Но только распробовала неожиданно вкусный бургер, как Люк с Беном заговорили. Хорошо, хоть не с ней.
К столику подошли люди. Вооруженные люди, но в форме. Полицейские. Папа учил, что в такой форме люди не опасны, пока она первая не нападет. Нападать не хотелось. Да и таблетка за собой в мягкий туман тянула.
Полицейские что-то спрашивали. Возможно, даже у нее.
Без нужных слов ее это не касалось. Пока что. Потом оказалось, что задавали вопросы именно ей. Пришлось доставать заветную визитку, что очень редко, совсем редко, но приходилось показывать. Там было все написано, но офицеры были настойчивые. Звуки изо рта были совсем тяжелые, непослушные. Таблетка была тоже настойчивой. От вопроса, кто сидит напротив нее, чуть не вылезла волна ехидства, но в кои-то веки голова послушалась и не выпустила наружу лишнее. А потом еще и захотели узнать, откуда у нее все это.
От ощущения нереальности прошлого стало неудобно дышать.
Она давно заметила, таблетка действовала двойственно. Дарила пустоту в голове, но и выпячивала перед всеми. Под своими таблетками ее всегда замечали. Резко захотелось побыстрее домой, Пусть и новый дом с новыми проблемами, но побыстрее уже. Рот перестал слушаться совсем, но равнодушный хрип вместо голоса Бена пообещал домой, как только доест еду. Но в туалет она не пойдет, потому что некому отвести туда и присмотреть за ней.
Да и не хочется.
Уже сама в машине поняла, что ей не нравилось. Пальцы были все еще испачканы. Через пленку таблетки вспомнила о Бене и его салфетках. Тянуть ему руки между сидений не стала, помнилось еще, как он одним движением ладони назад откинул. А вот как прошлый раз, обняв спинку, он не сможет ее оттолкнуть. И не достанет, в случае чего. Прямо перед его лицом лодочкой руки выставила. Мол, смотри грязные какие, надо вытереть, дай салфетки.
Бедняга Бен сразу понял.
Но слишком резко дернулся к бардачку доставать нужное, не успела ладони от его головы отодвинуть.
Теперь и его рот тоже испачкан.
А потом ее в пот бросило.
От того, что зверь снова вылез, за кисти схватил и вылизывать принялся. Бен аж скрючился, словно самое драгоценное в руках держал, ссутулился некрасиво. Но зверь его больше ластился, каждый палец обсасывал и покусывал. А ее от всего этого таблетка отпустила. От ласкового хвата почти больно было, но голова кружилась от мягких круговых поглаживаний подушечками по коже. И слишком уж жгучие волны шли до самых пяток от касаний его языка по фалангам. Когда не смогла сама сдержаться, снова попросила монстра своего не прятать, увидела еще одну грань.
Нежный до боли его зверь оказался.
Одну ладошку зацеловывать стал, но отпустил, когда Люк дверью хлопнул. Больше не удерживал, и так жалко стало, что не держит. Потому что, в кои-то веки ей нравилось, как ее кто-то касался, пусть даже и без спросу.
Мысль о том, что кто еще чьим рабом станет, долго висела в пустой голове. Просчитывать последствия не хотелось вообще.
Лучше поспит. Во сне будет легче перенести желание дать Люку по голове, и выкинув того из машины, сразу запрыгнуть на колени Бену и утихомирить сверлящее возбуждение между ног. И зря она напоследок посмотрела на губы бедняги Бена. Только свои зачесались неимоверно. А пальцы уже стягивало от его слюны, но вытирать об одежду не стала. Хоть эту мелочь на себе сохранить захотелось.
Только дальше хуже было.
Сон слишком зыбкий был, равнодушное лицо Бена висело под веками, шепча требование смотреть только на него. Жаль, что галлюцинациями не страдала. На глюки можно было списать ощущение чужих губ на спине. Эти губы ползали по ней как улитка, касаясь всех позвонков и сбегая по бедрам вниз, невесомо тыкались в сгиб колен сзади. От этого все тело самовольно сжималось и разжималось. Но все это не кончилось, когда пришлось открыть глаза и проводить взглядом вышедшего из машины Люка. Стало только хуже. Слишком многого хотелось сделать, пока Люк в магазинчик при заправке ходил. На сумбурность вороха желаний уже было все равно. Хотелось пить, о чем и попросила вслух. Даже сама поближе подвинулась к Бену, что ему удобнее было напоить ее. Саму бутылочку в руки не взяла. Там все еще слюна его была, ей было все еще приятно на своих пальцах кусочек его рта иметь. А бутылочка грязная слишком, своими микробами перебьет все. Зверя Бен держал внутри, пока услужливо горлышко бутылочки подносил и держал, наклонив.
Но не сдержал, когда пить начала.
Страшными своими глазами пожирал капельки упущенных глотков, пока сам не убрал воду. И лицо его слишком близко оказалось, пока зверь его ее мокрый подбородок обнюхивал. Бутылочку бедняга Бен выронил, одной рукой спинку своего кресла до скрипа костей сжимал, а второй рукой потом и ее под ребра сцапал.
И своим ртом ее губы накрыл.
Этого хватило, чтобы тело поддалось и выгнулось поближе. Собственные руки тоже предали ее, за его кисть и воротник вцепившись. Думала, зверь его ей весь рот изгрызет, но нет, права она оказалась, зверь Бена не сможет навредить. Только мазнул языком почти незаметно и зубами прикусил нижнюю губу, чтобы ответила на почти детский поцелуй. И вот этого тоже хватило, чтобы ее тело снова сдалось, затряслось в ожидаемом и нужном оргазме.
Только ответить не успела.
Зверь сильнее оказался, оттолкнул на сиденье от себя подальше. Только напоследок до синяков ребра сжал лапищей. Еще и из машины выскочил, оставил наедине с дрожью по телу и новым ощущением. Легкость разливалась не только по голове, но и отпускало сжатое тело. Опыта у нее было мало, но и имеющегося хватило понять, что сейчас случилось.
Опыта было мало, и тот был в ясные дни, но сейчас она поняла, что ей понравилось.
Бедняга Бен. Ему конец. Ему хана.
Потому что вот теперь точно стало ей понятно, что хочет большего. Настоящего. Пусть и нового, но настоящего. Хана, потому что она немного, но знала нормальных людей. А он нормальный, значит, будет руководствоваться всякими нормальными правилами. И ей придется его ломать, чтобы получить настоящего, пусть хоть и временного, но настоящего удовольствия. Легкость уверенно поселилась в мышцах, но она пока не строила планы на кружащего неподалеку зверя под именем Бен. Таблетка еще будет действовать долго. А там и ясные дни будут, там и посмотрит.
К новому дому ехали еще очень долго. Ну, наверно долго. Она успела захотеть в туалет. Но успела вспомнить, что нормальные люди терпят. Она дотерпит, если только тело само не решит облегчиться. Слишком часто под таблетками тело не слушалось. Впрочем, только в ясные дни ее собственное тело слушается идеально.
Она дотерпела. Новый дом отличался снаружи всем. Да и внутри тоже слишком много мелочей доказывало, что дом не тот. Не те размеры, не те цвета. Только ее комната в подвале была почти неотличима от старой. Тайлер молодец, расстарался. Сделал, как надо. Жаль только, что терпел ее только из-за чуйки и папы. Только за Люком закрыла дверь, она поковыляла в туалет. Благо тот находился в привычном месте. В этом туалете все было почти привычным. Одежда стала ненужной, тело смогло облегчиться как надо. Потом соберет разбросанное. Сейчас хотелось только лечь.
Кровать перевезли ее старую, что было идеально. Надо спать. Остальное будет потом.
После еще трех таблеток.
Часы показывали чушь. Хотя, ей ли жаловаться. Две таблетки почти подряд диктовали свои правила. Часы с календарем показывали, что прошло больше двух суток. Тело не просто не слушалось, оно повиноваться отказалось наотрез. За двое суток без движения затекло, застыло камнем. Не сразу, но смогла пошевелиться. Постель казалась тканевым гробом, а подушка — надгробием.
От этого вырвался непослушный смех.
Залитое собственными слюнями собственное надгробие. Даже ей собственный смех слышался чем-то потусторонним. Тело смеялось, пока не прочистились легкие. Пришлось пересилить себя и встать. Не хотелось еще до кучи в куче собственного дерьма лежать. От этого каламбура в голове снова пробил визгливый смех. Наплывшие воспоминания были отогнаны.
Ненужный пока что хлам.
По пути в душ осмотрелась. Обычно папа на столике оставлял воду и булочку. И менял каждый день. Ни того не другого, да и столик был зачем-то сдвинут. Не оставил. Он не мог забыть. Но пока что было все равно. Наверху тихо, и ладно. Неприятная подушка полетела на пол, но другой под кроватью не нашлось. Почти уснула на полу, пока вялой рукой водила в поисках подушки. Этой же вялой рукой потянула на себя смятую простыню. Лучше без нее, чем на мятой.
Карманов на голом теле не оказалось.
Пришлось вспоминать, где ее карманы.
Не смогла. Сил искать не было.
В следующий раз календарь показывал совсем другую дату. Еще двое суток. По всему телу были отметины. Ссадины, синяки и продавленные участки от швов матраса. В туалет уже не хотелось. С трудом, но шея повернулась.
Столик был все еще пуст. Плохо, но ладно.
В голову влезла память. Таблетки в кармане, карман в курточке, курточка в туалете на полу. Если проснулась, значит, пора принимать таблетку. Пришлось сползти и ползти. Хорошо, хоть запивать не надо.
Очнулась на холодном полу. Почему-то в туалете. На унитазе не было старого скола, что остался после неудачного броска пистолетом в мусорное ведро.
Унитаз был новым, прямо блестел своей фарфоровой белизной.
Один.
Кафель, на котором она лежала в позе эмбриона, тоже был новый, от него даже пахло новизной.
Уже два.
Дверь туалета не скрипела.
Три.
Трех замеченных мелочей хватило понять, что дом не ее. Кто-то сильно расстарался и скопировал все. Но мелочи всегда имели значение, и память подбрасывала новые порции данных, но после бреда какого-то незнакомца на переднем сиденье, ничего не было. Шортики и майка висели на ней, хотя последним воспоминанием о них было, что сидели очень даже хорошо. Значит, она слишком долго была в астрале после гребаных качелей. Старик всегда оставлял воду и еду на столике, чтобы приемная дочь не откинула копыта, но живот выворачивало от голода.
Значит, старик не приносил.
Значит, какие-то проблемы у него.
Плюс уже замеченный ею ворох мелочей, что, в общем-то, напрягало неимоверно.
Мониторы камер слежения вообще оказались не подключенными. Ни к чему. Просто стояли на столах, и глупая волна замешательства накрыла полностью, а от понимания, что тот, кто скопировал ее комнату, знал о гардеробе, но не знал о потайном внутристенном шкафе, принеслась злоба. Потайного внутристенного шкафа не оказалось на месте, а ведь там должны были висеть ее винтовки и остальные любимцы.
Невысокая лестница наверх, и она уже была в наземной части скопированного дома.
Куча новых мелочей добавляла тревоги.
Дом казался пустым, даже старика не было слышно, хотя его должно было быть слышно хотя бы из-за его храпа на излюбленном продавленном диванчике у телевизора.
Старика нигде не было.
Но на кухне нашелся незнакомый громила, при виде на которого что-то внутри зашевелилось невнятное. Значит, они могут быть знакомы, но подстраховаться стоило. ей повезло, что амбал стоял к ней спиной, опершись задом на столешницу, пил что-то из кружки и таращился во включенный телик.
Телик, которого на кухне никогда и не было.
Он успел обернуться, когда она смогла выхватить нож из подставки и после удара под коленку, приставить нож к горлу. Чужак молча вытаращился на нее, слегка кривя красивый рот в легкой улыбке, но не сказал ни слова, только держал на весу перевернутую кружку за ручку, и смотрел на нее немигающими глазами на запрокинутом лице. Довольно симпатичном лице. Благоразумно даже не пытался дергаться, знал прекрасно, что одно его неверно движение и кончик ножа перережет кожу со спрятанной веной. Под плечом нашлась скрытая кобура с Глоком, за поясом еще ствол. Пистолет с пояса сразу улетел за пределы досягаемости, а Глок сел в руку. Слишком громоздкий конечно, не по ее ладони, но выбирать пока не из чего.
Но нож пока что пусть останется у его шеи, так надежнее.
— Ты еще кто такой?
От такого удивления в глазах амбала стало почти неудобно. Значит, они все-таки знакомы, но все-таки, она тут у себя дома, пусть и с грехом пополам скопированного. Вместо ответа нарисовался еще один хмырь, которого она, в принципе, помнила.
Люк.
Второй ввалился на кухню, глядя только под ноги, и бормоча какие-то ругательства вполголоса, скинул пакеты на стол, лишь потом поднял глаза и замер под дулом направленного в голову пистолета. Умный Люк не стал делать лишних движений.
— Какого… Риппи, отпусти его.
— Какого хрена, как там тебя, Люк? Где мой старик? Кто этот чувак? И что, в конце концов, это за место?
— Эм… Риппи…
— Рей.
— Понял. Рей. Может, опустишь нож, и я тебе все объясню. Мы это… не ждали так быстро, в смысле Прайм говорил, но сказал, что еще пара дней, и…
— Где он?
— В больнице еще, но скоро выпишут. Я привезу его сразу.
Новость не понравилась, и хотя воспоминание сразу влезло в голову, что переломали его хорошо, облегчения вообще не принесло. Если в больнице, значит, жив, и относительно здоров.
И не за себя Люк просит, нож у горла чужака не нравится, значит, он ему ценен. Глок уперся громиле в лицо, смотрел тот слишком уж пристально.
Стоило показать, кто сейчас тут главный.
— Лечь на пол. Руки за голову, ноги расставить. Угрожать не буду. Просто пристрелю.
Громила не стал геройствовать, хотя с его габаритами он слишком плавно двигался, прямо как вода, перетек на пол и послушно сцепил пальцы за головой. Опасный на деле парниша, ей повезло, застать врасплох такого бойца — удача. Либо он с ней очень хорошо знаком, либо… на самом деле слишком много сложностей из-за нее. Дальше думать не стала, слишком много если, да и Люк не сдвинулся ни на сантиметр, так и держал руки поднятыми.
Слишком много если и либо.
Глок сам лег на стол, почти выпал из руки, ноги так-то почти перестали дрожать, но присесть стоило. Громила продолжил молча лежать лицом в пол, даже когда все оружие с громкими стуками упало на столешницу.
Наивный подстраховщик.
Ноги согласно заскрипели, когда она подвинула к себе табурет и рухнула на него, как столетняя старуха, но Глок и нож лежали под пальцами. Тоже подстрахуется.
— Риппи… Э-э, Рей. Можно?
И точно, Люк тоже так и стоял столбом с поднятыми руками послушной марионеткой и пока обдумывала, стоит ли разрешить им двигаться и будут ли последствия, до нее донеслась волна жара с пола. Амбал внизу прямо изрыгал ментальные непонятные эмоции.
Жаль, она не в качельках.
В плавающем состоянии она бы сразу определила, что думает громила. Но они не делали резких движений, похоже, сейчас эти двое на ее стороне.
— Да… Простите. Я… растерялась.
Люк заметно расслабился, прямо как сыр в микроволновке.
С ним она справится с легкостью, в случае чего.
А вот амбал с пола поднялся слишком легко. Эта легкость его движений напрягала с каждой секундой все больше. Видать, она смотрела на него волком, что он отступил подальше.
Этот громила пах неприятностями. Большими, как он сам, неприятностями. Потому что вместо тревоги из-за его присутствия на нее набросилось легкое возбуждение, неожиданно потянувшее жилы между бедер.
Приехали.
Ну да, она, конечно, знала прекрасно, что девочкам нравятся плохие мальчики, но, мать вашу, не сейчас же. И если судить по строению его тела, либо у него там сантиметр от силы, либо бейсбольная бита. С ее неопытностью он ее просто порвет.
Удивление собственным мыслям помогло отвлечься и пока она поражалась самой себе и тому, о чем вообще думает, Люк успел обогнуть стол и схватиться за пакеты. Несколько молчаливых минут, и продукты были рассованы по разным местам. Сильно чесались глаза и губы.
Громила отступил еще на шаг, пока она все это время на него смотрела.
— Есть будешь? — отвлекла на секунду фраза от Люка.
Миг, и амбал исчез.
Бесшумно. Пока она на секунду посмотрела на Люка, второй испарился. Но встревожиться успела.