— Это давнина стародавняя, — пробормотала девочка, закатила глаза и обрушилась на пол.
Я упала перед ней на колени, не зная что делать. В ушах еща звучали Сонечкины слова. Я давно не слышала эту присказку. Тринадцать лет. С тех пор как умер Трипль. Это была его любимая пословица.
Соня что то забормотала, так и не приходя в себя. С ее губ слетали хаотичные цифры. Я рванулась к комоду, схватила лист бумаги, ручку и принялась записывать повторяемые девочкой цепочки чисел.
— Ты чего? — голос Сонечки вываел меня из транса. — Я на полу что ли уснула? ГлупыйЖопик с ума меня сведет. Представляешь, не может успокоиться, пока я с ним не полежу на ковре. Не напугала тебя?
— Нет, — соврала я, вглядываясь в совершенно нормальные глаза ребенка. Соня ничего не помнила из того, что произошло минуту назад. И меня это пугало.
— Ты же не обидишься, если я ненадолго отлучусь? — спросила я тихо, у малышки занимающейся мурлыкой. — Дня на два.
— Ты снова полезешь в петлю. Тоха будет недоволен. Правильно он тебе тогда ремня дал, — пробурчала Соня.
— Еды тебе хватит. Если я не вернусь, в секретере записная книжка. Найдешь там телефон тети Оли, позвонишь. Скажешь от Трипля. Она тебя прикроет. Деньги везде, где найдешь все твои.
— Что ты задумала? — тихо спросила девочка. — Фис, я не смогу еще и без тебя.
— Я должна понять, — твердо ответила я, бросая в сумку моток веревки, три любимые «лимонки», отцов пистолет и прибор ночного видения. — Понимаешь? И Антон. Если есть хоть малейший шанс, что он жив. Я хочу его вернуть, потому что…
— Ты его любишь, — закончила за меня Сонечка.
— Я хотела сказать другое.
— Мне то можешь не врать.
— Мы вернемся, обещаю, — тихо сказала я, прижимая к себе маленькое, хрупкое тельце. — Или я не Анфиса Ласкина.
— Слабое утешение, — тихо буркнула Соня, уткнувшись мне в грудь мордашкой. — Но я буду ждать.
Я вышла из берлоги не оглядываясь. Меня ждала невероятно интересная и по силе ненависти, плодотворная прогулка.
Вы когда нибудь пробовали висеть на дереве в водолазном костюме, с мешком полным железа за плечами, вглядываясь в темноту через инфракрасный прибор ночного видения? Нет? Мой вам совет, даже не думайте о том, чтобы совершить подобную глупость. Жарко, противно, неудобно. Но другого облачения, способного скрыть меня во тьме, мне под руку не подвернулось в спортивном магазине находящемся в шаговой доступности от папулиной «лежки».
Я слилась с темнотой, скрывшись в ветвях какого — то чахлого деревца, напротив дома моего любимого крестного. Повисла, как подстреленный парашютист. Молясь всем богам, чтобы не свалиться и не свернуть шею.
У отца был друг. Лучший, любимый, почти брат. Я звала этого здорового, добродушного мужика дядей Борей. И даже примерно не представляла, чем занимается, таскающий мешками подарки своей любимой крестнице, как добрый дед мороз, дядюшка, в свободное от походов к нам в гости, время. Папа звал его Бо. И мне страшно нравилась эта уютная кличка. Потом отец умер. Дядя Бо пришел проводить друга в последний путь. Но бабушка не пустила его на порог. Стояла на смерть, закрывая дверь в нашу квартиру своим тщедушным телом, не сказав при этом ни слова. Я плакала, но бабуля была неумолима. Проводив взглядом удаляющуюся фигуру отцова друга, она сказала только одну фразу, которую я и не поняла тогда. Только сейчас до меня, наконец стал доходить ее поступок. Зато слова бабули врезались в память, словно выжженные каленым железом. «Нельзя скрыть за прекрасным фасадом, уродливую комнату, так же, как и грязную душу за улыбкой»
Дом, за которым я наблюдала. Не был похож на сельскую избушку, в которой я провела последний месяц. Скорее это был дворец, украшенный колоннами, идиотскими гипсовыми атлантами, и горгульями сидящими на крышах. Страшный кич и смешение стилей. Безвкусица полная. По периметру забора, располагались вышки, в которых дремали дюжие охранники. Я хихикнула. Дядя Бо окружил себя секьюрити, видно совесть не чиста. Аж «запретку» возвел, бедолага, как на зоне. Да вертухаев личных. Спать, наверное не может, когда его не пасут. Только что, проволокой колючей не обмотал ограду поверху, видно не разрешили ему городские власти таких изысков. Но, зато, я почти уверена. За воротами с золотыми львиными мордами — ответы на все мои вопросы. По крайней мере — их большую часть. И я проникну в этот чертов дом, даже если для этого, мне придется пробиваться туда с боем.
