с матерью вернулись в Питер.
Начинать с нуля было тяжело, но фамилия отца помогала просто тем, что она у меня была. И за пять лет я выгреб из грязи в князи, обеспечив и себе, и матери хорошую жизнь.
А потом появилась Вика.
Глава 15 Ася
Я шевельнулась, просыпаясь, и тут же замерла, поняв, что лежу у Влада на плече. Чувствовала его дыхание в своих волосах и молчала, боясь открыть глаза.
— Проснулась? — шепнул он.
Вздохнув, я заставила себя подняться, но так и не успела сесть, потому что Влад притянул меня за руку обратно. Мы оказались лицом к лицу, я закусила губу, разглядывая его. Мне было просто хорошо. Да, я понимала, что конец неизбежен, но наверное, именно поэтому наслаждалась всем тем, что было сейчас.
Влад улыбнулся краем губ. А я взяла и поцеловала его в самый краешек. Он тут же нашёл мои губы своими, и я подалась ему навстречу, давая ласкать себя и отвечая тем же.
Конечно, мы увлеклись, и кончилось все предсказуемо. А потом был душ и завтрак, потому что я была зверски голодна. И я не стала одеваться, натянула только футболку, которую Влад мне дал в первый день. Готовила завтрак, напевая. А потом обожгла палец и вскрикнула.
— Что? — Влад, оказавшись рядом, тут же убежал, вернулся с виски. Полил мне на палец, а я вдруг почувствовала, как в воздухе разливается напряжение. Кинула взгляд на Влада, он хмурился. Отставив бутылку, потёр указательным и большим пальцем виски, потом свёл пальцы у переносицы.
— Что-то не так? — спросила я несмело. Он бросил на меня взгляд, но тут же отвёл глаза.
— Все в порядке, — заметил мне и ушёл. А я остро почувствовала, что моей иллюзии наступает конец. Не знаю, почему, но вот именно сейчас во Владе что-то перевернулось.
Я растерянно огляделась, словно не понимая, как оказалась тут. Машинально выключила газ, аппетита уже не было, хотя голодный желудок урчал.
Ели мы молча, не глядя друг на друга, я успела переодеться, чтобы не мозолить ему глаза. Внутри снова разлилась тяжесть. Но может оно к лучшему, что в этот раз так быстро? Чем дольше длится иллюзия, тем больнее будет, когда она рассеется.
После завтрака мы сели в гостиной.
— Вот что, — сказал Влад, — я думал обо всем и соотносил факты… Что у нас получается… Если твой брат не при чем, значит, нужно все заново выстраивать.
И когда я стал об этом думать, то мне пришла в голову такая мысль: что, если наш подход изначально был неправильным?
Я нахмурилась, слушая его.
— Поясни.
— Мы считали, что кто-то прислал фотографии, чтобы предупредить тебя, а их получил Шилов. Но если все было совсем не так. Что, если они — часть его плана?
Я смотрела на Влада во все глаза.
— В смысле?
— В смысле, что не было больше никого в этой истории кроме Шилова. И все, что он оставил, он оставил тебе в качестве подсказок.
— Где искать компромат? — посмотрела я недоверчиво на Влада. Он кивнул.
— По крайней мере, я на это надеюсь. Потому что если мы его не найдем, то положение у нас определенно будет незавидное.
А мне почему-то каждое его «мы» отдавалось в сердце. Он говорил не обо мне, он говорил о нас. И в душе все равно жила глупая надежда на то, что это не просто оговорка, а что-то да значит.
— Что ж, — сказала ему, — тогда давай думать, что мог такого придумать Андрей.
Я сходила в комнату за фотографиями, а Влад в это время достал ноутбук и стал загружать видео с камеры, установленной в парадной.
Я села на колени перед низким столиком и разложила фотографии сначала вверх картинками. Смотрела, вспоминая события того вечера. Вполне вероятно, данное событие не несет в себе никакого подтекста, просто других общих наших фотографий у Андрея не обнаружилось. Выходит, искать смысл надо только в самом послании.
Не успела я перевернуть фотографии, как Влад спросил:
— Как вы с ним сошлись?
Я никак не ожидала услышать от него такого вопроса и порадовалась, что он не видит сейчас моего лица.
Пожав плечами, сказала:
— Ну как люди сходятся? Так и мы. Нас познакомил мой брат, когда они с Андреем начали вести дела. Ну и… закрутилось.
Закрутилось, это еще слабо сказано. Но рассказывать правду я не планировала. Не хочу, чтобы хоть кто-то знал, а уж тем более Влад. Но он, кажется, решил не оставлять мне шансов, потому что проговорил:
— Ты сказала, что не любила его. А зачем тогда жила с ним? Ты ведь не такая.
Не удержавшись, я рассмеялась. Против воли вышло нервно и немного зло.
Повернувшись к нему, спросила:
— Не такая? А какая, Влад?
