Марта болезненно поморщилась и, протянув руку, опрокинула зудильник бельмастой физиономией Грызианы в стол.
— Мне нужна была релаксация после такой релаксации.
— Угу. На самом деле она комплексует по поводу того, что не смогла бы нокаутировать вчерашнего охранника, если бы мы ей реально дали попробовать. Ибо все каникулы Марточка клала на тренировки и объедалась слоёными тортами, — подколола Виолетта, элегантно обсасывая жирные после пирожков пальцы. — Поэтому теперь у нас в планах усердная отработка техники боксирования. Бедняжкам тибидохским хмырям совсем тяжко придётся! Они, видно, пятыми точками почувствовали и зарылись аж до ядра земли!
— Вздор! — махнув рукой, самоуверенно отрезала Марта. — Я бы уложила его одной левой!
— Да смирись ты уже с реальностью! — невнятно рассмеялся Юра, засунув за щеку кусок пирожка. — Та крыса сожрала бы тебя раньше, чем ты стала бы в стойку.
— А вот крыса была мерзкая, да!
— Какая крыса? — заинтересовалась Вика, нагибаясь над столом, чтоб видеть всех, сидящих вдоль лавки.
— Татуировка. Прямо на черепе, — Юра, соседствующий с Викой, постучал себя указательным пальцем по лбу. — Я всю ночь прямо не спал: думал, каким, психологически, нужно быть человеком, чтоб набить себе на макушке здоровенную крысу, которая будет у тебя по голове ещё и бегать.
Вика хмыкнула, возя ложкой в своём супе. В нём было слишком много гущи, вследствие чего за ложкой оставались бороздки, которые тут же затапливались бульоном.
— Даже не знаю. Вообще не люблю татуировки.
— А я вот хочу себе татуировку, — мечтательно вздохнула Сашка, подпирая кулаком острый подбородок. Со своей тарелкой она уже расправилась и теперь присматривалась к соседнему столу, на котором была расстелена шоколадная скатерть, и размышляла, как бы добыть оттуда кусочек пудинга. Никого знакомого за везучим столом как назло не было.
Старшая Гломова весело хохотнула.
— И не думай. Родители надерут тебе уши, храбрый маленький зайчонок!
Сашка пожала плечами.
— У мамы есть татуировка.
Виолетта едва не подавилась куском только что откушенного пирожка.
— Чего-чего? — Марта резко нагнулась над столом, пытаясь установить визуальный контакт с Сашкой, от которой её отделяли Виолетта и Софья. Её высокий пергидрольно-белый хвост мотнулся по инерции и угодил кончиком в суп. — Реально есть, или ты прикалываешься?
— Нет, правда есть. Вот здесь, — Юра, улыбнувшись, ткнул себя пальцем в бок. — Ну, технически, это не совсем татуировка — просто вечные краски.
— Надо же. Никогда не видела, — удивлённо пробормотала Виолетта, вскинув старательно наведенные карандашом брови.
— А я видела, — не удержавшись, ткнула в неё словесной шпилькой Вика. — Слева, прямо на рёбрах. Цветная такая. Очень красиво, кстати — хоть я и не ценитель.
Софья затряслась от беззвучного смеха, уткнувшись носом в сжимавший ложку левый кулак.
— Ты чего? — исподлобья глянула на неё Марта.
— Да ничего, — Софья сморщила нос. — Я просто это помню. Просто…
Софью снова разобрал смех. Затем она понизила голос.
— В общем, это всё папа. Ему вообще рисовать нравится, но, как я поняла, больше всего ему раньше нравилось рисовать маму. А ещё больше — на маме, — старшая Бейбарсова весело фыркнула. — Причём по большинству втихаря, пока она спала. Да ещё водостойкими красками, так что мама потом по нескольку дней это стереть не могла. Он вообще в восторге, по-моему, был. Правда непонятно, от чего именно: от того, как она с этими «татуировками» выглядела, или от того, как возмущалась. Но папа только смеялся и заявлял, что ей идёт. В общем, мама согласилась на один вечный рисунок, чтоб он успокоился. Но только чтоб «нормальным людям» не заметно было.
— И что там? Ну, в смысле, что он нарисовал? — изнывая от любопытства, спросила Марта.
Бейбарсовы переглянулись и, судя по искрой проскочившим хитрым улыбкам на их лицах, заключили какой-то безмолвный союз.
— Эу, приём! Публика заинтригована. Так что там нарисовано? — нетерпеливо повторила Виолетта, стукнув о лавку каблуком.
— Маме подходит, — широко осклабившись, только и сказал Юра.
— Ну-у! — взвыла Марта.