Я так увлеклась рассматриванием чужой жизни, что не сразу услышала тихий, почти на грани слуха, шорох под моим наблюдательным пунктом. Словно маленький зверек пробежал. Хотя, это скорее всего и была обыкновенная мурлыка. Но волоски на загривке все ровно встали дыбом. И я даже перестала дышать. Звук не повторился, я слегка расслабилась. Что — то тонко свистнуло, я почувствовала укол в обтянутую неопреном задницу. Мозг заволокла липкая истома. Я почувствовала, что лечу, уже понимая, что теперь точно сверну свою идиотскую башку. Надо же было так легко попасться. Приготовилась к удару об землю, даже не пытаясь сгрупироваться. Препарат, гуляющий по моему организму, видимо был из лишающих воли, но не разума. Удара не последовало. Я свалилась в чьи — то сильные объятия, открыла глаза, уставилась на черномордое чудище, из головы которого торчали ветки, украшенные чахлыми листочками, открыла рот, чтоб заорать, не смогла. Зато, наконец то, смогла провалиться в беспамятство, очень надеясь, что этот черт меня сожрет, пока я валяюсь в обмороке.
— Слаба ты, мать, нервишками, — в мозг мне впился до боли знакомый голос. — Лезть в самое логово, при этом пугаясь камуфляжа — просто верх идиотизма.
— Ты, — прохрипела я, размазывая по лицу слезы смешанные с соплями, — жив. Гад поганый, чертов идиот. Ты жив. Ненавижу тебя. Чтоб ты…
— Я так соскучился, — хрипло прошептал Синоптик.
Договорить я не успела. Твердые губы накрыли мой рот, и я не смогла оттолкнуть моего чертова ангела, потому что препарат, все еще владел моим телом. Я вру. Я просто не хотела, чтобы этот поцелу заканчивался. Я лежала на земле, не знаю где, не знаю, как долго. Но мне было так невероятно хорошо.
— Врешь ты все, — хмыкнул Синоптик, отрываясь от меня, и глядя прямо мне в глаза. — Ты плакала тихо. И скучала. Я точно знаю. И ты не опровергла Сонины слова, о том, что меня любишь.
— Ты подслушивал, — задохнулась я, бурляот злости. — И Сонечка это знала?
— Нет, не знала. Но не мог же я вас оставить совсем без присмотра.
— Я точно тебя убью, Погодский. Вот только смогу снова шевелиться, и швырну в тебя гранату. Где мой рюкзак, ксати?
— Фис, нам надо поговорить. Это важно. Все пошло не по плану. Соня в опасности. В огромной опасности. А у меня никого кроме вас нет. И мне нужна твоя помощь. Давай ты меня убьешь потом.
Я уставилась на своего Ангела и коротко кивнула.
Глава 34
Мне так хотелось валяться на земле, прижатой телом ангела. Чувствовать его вкус, ощущать, осязать. Настолько хотелось, что я совсем забыла о том, что нахожусь на вражеской территории. Ослепленная желаниями, я перерестала ловить мышей. Застонала, почувствовав легкость, когда Синоптик сполз с меня и и показал глазами на мечушийся над нами луч прожектора.
— Нас засекли, — выплюнул он коротко. — Валим, детка. Ответы на все вопросы получишь, когда наши с тобой горящие задницы будут в безопасности. И не спорь, — рыкнул мой мужчина, заметив, что я открыла рот.
То, что он мой, я уже давно поняла. А вот он пока, судя по всему, не совсем в курсе. Ничего, привыкнет бедолага.
— Сейчас. Только сюрприз крестному приготовлю. И пойдем, — пропыхтела я, роясь в своем рюкзаке. — Не все ж ему подарки мне дарить.
— Что ты задумала? — в голосе Погодского послышалась тревога, но я уже нырнула в темноту. За моей спиной послышался такой отборный мат, что даже у меня уши в трубочку свернулись. А я росла не в институте благородных девиц, к слову. Нифига себе, он и так умеет. Я тенью скользнула к забору, окружающему дом, и по пластунски поползла к калитке. За оградой слышались крики и собачий лай. Порылась в кармане, выудила пакет черного перца. Главное не чихнуть, а то сразу спалюсь. Ароматный порошок рассыпала по пути моего следования, он вырубит собачьи рецепторы к чертовой бабушке. Только бы успеть, пока архаровцы Бо не высыпали на придомовую территорию. То, что я сжимала в руке, вряд ли остановит бойцов, но на время деморализуеит и внесет в их ряды смуту. Прилепила небольшой пакет с пластидом к забору. Достала из кармана свернутую струну, закрепила ее к детонатору и поползла к стоящему рядом дорогому автомобилю. Марку рассмотреть не успела, потому что голоса начали приближаться, а встречаться с нукерами доброго дядюшки крестного, желания у меня не было особого. Из темноты появился Антон, скользнул ко мне, обидно схватил за шкирку и ломанулся в кусты. Держа меня перед собой наподобии чемодана.
