Впрочем, после первого же сорокапятиминутного знакомства с новой преподавательницей, огонь этот скоропостижно был потушен.
Конечно, легко втюриться в училку, если сегодня на вид она не старше, чем ты. Но уже не особо охота, если назавтра она явится к тебе в класс сгорбленной каргой с плешью на макушке, а послезавтра — малолеткой возраста первогодок. А именно это в профилактических целях и любила проделывать Панночка, врожденным магическим даром которой когда-то стала власть над собственным возрастом (чем, наряду со своими знаменитыми «кончинами» и сопровождающими их спецэффектами, она и сводила с ума лопухоидов). Обычно она любила свой традиционный «хуторской» образ, однако бывали всякие дни. Юра с Сашкой, к примеру, нескоро забыли тот урок нежитеведения, на котором пятилетняя девочка в голубом платьице, болтая свешенными со стула ногами в кружевных носочках, влепила половине класса в журнал ряд жирнющих двоек, а после, «сипилявя», описала процесс охоты и питания алтайского вурдалака с такими подробностями, что у притихшего класса подкатил ком к горлу, а Слава Водолеев после окончания урока первым делом стартанул в располагавшийся на этаже туалет — делиться впечатлениями от новых знаний со сливом школьной раковины.
Всё же, во избежание эксцессов, а так же учитывая разницу в учёных степенях, Сарданапал отдал во владение Панночке младшие школьные курсы и только тёмное отделение четвёртого и пятого годов. Медузия осталась заведовать светлой половиной старшеклассников, а так же — единолично — магспирантурой. Друг друга преподавательницы не то, чтоб не любили, но держали дистанцию. Медузия восприняла назначение Панночки как личное оскорбление со стороны директора: намёк на то, что она не может справиться сама, и акт сомнения в её профессионализме. Лично же в Панночке ей не нравился «слишком вызывающий внешний вид». Украинка против Горгоновой, вроде бы, ничего и не имела, но предпочитала к Медузии Зевсовне и её шипящей причёске в закадычные подруги не соваться. Если эти двое и обменивались какими-то репликами, то было это дежурное «доброе утро» или совершенно необходимая пара фраз во имя согласования учебных планов.
Именно поэтому длящаяся уже десять минут и со стороны выглядевшая довольно напряжённой беседа Панночки с Медузией вызвала у Виолетты интерес, который огоньком пробежался от неё по всей цепочке сидевших на лавке.
— Спорим, это из-за русалок? — шепнула Юре Сашка.
— То есть на очевидную вещь теперь хочешь поспорить ты? — усмехнулся брат.
В этот момент Медузия отделилась от Панночки и, ровно держа спину, быстрым шагом направилась через зал. Жар-птицы, роняя вспыхивающие перья, спорхнули с её пути, Конёк-горбунок же навострил длинные уши и какое-то время, цокая копытами, трусил следом: видимо, оранжевый плащ доцента кафедры нежитеведения внушил ему мысль о любимой морковке.
Виолетта подскочила с места.
— Пойду узнаю, что там! — блеснув разномастными очами, бросила она друзьям и, перескочив через лавку, целеустремлённо зацокала каблуками кожаных сапог следом за своей кураторшей и Горбунком. Короткая и пышная фиолетовая юбка (в которой Виолетте было явно холодно) задралась, обнажая множество слоёв сеточек-подкладок. Виолетта уже на ходу с досадой одёрнула их на место и скрылась за высоким дверным косяком.
Едва старшая Гломова исчезла в холле, в противоположном конце Зала Двух Стихий что-то с оглушительным звоном разбилось. Софья с доброй половиной завтракавших снова обернулась в сторону преподавательского стола.
Панночка, уперев кулаки в бёдра, стояла всё на том же месте. Смотрела она, правда, теперь себе под ноги, где распростёрся, разметав по сторонам края крысиной жилетки, словно падший ангел крылья, профессор Клопп. Клоппу было нехорошо. Мелко дрожа и выглядя ещё бледнее, чем обычно, он, закатив глаза и втянув и без того впалые щеки, судорожно открывал и закрывал рот. Рядом с ним валялись дымящиеся и пенящиеся осколки какого-то сосуда, горлышко которого Софьин куратор всё ещё сжимал в ослабевших пальцах. Губы Клоппа едва-едва шевелились, однако с того места, где сидели Бейбарсовы, было чётко слышно, как он хрипит:
— Яд!.. Не могу так больше… Умоляю!.. Только один поцелуй… Единственное средство…
— О! А вот и бесплатный цирк подъехал! — громко прокомментировал Юра, разворачиваясь на лавке так, чтоб опереться спиной о край стола, и закидывая ногу на ногу. Огорчённым прогнозируемой скоропостижной смертью учителя практической магии он не выглядел.