Бейбарсовы засмеялись. Вика улыбнулась скромной улыбкой человека, посвящённого в тайну, но не уполномоченного раскрывать её, и рассеянно провела рукой по тонкой длинной шее.
В это время в зал, шагая в ногу и гулко стуча каблуками по каменному полу — словно солдаты на плацу — вошли три девицы. Две постарше, в коротких «леопардовых» юбках, с ярко-красными волосами, и одна второкурсница лет двенадцати. В близняшках дублировалось всё, вплоть до большой тёмной родинки на правой щеке каждой особи. Младшая явно подражала старшим, судя по количеству макияжа на ещё детском лице и платиновому цвету модно стриженых волос. На каблуках она, однако, уже выхаживала похлеще лысегорских топ-моделей, а нос задирала так высоко, что странно было, как она вообще видит, куда движется.
Фееричное трио разделилось возле столов: близняшки уселись на места четвёртого курса, кинув кислый взгляд на свою салатную скатерть. «Траву» они не любили — они как истинные вампирюки любили бифштексы с кровью. Младшая с чувством собственного превосходства, одёрнув красную джинсовую юбку, уселась за стол второго курса — тот самый, которому сегодня досталась шоколадная скатерть.
— О! — оживилась Сашка.
— Лолита! Лоли-и-ита! — Марта забарабанила ладонью по столу, привлекая внимание младшей сестры.
Лолита, закатив глаза и вместе с Мартой сделав одолжение всему миру, обернулась.
— Лолит, а кинь нам какой-нибудь кексик, а? А лучше кексиков десять, — Виолетта требовательно вытянула усеянную кольцами руку.
— Да? А чемодан моих вещей вам не кинуть, который вы отказались забрать сегодня из дому, хотя у вас обеих на пылесосах ещё оставалось по свободному креплению, а у меня нет? — ядовито осведомилась Лолита и, демонстративно откусив от здоровенной плитки чёрного шоколада, отвернулась. Марго и Мальвина, которым от мстительной Лолиты тоже ничего не досталось ввиду каких-то других их прегрешений, злорадно захихикали.
Виолетта с досадой цокнула языком.
— Семейка, блин! Неудивительно, что нас Тибидохскими Гарпищами окрестили.
— Ай! — кто-то «укусил» Софью за бок.
Она подпрыгнула на лавке и стремительно обернулась. Все близсидящие пооборачивались вслед за ней, чтоб узреть за Софьиной спиной Мишку Лоткова. В модном, благородного бордового цвета пуловере и со старательно уложенным с помощью геля хаосом русых волос на голове — а-ля минуту назад встал с постели, но на самом деле топтался перед зеркалом три часа — Мишка сиял улыбкой в два брильянта три карата и держал в руках тарелку шоколадного печенья, свистнутую по пути с шоколадного стола.
— Привет. Скучали?
Юра с Мишкой, хлопнув об руки, приветствовали друг друга рукопожатием. Все остальные с градусом радости, повышенным тарелкой в Мишкиных руках, подтвердили, что скучали, и потянулись к печенью. Мишка наклонился над Софьей.
— А вы чего здесь? Между столами заблудились? — окинув троицу магспиранток любопытным взглядом карих и внушавших ассоциации с добрым телёнком глаз, негромко полюбопытствовал он. Тарелка с печеньем — от горы которого уже, впрочем, мало что осталось — приземлилась на свободное место между двумя супницами.
— Смотри! Если Поклёп заметит тебя не за тем столом — влепит наказание, и полетит Кощеевому коню под хвост вся твоя непорочная репутация! — пошутил Мишка, обращаясь уже лично к Софье, и дёрнул за один из низких хвостов, в которые были завязаны её вечно кублящиеся волосы.
— Спорим, что именно её не заметит? Типа, её как раз в тот момент, когда он сюда глянет, закроет спина мимопроходящего Тарараха, или упадёт вилка, и она нагнётся за ней под стол, — пробормотал Сашке Юра.
Та фыркнула и отмахнулась от брата, на плечо которого откинулась спиной. Смысла в споре на очевидные вещи она не видела. Вместо этого Сашка сцарапала с тарелки последнюю печенюшку. Вика, подперев рукой щеку, вздохнула, наблюдая, с какими темпами шоколад исчезает у младшей Бейбарсовой во рту: как любому аллергику, Валялкиной было завидно смотреть на людей, которые имеют привилегию ни в чём не отказывать своим гастрономическим потребностям.
— Поклёп не заметит — видишь, нет его до сих пор. Другим преподам по барабану. А за нашим, кстати, маннокашная скатерть, так что из двух зол, — Софья развела руками.