Мы едва успели. Прям вот на мгновения. Взрыв грохнул такой силы, что у меня задымился на жопе водолазный костюм. Погодский бросил меня на землю, а сам свалился сверху. Это становится традицией. Вой поднялся такой, что его наверное слышали и ангелы в небесах и черти в аду.
— Точно в бензобак не надо было пихать взрыватель, — пропыхтела я.
— Тебе бы в диверсионной группе не было цены, — хмыкнул мой Ангелочек.
— Зато теперь им не до нас, — хмыкнула я. — Хиляем, Погодский. Я надеюсь ты не пешком?
— Был, — хрюкнул Синоптик, — пока одна слишком шустрая бабенка не взорвала мой пепелац к чертовой бабушке.
— ты неудачно припарковался, дорогой. Надо же додуматься, поставить машину рядом с гнездом врага.
— Именно там самое безопасное место, по мнению аналитиков спецслужб. Никто не станет искать у себя под носом. Но, умные дяденьки из ГРУ, просто не сталкивались с тобой.
Как мы бежали. Я в жизни не думала, что так умею. Но при этом не забывала открывать пакеты с перцем. Антон одобрительно смотрел на мои действия, но молчал, чтобы не тратить сил. Рюкзак болтался у меня на плечах и больно бил по спине, но сокровище свое я Погодскому не отдала, хоть он и настаивал.
Возле отцовой берлоги мы оказались к утру. Вымотанные, выжатые, едва перебрасывающиеся незначительными фразами. Вползли по ступеням на нужный этаж. Я мечтала о ванной и сутках сна. Синоптик, видимо, думал о том же. Вот только, если хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах. Бронированной двери, гордости Трипля, на месте не было. Проем зиял черной выбоиной. Я пулей влетела в квартиру, уже понимая, что на хорошее не приходится рассчитывать. Синоптик замер у входа, обхватив руками голову. Под ноги мне бросился испуганный голосящий клубок белоснежной шерсти. Казалось, что Жопик рыдал оплакивая свою маленькую хозяйку, а не просто орал от страха.
— Антон, посмотри на меня, — позвала я впавшего в прострацию супергероя.
— Я снова обложался, — выдохнул Синоптик. — Как и тогда. Я снова не смог…
Мы, в нашей жизни, совершаем невероятное колличество грехов. Мелких, крупных, часто неисправимых. Но, иначе мы не были бы людьми. Я не говорю об убийцах, маньяках и прочей нежити. Их ждет другой суд. Не человеческий. Речь идет о нас — среднестатистических гражданах, которые не задумываясь суют свои глупые головы в петли, из котороых порой не могут найти выход. Но, выхода нет только из гроба, как говорят умные людит. И у меня нет поводов им не верить. Но вот сейчас, я смотрела на деморализованного Синоптика, и даже примерно не представляла, где искать пресловутый выход.
— Мне кажется, пора нам поговорить откровенно, — фальшиво — жизнерадостно рявкнула я, выдергивая из пальцев Антона граненый стакан, воняющий водкой. Странно, все что ли мужики одинаковые? — И, водка моего отца, кстати, нифига не поможет нам спасти нашу девочку.
— Ты ненормальная? — на меня уставились налитые кровью глаза. — Ты вправду не понимаешь, что она не наша? Навыдумывала себе счастливую жизнь, которой не будет. Ты слышишь меня? Мы не будем счастливой семьей, не пойдем по жизни взявшись за руки. Мы, черт возьми, просто сдохнем всместе. Но это, как я понимаю, не предел твоих мечтаний. Нет, ты, конечно думала, скорее всего, что мы умрем в один день, спустя годы, убеленные сединами, не разжимая рук… — уже проорал Синоптик, с силой запустив стакан в стену.
— Откуда ты можешь знать, о чем я думала? — хмыкнула я. — Это ты дурак, если еще не понял, на что я способна. И. Какого хрена, ты до сих пор не позвонил Триплю? Кто ты такой, черт тебя подери, Антон Погодский. Мне нужны ответы.
— Они тебе не понравятся, — спокойно ответил Антон.
— Как нибудь переживу. Смерть папули то я пережила.
— Ты на него совсем не похожа, — в голосе Синоптикак появились стальные нотки.
— Ты плохо меня знаешь. Боюсь, что ты ошибаешься. Я точная копия моего родителя. Только вот понять не могу, что тебя с ним связывает. Ты же не бандит, Погодский. Но кто. Кто ты?
— Мой позывной — Дождь, — тихо сказал Антон. — Смешно, но и у бандитов и у моего начальства фантазии хватило только оттолкнуться от моей говорящей фамилии, давая мне погоняло. После ранения меня списали с работы в горячих точках. Я был бойцом одного из элитных подразделений, выполнял миссии в таких местах, куда нормальный человек и не сунулся бы.
Так вот откуда эти шрамы, испещрившие все тело моего Ангела. А я то дура думала, что они результаты обычных разборок. Синоптик замолчал, жадно глядя на бутылку, стоящую на столе.
— Продолжай, — хлестко приказала я. Так меня учил отец, который сейчас где — то рядом, но мне совсем не хочется его помощи.
Синоптик вздрогнул и снова заговорил.
— Меня списали в клерки, руководствуясь заботой о моем же здоровье, — горько усмехнулся он. — Знаешь, что это означает для бойца? Лучше на войне сдохнуть, чем перекладывать с места на место бумажки. Поэтому, когда мне предложили выйти в «поле», я только джигу не сплясал. Ты ведь представляешь, что такое программа защиты свидетелей?
— В Америке есть такая модель юридической поддержки, — кивнула я, пытаясь понять, к чему колонит Погодский.
— У нас она тоже существует. В меньшей степени, она очень закрыта, но есть. Моим первым клиентом стал вор в законе, укравший общак у своих дружков. Мы сделали все возможное, чтобы этого гада признали мертвым, за информацию о местонахождении другого такого — же подонка. Ты понимаешь, о ком я?
Я кивнула. Еще бы мне не понять. Да, Синоптик прав — Трипль подонок. Он заставил поверить меня, свою мать, жену в то, что мы его потеряли. Всех. Кто его обожалл, он поверг в пучину отчаяния. Мать умерла, бабушка, так и не оправилась от потери единаственного сына. А этот козел ходил по земле, радовался жизни, живя под чужим именем и даже не вспоминал о нас. Горечь заполнила мой рот, такая противная, что меня снова затошнило.
— Моим подопечным стал тогда не только Трипль, Фиса, — голос Антона толчками проывался в мое сознание. — Еще были маленькая девочка и женщина — ее мать. Ты слышишь меня? Соня — дочь Трипля.
Я словно оглохла. Отупела. Умерла. В груди свернулась тугая змея, мешающая вздохнуть. Соня — моя сестра. Моя единственная на свете девочка. Моя родственница. И я не смогла ее защитить.
— Она ключ. Твой папаша подумал, что лучшего схрона, чем его родная кровь, не сыскать. бумаги, карты, флешки — все можно найти, вскрыть, отыскать. А вот не зная кода, нельзя заставить запрограмированного человека вспомнить то, чего он по сути и не знает. Соню закодировали. Слышишь? Папаша ваш заныкал деньги. Огромные деньги, принадлежащие сходняку. И ради них почти уничтожил всех своих дружков- приятелей. А карту спрятал. Отдал мне свою дочь, ни минуты не сомневаясь. Сам не решился охранять столь ценный груз. Когда за малышкой пришли в первый раз меня не было рядом. Я успел уже к концу расправы над Евой — так звали маму Сони.
— Ты любил ее? — вопрос слетел с моего языка сам. И я увидела, как дернулась щека моего Ангела.
— Я жалел ее. Да это и не важно. Она готова была идти за своим Триплем по раскаленным углям. Защищая дочь, Ева без оружия, расправилась с тремя головорезами., но получила ранение несовместимое с жизнью. Соня осталась со мной. Все что ты видела — дело рук твоего отца. Он любит свою дочь, но себя любит еще больше. Девочку запрограмировал очень сильный психотерапевт, К слову душелома мы нашли спустя час после кодировки, с простреленной башкой. Но он успел сообщитьобманутому сходняку все, что знал. тОлько вот сказал обтекаемо, боялся, что его телефон прослушивают. Кодовое слово не успел передать. И уточнить, какая дочь Трипля его пациентка. Так что, ты жива, и Соня жива, пока кодовое слово не расшифровано.
— Пословица, — прошептала я. — Любимая присказка моего отца. Мы должны найти Соню.
— Она не единственный ключ. Точнее, она носитель лишь части информации, — прошептал Антон. А я почувствовала, как пол качается под моими ногами. Думаешь, стал бы Шмыга столько лет тебя терпеть просто так. Бо случайно узнал. что дочь Трипля — бомба замедленного действия. Только не знал о Соне. И потому держал тебя на коротком поводке, посредством женишка. Уж как они старались тебя вскрыть. Да только не по Сеньке шапка оказалась.