Панночка, впрочем, не выглядела тоже. Склонив голову набок и свесив густые волосы на одну сторону, украинка с научным интересом рассматривала валявшегося у её ног профессора — словно энтомолог его шестилапого однофамильца. Затем присела и, окунув палец в зелёные остатки яда на одном из осколков, обсосала его.
— Какой у вас вкусный компот сегодня вышел, профессор! — любезно поделилась она мнением с умирающим Клоппом. — Но, кажется, на сей раз вы вылили туда маловато слюны гарпии. У вас, может быть, закончилась? Так я готова предоставить вам баночку из моих запасов! Можете зайти за ней ко мне в кабинет перед ужином.
— Перед ужином? — ожил Зигмунд, приоткрыв один серо-прозрачный глаз.
Убедившись, что Панночка на него всё ещё смотрит, он снова закатил свои маленькие глазки и трагично взвыл:
— Найн*****, я не доживу до ужина, я не вытерплю эту муку!.. А перед обедом можно?
Панночка фыркнула и, упершись руками о выглянувшие из-под юбки колени, встала. Откинув за спину тяжёлую волну волос, она переступила через хладное тело Клоппа и, тихо постукивая подошвами сафьяновых сапожек, вышла из зала. Когда она проходила рядом со столом пятикурсников, Софья услышала, как преподавательница бормотала: «Такый гарний парубок, та таку дурныцю робыть. Та хай йому грець, ну що ти з ным робыты будэш!»******. Панночка в досаде заломила белые руки и скрылась за створчатыми дверями.
— Как она его!.. — смеясь, восхищённо прокомментировала Сашка. Панночка была её кумиром.
Находящийся при смерти Клопп воскрес. Живо поднявшись и аккуратно пособирав отправившиеся в карман осколки сосуда, он чинно одёрнул крысиную жилетку и, не обращая внимание на многочисленных зрителей своих унижений, в приподнятом настроении вернулся за преподавательский стол — заканчивать завтрак.
Вика тем временем рассеянно вертела головой по сторонам.
— Славу ищешь? — догадался Юра.
— Угу, — Вика, убедившись, что искомого объекта в поле зрения нет, осела на лавке и сделала большой глоток компота из своей кружки. — Мы вчера не виделись. Даже не знаю, когда он прилетает.
— Ну, когда я вчера убирался на концерт, он в комнате уже был, — вздохнул Юра и исподлобья глянул на Вику. — Это к твоему сведению.
Вике не понравился прозвучавший в его реплике намёк.
— Ну не захотел зайти — и не захотел! Он мне парень, а не раб безвольный. Пускай делает, что хочет. Я тоже не каждый день стремлюсь его видеть.
— Странные у вас какие-то отношения, — растягивая слова, заметила перегнувшаяся через Юру Сашка.
— Ой, кто бы говорил!
Вика поставила чашку на стол и встала. За ней, потянув из-под лавки школьные сумки, зашевелились и остальные (Софья, кроме своей, забрала ещё и забытую в спешке Виолеттину, так как Марта делать этого явно не собиралась). До начала уроков было ещё с полчаса. Пары у Софьи и остальных магспирантов начинались и того позже (кроме Мишки, который уже затравленно умчал к Поклёпу, несмотря на то, что куратору сегодня вряд ли было до учебного процесса). Так что компания, само собой, свернула в сторону Жилого Этажа.
В холле они столкнулись с заспанным и опаздывающим на завтрак Лёшкой, на щеке которого сегодня вспух ожог. Причём Сашка прошла мимо и даже не заметила бы его, если бы он её не окликнул. Отстав, она, однако, быстро нагнала всех в коридоре третьего этажа. Юра красноречиво перебросился взглядами с ведьмами. По всем признакам в ближайшие дни у Сашки ожидалась отправка кавалера в дальнее плаванье по океану забвения — к ведунье не ходи. Настроение у Юры улучшилось.
На последнем перед Жилым этаже Вика отделилась от общей компании.
— Я туда. Догоню вас, — мотнув рукой в сторону дверцы женского туалета, сообщила она, отдавая Сашке сумку. Сашка незамедлительно спихнула ту Юре. Брат тяжело вздохнул и залихватски закинул Викину сумку за плечо.
— Да мы тебя подождём, — запрыгивая на подоконник и роняя рядом свои и Виолеттины пожитки, совершила акт милосердия Софья.
Вика, хлопнув дверью, зашла в уборную. Окно здесь было одно, узкое и витражное, от чего по каменному полу, стенам и раковинам прыгали разноцветные блики. Посетив одну из кабинок, Валялкина, ненавидящая мёрзнуть (к чему относилось и мытье рук под ледяной водой в феврале), свернула к единственной раковине из всех, которая, как она знала, способна была исторгнуть из крана горячую воду. Словно чувствуя свою особенность, раковина стояла отдельно от других, за рядом кабинок, углом которых и была закрыта со стороны входа. Едва Вика зашла за эту случайную перегородку, дверь снова хлопнула, и туалет заполнился цоканьем трёх пар каблуков и громким девчачьим голосом, в котором Вика стразу узнала пятикурсницу Олю Тарабарову.
— Вон, видела? Вот это они как раз стояли.
— Правда? — воспрянул другой, незнакомый Вике голос. По польскому акценту она, однако, логически заключила, что он, должно быть, принадлежал на днях переведшейся из Польской Среднеобразовательной Магической Школы четверокурснице. — Вот те, которые у окна были — дети Тани Гроттер и некромага?
— Ой, я тебя умоляю — какого некромага! Может был когда-то, да сплыл. Ну, знаешь, а то бы у него как бы и детей не завелось. Маг он тёмный. Ах, а вообще — такой мужчина! И если он сейчас такой, представляю, каким он тогда был! — послышался мечтательный вздох, а затем разочарованное цоканье языком. — Жаль, сынок и вполовину не так хорош, как отец. Одно разочарование! Природа, что называется, отдохнула.
Кто-то третий кашлянул, и раздался робкий голос Светы Попугаевой.
— Мне показалось, ты так не считала, когда пыталась заманить его на ту вечеринку…
— Мне просто было скучно! — вскинулась Оля. — Я обрадовалась, когда он слинял.
— Угу, и от радости на десять минут заперлась в…
— Не слушай её! Света у нас романтик и любит понапридумывать про всех романтичной чуши, — видимо, Оля переключила своё внимание на жадно впитывавшую всю попадавшую в уши информацию новенькую. — А мне вообще никто из этих троих не нравится. Одна краше других!
Послышался чпок колпачка, на пару секунд наступило молчание. Видимо, Оля занималась марафетом напротив одного из треснутых школьных зеркал. Вика, предчувствуя хорошую сказку, с интересом сложила на груди руки и присела на край своей обособленной раковины — которой, в силу конспирации, пока так и не воспользовалась. И точно: не успел колпачок снова чпокнуть, Тарабарова уже понеслась:
— Софья эта — тварь хитрая! Все преподы считают её чуть ли не святой: ни одного нарушения школьных правил за семь лет, как же! А я сама её раз пять видела в коридорах после отбоя. И все знают, что она таскает из запасов Клоппа ингредиенты, варит из них противозачаточные зелья, а потом продаёт магспиранткам. А я хотела у неё раз купить — так она прикинулась, что не понимает, о чём я! Смотрит на меня своими зеленющими такими здоровыми глазищами и нагло врёт. Знаете, вот прямо как говорят: ни стыда, ни совести!
— Да ты что-о? — выдохнула полячка. Викино воображение живо нарисовало, как она театрально прикладывает ко рту ладошку. В сиюминутном желании убедиться, угадала ли она, Вика чуть отклонилась в сторону, аккуратно выглянув из своего укрытия. Но видно ей было только край Светиного стриженного «под мальчика» затылка и худую как швабра Тарабарову. Выудив из сумки расчёску, параллельно с разговором последняя, косясь в зеркало, нещадно чесала свои идеальные светло-русые волосы.
— А по-моему, Софья очень милая, — недовольно, но очень робко вставила Света. Но Тарабарова уже разогналась.
— А эти близнецы вообще какие-то жуткие! Одна где-то покажется — и второй сразу там же. Они даже моргают синхронно! Нервная система у них одна на двоих, что ли? — раздражённо протянула Оля. Родинка возле носа дёрнулась в такт движению щеки. — Мало того, так они ещё и спят вместе!
— В смысле? — тут уже опешила Света.
— В прямом смысле: дрыхнуть они вдвоём любят! А может и ещё чего, я там знаю! — мстительно прибавила Тарабарова. — Я слышала только, как Валялкина спрашивала у близняшки, как спалось, а та ответила, что без брата опять хреново. Понимайте, как хотите, а я считаю, отношения у них какие-то нездоровые!
На это ноте Тарабарова сделала глубокий вдох и наконец удалилась в одну из кабинок, щёлкнув щеколдой. Света с полячкой, фильтруя в умах информацию, заперлись по соседним. Под шумок возни в кабинках и смываемой воды, Валялкина вымыла руки — хотя куда больше ей хотелось вымыть уши — и вышла из туалета.
Заметив её, Юра театрально вскинул руки к потолку.
— Хвала богам! Вот скажи, что вы все там всегда так долго делаете? Нет, ну вот просто – что?!
— Лично я слушала увлекательные повествования от Тарабаровой. Она решила подработать вашим биографом, причём совершенно бесплатно, — указывая на Бейбарсовых, Вика забрала сумку, и все двинулись дальше.
— О, и как? Чего-нибудь новенького, душещипательного? — оживилась Марта. — А то у моих уже все старые темы сплетен выгорели, может, подкину им парочку для задушевных бесед, по-родственному.
— Жаль тебя разочаровывать, — развела руками Вика и через плечо повернула голову к Софье. — У неё на тебя до сих пор зуб из-за того зелья, представляешь? И ещё она, кажется, втюрилась в вашего отца.
Софья звонко расхохоталась.
— Ну, удачи ей!
— А, ну тогда понятно, — ухмыльнулся Юра, на ходу повиснув на Сашке и пытаясь отобрать у той заныканное с завтрака печенье.
Уже на подходе к Жилому Этажу у Софьи зазудел зудильник: Виолетта сообщала, что ждёт их возле Софьиной комнаты.
— Ну что, Медузия раскололась? — с ходу осведомилась у старшей Гломовой Сашка, подходя первой и заклинанием отпирая дверь.
Виолетта снисходительно усмехнулась.
— Ты разговариваешь с ассистентом кафедры нежитеведения, на должность которого за неумение общаться с куратором не попадают. Узналось кое-что новенькое. Вы будете впечатлены!
Всей гурьбой завалились в комнату. Контрабандный, растянувшийся посреди ковра, тяжело встал и, судя по всему, намеревался свалить под стол. Сашка поймала кота и бухнулась с ним и Юрой на свою кровать. Софья, поджав ноги, уселась на стул, Гломовы и Вика — на её кровать. Все уставились на Виолетту.
— В общем, — старшая Гломова растопырила пальцы и подняла в воздух руки, словно намеревалась кому-то сдаваться. Затем хлопнула ими себе по коленям. — Медузия говорит, пропали не только русалки да водяные. Во всей округе Буяна — ни одного хмыря!
— Вообще? — Сашка удивлённо подняла голову, тягая за ухо умостившегося у Юры на коленях Контрабандного.
— Вообще-вообще! Я сама видела, — Виолетта, оставив назад руки, оперлась на них. — Пропали даже те, что сидели в клетках в ассистентской. Клетки заперты и целёхоньки, а нежити — как не бывало. Панночка с Медузией ещё с самого утра всё оббегали, даже в дальние подвалы спускались, те, что глубже Жутких Ворот. Хмыри пропали.
— А больше никто? — Софья задумчиво закусила губу.
— Из нежити? Нет. Два вида только — за одну ночь. Кикиморы, домовые и прочие местные — на месте. И это только у нас на острове, с Лысой Горой и парочкой других мест уже связывались — там всё в порядке.
Марта издала разочарованный стон, когда поняла, что лишилась своих любимых «груш». Остальные, однако, её разочарования не разделили.
— Так это же… хорошо? — неуверенно предположила Сашка, оглядывая собравшихся. — В смысле, по-моему, никто, кроме Марты, по хмырям скучать не будет. Русалок жалко, конечно, но лично меня греет мысль о страданиях Поклёпа, и мне за это даже не стыдно! — скорчив мину, сообщила она и принялась активно чесать кота за ушами.