Мы сцепились взглядами, и его снова потяжелел, словно вынуждая меня отвернуться. Но я не отворачивалась. Наоборот, от этой тяжести внутри словно прорвало плотину.
— Я была не такая, да, — кивнула ему, — а потом мне стало все равно. Хотя нет, не все равно. Мне просто никто не был нужен. Знаешь, сколько у меня было мужчин за эти годы? Трое, включая Андрея. И как видишь, ничем хорошим ни одни отношения не закончились.
Случилось удивительное, такой всегда непроницаемый Влад отвел взгляд первым. Откинувшись на спинку дивана, потер лицо руками. Убрав ладони, ничего не сказал, подавшись вперед, стал резко переворачивать фотографии обратной стороной вверх.
Я посмотрела на надпись, оставленную на них, и вдруг подумала: мы же можем сверить почерк. Вскочив, сбегала в комнату за записной книжкой. Открыв ее, стала сравнивать, Влад сидел рядом, заглядывая через плечо. Потом усмехнулся.
— Он мог оставить ее как раз для того, чтобы ты сравнила почерк.
Я кивнула.
— Только я с этим дурацким посланием… Зациклилась на нем, и даже в голову не пришло про почерк.
— Ладно, теперь мы знаем, что это, действительно, он. Осталось разгадать, что же тут зашифровано.
Мы смотрели на слова, а потом я обратила кое на что внимание.
— Смотри, — показала Владу, — некоторые буквы обведены как бы два раза.
Он спустился на пол, садясь рядом, вытащил с нижней полки столика ручку и, подвинув записную книжку Шилова, на чистом листе выписал обведенные буквы: «Б, Р, А, Ш, Т, О»
— И? — хмыкнул, откладывая ручку.
— А теперь надо сложить из этого что-то, — усмехнулась я в ответ.
— Ну хоть вариантов не много.
И мы стали прикидывать. Брат, бра, шар, штора, бар… Бар — вдруг мелькнуло в голове.
— Бар «Шот», — произнесла я вслух, глядя куда-то перед собой. Влад уставился вопросительно.
— Есть такой бар?
Я кивнула.
— Да. Мы были там вместе с Андреем.
В тот вечер Андрей везет меня куда-то, но при этом упорно молчит, куда. Единственное, что я слышу: это сюрприз. Не знаю даже, радоваться или опасаться такой формулировки. К тому же, у мужчины отличное настроение.
Бар находится в центре, на улице, запруженной подобными заведениями. Мне неожиданно нравится это место. Уютно, приятное оформление, хорошая музыка.
Мы с Шиловым усаживаемся друг напротив друга, и я спрашиваю:
— Почему ты решил меня сюда привезти? Какая-то встреча?
— Тебе нравится? — он обводит помещение глазами. Я зачем-то еще раз осматриваюсь.
— Нравится, — киваю в ответ, Андрей расплывается в улыбке.
— Хочешь, я его тебе подарю?
— В смысле? — усмехаюсь непонимающе.
— Этот бар принадлежит мне, хотя официально оформлен на другого человека. Хочешь, он будет твоим?
Я хлопаю глазами.
— Ты серьезно? — спрашиваю все-таки. — Зачем мне бар? Что я с ним буду делать?
— Что хочешь. Хочешь, оставишь баром, хочешь, разнесешь все к чертовой матери и откроешь музей.
— Музей? — хмыкаю я.
— Ну или что вам, искусствоведам, ближе?
Я впервые, наверное, искренне смеюсь, но затыкаюсь, как только ловлю его взгляд. Потому что точно так же впервые он мне кажется каким-то простым, человечным.
— Мне ближе диван и книжка, — отвечаю все же дружелюбно. Теперь смеется Шилов.
— Ну а напиться искусствовед может? — спрашивает меня.
— Если ты готов держать искусствоведу волосы, когда его будет тошнить на твои ботинки, то конечно, хоть сейчас.
Шилов смеется, а я прямо не знаю, как расценивать происходящее. До того оно кажется непривычным.
— Тебе я готов волосы держать, — говорит он потом, как-то слишком серьезно глядя.
И я теряюсь, смущаясь, отвожу взгляд. К счастью, к нам подходит официант. Мы заказываем чайник чая, а потом я спрашиваю, чтобы перевести тему:
— И кому принадлежит бар?
— Одному моему приятелю. Не поверишь, но его фамилия Шот.
— Что, серьезно? — я снова смеюсь. Андрей кивает.
— Ну а что, креативный ход.
Мы пьем чай, и я задаюсь вопросом, зачем мы все-таки сюда приехали. Ответа не получаю, вскоре мы едем домой, и по дороге Шилов говорит:
— Знаешь, я все-таки его тебе подарю.
Я только усмехаюсь, никак это не комментируя.
Я коротко передала Владу содержание того вечера. Он внимательно выслушал, периодически щурясь.
— Интересно, — протянул после. — Когда это было?
— Кажется, в начале мая.
Влад кивнул, тянясь за телефоном. Набрав кого-то, сказал: