Вдруг до ушей раскатистым эхом донесся воистину странный звук. То ли смех, то ли пение.
А в это самое время в общей купальной все еще находились две служанки.
– У тебя невероятный голос, – Риа вытаращилась на Эйву. – Спой еще.
– А нам за это не влетит?
– Так, нет никого.
– Может, в покоях?
– Здесь слышимость лучше. Ну же, Эйва, давай. У нас ни праздников, ни развлечений больше нет, так хоть тебя послушаю.
– Ну, ладно, – поправила на голове полотенце, затем села обратно на край купели, опустила ноги в воду. – Но быстро.
Риа в свою очередь села на другом конце.
И Эйва запела. Пела одним голосом, ибо песня была древняя, слов в ней почти не имелось. Да и не песня то была вовсе, а молитва Мириде. Тонкий чарующий голос звучал настолько чисто и больно, что Риа расплакалась. В песне Эйвы ярилась свобода, жизнь, счастье, которого теперь нет ни у кого.
– Всё, – принялась оглядываться Эйва, – нам пора. Мы и так засиделись.
– Да, да, – смахнула со щек слезы, – пора. Спасибо, – печально улыбнулась.
Как только девушки покинули купальную, в нее пожаловал Кархем. Вожак внимательно осмотрелся, но никого не обнаружил. Однако голос… этот голос так и продолжал звучать в голове орка. Чей он? Ясно, что женский, но чей? И можно было бы найти по запаху, однако здесь воняло всеми сразу, не разберешь. Не послышалось же ему, в самом деле! Кархем прошелся вдоль купелей и остановился у самой дальней, здесь все борта были мокрые, а на полу поблескивали свежие следы босых ног. Совсем маленькие следы. Точно женские. Причем одни мельче других. Тут совсем недавно были две самки. И коль мылись в этих лужах, значит, из прислуги.
На второй этаж Кархем поднялся уже без настроения, больше всего на свете он не терпел, когда не получал ответов сразу. Но ничего, завтра узнает у Фараты, кто такой голосистый завелся в его чертогах.
После купания и хорошего массажа, вожак наконец-то добрался до покоев, куда спустя несколько минут в сопровождении двух стражников пожаловала Альмари.
– Подойти ко мне, – поманил её.
Девушка сейчас же подошла к хозяину. Из одежды на ней была одна полупрозрачная туника, на руках и ногах позвякивали браслеты, волосы наложницы были заплетены в косу.
– Соскучилась? – подтянул ее к себе.
– Очень, – расплылась улыбкой, но в глаза так и не посмотрела. Не положено, пока не попросят.
Тогда орк взялся за ткань на груди Альмари и разорвал ту. Его взору предстала налитая грудь с торчащими темно-розовыми сосками, соблазнительный животик, а ниже треугольник аккуратно подстриженных волос. Кожа девушки, натертая маслом, мерцала в свете факелов, стройная фигура пробуждала желание.
– Вставай на четвереньки, – схватил ее за ягодицы, – я тоже соскучился по твоим прелестям.
Альмари беспрекословно выполнила приказ – забралась на широкую низкую кровать и замерла в ожидании. Хозяин не всегда вспоминает о необходимости подготовить свою самку, потому она позаботилась заранее – смазала себя особым маслом. И действительно, Кархем не стал нежничать, овладел ею сразу. Двигался быстро, входил глубоко, из-за чего Альмари то и дело морщилась, стискивала зубы, но возмущаться нельзя. Тем более вожак только что прибыл, а значит, уставший и может вмиг рассвирепеть, скажи она хоть слово против. Под конец орк намотал ее косу себе на руку, потянул на себя, чтобы запрокинула голову, и совершил несколько последних движений, после коих до ушей Альмари донеслось тихое рычание.
– Хорошая самка, – похлопал ее по правой ягодице, – можешь идти.
– Не оставите на ночь? – все-таки глянула на него мельком.
– Нет, я устал. Иди, Альмари. Завтра Фарата раздаст вам подарки.
– Благодарю, бэр Кархем, – не без труда сползла с кровати и отправилась обратно.
А когда вышла за двери покоев, схватилась за живот. Кархем был слишком груб. Вернувшись к себе, сразу же отыскала смотрительницу:
– Гэл Фарата, – простонала, – дайте порошок, прошу.
На что та глубоко выдохнула, после чего развела девушке тертых трав.
– Сильно болит? – передала ей чашку.
– Сильно.
– Завтра покажешься повитухе.
– Хорошо, – скорее выпила содержимое чашки.
– Ступай в постель.
К счастью, порошок ослабил боль, однако утром в покои все-таки пожаловала повитуха – старая орчанка Садат. Уж очень она не любила людей, но чего не любила еще больше, так это травить самок, чтобы приплода не случилось, и не важно, людей ли, орков ли.
– Ну? – зашла уже недовольная Садат в покои, где спали наложницы вожака. – Что опять?
– И тебе доброго утра, – усмехнулась Фарата.
В ответ орчанка лишь отмахнулась.
– Вон ее посмотри, – указала на Альмари. – Не навредил ли ей бэр Кархем. Вчера у них постель была. Девчонка вернулась с болями.
– Вот не пойму я, – отправилась к чаше с водой, – чего они их держат вообще. Ясно же, человеческие самки не годятся. Мелкие, хилые.
– Чтобы я знала, – подошла к окну, из которого открывался вид на бурную реку, – хотя, все дело в скуке. Скучно им.
– Неправильно мы своих сыновей воспитываем, неправильно, – и взяла полотенце. – Ты! – указала на Альмари, – подойти. Сесть тут, – кинула на тахту, – подол задрать, – затем снова обратилась к Фарате, – я уже лучше в их кагимат4 разбираюсь, чем в наших. Беременных нет?
– Нет, – покачала головой.
– Габан.
Девушка тем временем легла на тахту, развела ноги в стороны и стихла. Ни одна из наложниц не любила злобную грубую старуху, но дела свое она знала хорошо. Садат осматривала Альмари не спеша, внимательно, отчего бедняжка постанывала, кусала губы. Вот если бы Кархем был нежнее, хоть немного, однако нежным он не бывает, лишь изредка бывает аккуратен, и то, когда в добром настроении.
– Все хорошо с тобой, – подняла на нее взгляд орчанка, после чего произнесла на родном языке, – придержи ее дня два-три, пусть отдохнет.
– Ладно, – ответила смотрительница, не отвлекаясь от бурлящей вдали реки.
И только Садат собралась обратно, как Фарата остановила:
– Подожди. Есть у меня к тебе дело. Одну самку надо посмотреть.
– Это какую?
– Привели тут. Но, как по мне, она совсем зеленая еще. Твоё бы слово услышать.
– Она здесь?
– Нет. Но я бы привела девчонку к тебе.
– И зачем она тебе? Мало что ли годных?
– Есть в ней что-то, нутром чую.
– Не пойму я тебя, Фарата. Чего такого особенного ты учуяла в буште?
– Посмотришь, нет?
– Посмотрю, куда ж деваться. Это моя забота – под хвосты заглядывать.
– Вот и хорошо. К вечеру приведу.
Глава 4
Эйва пришла в кухню и застыла в ожидании приказа. Кроме нее и поварихи сейчас никого не было.
– Чего стоишь? – глянула на нее Макора. – Иди крупу перебирать, – махнула в сторону большой кадки с гримехой. – Буду варить бачланук. Знать, что это?
– Нет, – села на скамейку, пододвинулась поближе к кадке.
– Вкусно это. Большой кусок молодого быка томиться в гримехе. Много часов томиться. Быть сочно, мягко. Вожак любить бачланук. Да что там, любой орук любить.
– Почему орук? – набрала в руку крупных зерен.
– На наш язык орук, на ваш – орк, – произнесла с пренебрежением. – Фу, орк. Гадко звучать.
– А женщина?
– Оручек. Тоже красиво, ла-а-асково. А на ваш, – повернулась к ней, – орчанка. Тьфу! Грубо. Ты мне сказать, Эйва, чего Фарата так печься за тебя? Запретить мне заставлять тебя носить еду.
– В гарем меня хотят, – и в глазах блеснули слезы.
– Тебя?! – зычно расхохоталась орчанка. – Такую тощую, мелкую. Да что орук с тобой делать станет? Разве что как замура под мышкой носить, да гладить.
И Эйва зажмурилась, принялась тереть рукавом глаза.
– Не реветь, – подошла к ней Макора, – давай, перебирать живей. А потом буду учить тебя варить бачланук. Справиться, буду просить оставить тебя тут.
Вдруг тяжелая дверь заскрипела, и в кухню пожаловал главнокомандующий. Выглядел он как всегда злым, желваки ходили ходуном на скулах, но когда увидел Эйву, немного расслабился.
– Гэл Макора, – поклонился, – почему мои воины были вынуждены ждать еду? Одна служанка не справляется.
– Потому что, бэр Тарос, по приказу Фараты вторая служанка работает только в кухне. А третья подает наложницам.
– Значит, нужна четвертая.
– Нужна. Вот и найди.
Однако смотрел Тарос исключительно на Эйву, его взгляд буквально жег кожу. И бедняжка не вытерпела, подняла голову и снова встретилась с орком глазами. А спустя минуту он подошел совсем близко, опустился на корточки, зачерпнул из кадки зерен.
– Ты достаться мне, – произнес совсем тихо.
А девушка уставилась на его руку – большую, сильную, мозолистую. Вчера он вытянул ее из воды как котенка. Что же будет, окажись они в одной постели? Хотя, ясно, что будет. Встретит свою смерть в страшных муках.
– Бояться? – усмехнулся.
Какие же у него клыки. Вроде небольшие, но острые, на одном поблескивает кольцо. И снова в нос ударил запах полевой травы. А Тарос потянулся и стянул с нее платок. Тотчас на хрупкие плечи упали светлые локоны.
– Бэр Тарос, – похлопала его по загривку Макора, – ты бы шел по своим делам. Или решил в мои помощники заделаться? Так, я с радостью. Орук ты у нас сильный, тесто месить будешь, коренья чистить.
– Мы еще увидеться, – произнес низким голосом, глядя на перепуганную девушку. – И скоро, – затем поднялся, затолкал платок Эйвы себе в карман и ушел.
Марока разве что головой покачала. Поняла орчанка, не даст он теперь покоя девчонке, так и будет преследовать. Раз схватил запах, не отпустит. Эйва в свою очередь кое-как справилась с порывом разрыдаться да принялась за крупу. Она в окружении врагов, она полностью в их власти, что захотят, то и сделают. И большой разницы нет, кому ее определят – вожаку ли или второму зверю.
Через полчаса Эйва высыпала гримеху в большой чугунный чан, что висел над открытым огнем, залила зерна водой.
– Габан, – довольно кинула Макора, – теперь ждать два часа. Гримеха разбухнуть, и я положить в нее мясо, перец, красных кореньев, яблок. И еще на два часа.
Пока крупа томилась, орчанка резала мясо, а Эйва мыла тарелки, которые принесли Риа с Экриной.
– Дай-ка помогу, – Риа уселась около подруги, – ох, ты бы знала, что творилось в трапезной. Мне Экрина рассказала.
– И что там творилось?
– Тарос ни с того ни с сего рассвирепел. Даже жрать не стал, демон проклятый. Наверно вся стража слышала, как зубами скрипел. А потом и вовсе стол перевернул.
– Орки. Чего от них еще ждать, – пожала плечами.
– Бедная Экрина. Теперь трясется вся. Она ведь как раз подошла к нему, чтобы тарелку поставить. Вдруг он выбил ту из рук и вот, стол перевернул.
– Ох, – уставилась на Риу. – И как она?
– Говорю же, бледная вся, дрожит. Боится, что чем-то разгневала зверя, что накажет её. Хотя бедняжка и сделать-то ничего не успела… плохого.
– На погибель мы здесь, – и уложила чистую тарелку на стопку других.
– Эйва?
– М-м?
– А ты споешь сегодня еще? Уж очень нам с девчонками хочется послушать.
– Ты что же? Всем разболтала?
– Ну, кому всем? Нас всего-то. Я, Экрина, Нуа, Илия и девочки-прачки.
– Ладно, я подумаю. Лишь бы мои трели орки не услышали.
––
И настало время обеда. Девушки снова побежали разносить еду, а Эйва явилась к Макоре.
– Вставай здесь, – указала на табурет, – а то ничего не увидеть. – Вот, – и сняла с чана тяжеленную крышку, сейчас же изнутри вырвался густой ароматный пар, от которого аж голова закружилась. – Чуешь? – улыбнулась орчанка.
– Словами не передать, как пахнет, – заглянула в чан.
– Это и есть настоящий бачланук. На-ка, – взяла миску, после зачерпнула большим половником мяса с крупой и положила в посудину с горкой, – снимать пробу. Я сегодня добрая.
– Спасибо, гэл Макора, – и скорее попробовала. А мясо так и тает во рту. – Вы настоящая волшебница.
– Кто-кто? – вытаращилась на нее.
– Волшебница. Ну, творите чудеса на кухне.
– А-а-а-а, чудеса-а-а. Я-то думать, ты мне гадость сказать. Этим чудесам меня научить бабка. Старая была Курима, ворчливая, лупить меня часто, но учить хорошо. И не зря. Бэр Кархем только из моих рук есть. Это великая честь.
Как только Эйва расправилась со своей порцией, Макора взяла вторую миску, но уже больше, и положила в нее так же с горкой.
– Эту тарелку отнести сейчас в трапезную.
– Кому?
– Бэр Таросу. Слышать я от Экрины, что он вытворять. Голодный остался орук, не дело.
– Нести мне? – вмиг побледнела.
– Тебе, тебе. Только платок повязать не забудь. Орукам лучше не видеть твоих локонов, – пощупала мягкие волосы. – Отнести и сказать, гэл Марора передать ему лично, чтобы гареп ирда дават (не подох с голоду). Повторить.
– Гареп ирта…
– Ирда, дурында.
– Угу. Гареп ирда дават.
– Правильно. Главное, не попутать.
Но по пути Эйва встретила Экрину, та уже возвращалась с пустой тележкой.
– Как, ты всё? – с опаской посмотрела на вход в трапезную.
– Всё, – закатила глаза под лоб. – Сытые звери. А ты куда?
– Так, меня Макора послала. Тарос там?
– Сидит еще. Опять злой как черт. Это ты ему, что ли, несешь? – кивнула на миску.
– Да.
– Ну, удачи, Эйва. В глаза поменьше смотри, а лучше вообще не смотри.
Несчастная продолжила путь на ватных ногах. Меньше всего на свете хотелось снова встречаться с этим монстром во плоти. В трапезной почти никого не осталось, только несколько орков сидели за дальним столом, а в противоположной стороне заседал сам Тарос. Орк сразу заметил ее и аж на месте застыл. Эйва тоже вросла в пол, но еда стыла, а лицезреть бешенство Тароса не было ни малейшего желания, потому в который раз переборола себя и направилась прямиком к нему. Еще и послание от Макоры без конца повторяла. Не приведи Мирида сказать неправильно.
– Прошу, бэр Тарос, – опустила голову, затем поставила миску на стол, – гэл Макора просила передать вам лично и сказать гареп ирд-да дават, – все-таки голос дрогнул.
На что брови орка поползли вверх, а на губах застыла кривая ухмылка.
– Что, так и просить мне передать? – пододвинул миску к себе поближе.
– Да.
– Поднять голову, Эйва.
Пришлось выполнить приказ. Второй раз за день она встречается с ним и второй раз за день сердце грозится вырваться из груди, ибо перед ней дикий жестокий и огромный орк, от одного взгляда которого хочется лечь и умереть. Вдруг он посмотрел на стражников:
– Карэх хадар! (Пошли вон!) – рыкнул им, после чего орки немедленно встали и покинули трапезную.
Ну вот, она осталась с ним один на один. Тарос же вернулся к созерцанию маленькой самки. Как же девчонка боится его, того и гляди хлопнется в обморок.
– Снять платок, – но не дал ей руки поднять, сам снял.
Светлые мягкие волосы, белая кожа, лицом красивее любой женщины, каких доводилось встречать. А глаза ярко-серые. Эта самка должна принадлежать ему. У Кархема достаточно наложниц, все как на подбор. Так что, перетопчется.
Вдруг Тарос поднялся, отчего Эйва часто задышала, когда же коснулся ее лица, с губ бедняжки сорвался стон, заставивший орка окончательно потеряться. Она очень мелкая, хрупкая, с ней придется сложно, но такая самочка стоит терпения. Зато потом… потом девчонка подарит ему много, очень много незабываемых ночей.
– Ступай и передай гэл Макоре бэригет (спасибо). Хотя, – на сей раз схватил за руку, – дождаться, когда доем, – снова опустился на лавку.
Так Эйва и стояла рядом, пока Тарос ел, а ел он медленно, словно нарочно и все смотрел на нее.
– Где твоя семья? – отставил наконец-то пустую миску в сторону. – Здесь?
– Нет, бэр Тарос.
– Успеть уйти?
– Надеюсь.
И Тарос не утерпел, подтянул ее к себе, убрал длинные волосы с плеча, оголив заодно и шею. А когда тяжелая рука орка легла на затылок, Эйва зажмурилась, сжалась вся. Однако зверь только лишь вдохнул запах кожи. Несмотря на то, что девчонка весь день торится в кухне средь самых разношерстных запахов, пахнет она все равно особенно, ни с каким другим ее аромат не перепутать. В этот момент Эйва приоткрыла один глаз и увидела орка вблизи, увидела вены на шее, шрамы и кольца, много колец в ухе.