— Беда, — вздохнул Мишка. — И у нас беда, и у Поклёпа беда. Дабл-беда. Ну, я тогда тут присяду!
Несмотря на то, что рядом с Викой на лавке было свободное место, Мишка заставил Виолетту сдвинуться и влипнуть Марте в бок, а затем уселся на таким образом освободившееся рядом с Софьей место. Софья напряглась и поёрзала на лавке, но отодвигаться было некуда — с другой стороны сидели близнецы. Её нога оказалась безвыходно притиснута к Мишкиной.
— Как-как ты сказал? У Поклёпа беда? — оживился Юра.
— То есть, хотите сказать, что я прилетел десять минут назад и уже знаю больше, чем вы, которые явились вчера? — поднял брови Мишка.
Он потянулся к ближайшей миске, но пирожков там уже не оказалось. Вторая миска располагалась вне его досягаемости.
Лицо Мишки обратилось к супнице и отразило безысходность. Софья, поглядев на него, молча привстала и, дотянувшись, передала Лоткову пирожок.
На лице Мишки тут же расписалась такая жизненная победа, будто он заставил Поклёпа (с магспирантурой которого недальновидно связался) выставить ему за курсовую пять автоматом. Софья недовольно поджала губы, поняв, что этим простым действием только что совершила крупную стратегическую ошибку.
— А Ягге тебя встречала? — тем временем уточнила Сашка.
— Разумеется.
— Ну, тогда ты естественно знаешь больше нас! — хохотнула Софья. — Так что стряслось с Поклёпом?
— С самим Поклёпом — ничего. Милюлю похитили, — скорбно сообщил, вонзая зубы в пирожок, Мишка. При этом начинявшая тот капуста едва не вывалилась из его рта назад.
— А компотик есть? — Мишка с надеждой посмотрел на Софью.
Старшая Бейбарсова не выдержала и стукнула его ладонью по лбу.
— Уймись! — шикнула она Мишке и снова попыталась отодвинуть от него свою ногу. Безрезультатно.
— Кто это позарился на эту толстую рыбину? — развеселилась Виолетта.
— Когда? — тоном следователя параллельно уточнила Марта. При этом смотрела она на Мишку как-то странно, мягко и совершенно несоответствующе вопросу.
— Сегодня ночью, судя по всему. Естественно, неизвестно, кто и — действительно — фиг знает, зачем, но спёрли прямо из кабинета Поклёпа, представляете, а? — ответил сразу всем Мишка. — Бочка осталась, русалки нет. Поклёп спал за стеной и не слышал ни звука.
— Эти ребята — наши кумиры! — присвистнул Юра, наматывая на палец кончик Сашкиного хвоста.
— Подожди, ты ещё главного не слышал! — Мишка навалился локтями на стол и завертел головой, захватывая в поле зрения сидящих по обеим сторонам от него. — Поклёп, конечно, подозревал водяного. Как только факт похищения жены был обнаружен, он, пуская дым из ушей и не переодев кальсон, стартанул к болоту — вызволять даму сердца и вырывать жабры, так сказать. Прибежал, а водяного-то — тю-тю! К одному болоту, ко второму — никого. Причём вообще никого! Ни водяного, ни Милюли, ни всех её товарок. Все русалки Буяна как в канализацию смылись! — Мишка округлил глаза и, ставя эффектную точку в рассказе, закинул в рот последний кусок своего пирожка.
— Ничего себе! — подавив зевок, выпрямила спину Виолетта.
— И ещё какое ничего! — улыбнулся Лотков.
— Да я не об этом.
Виолетта изящно провернула кисть и незаметно указала наманикюренным пальцем куда-то за их спины. Компания, стараясь не сильно палиться, украдкой пооборачивалась.
В дальнем конце Зала Двух Стихий, сбоку от полупустого преподавательского стола, в форменной оранжевой мантии преподавателей стояла Медузия Горгонова и, сложив на груди руки, тихо обговаривала что-то с молодой, темноволосой и страшно красивой девушкой. Одета собеседница Медузии была престранно, что особенно выделялось на фоне строгого стиля Горгоновы: в вышиванку* и прямую, подпоясанную кушаком** красную юбку, заканчивавшуюся на уровне колен. На ногах ведьмы красовались красные же сафьяновые сапоги, а шею несколькими спадавшими на грудь рядами обвивали длинные бусы.
Весь этот украинский национальный костюм целиком и полностью принадлежал второй, относительно недавно заведшейся в Тибидохсе преподавательнице нежитеведения. Вообще-то, звали её Оксана Остаповна Сотникова, однако в магическом мире (а благодаря одному не в меру ретивому длинноносому писателю — ещё и в мире лопухоидном), известна она была как Панночка***.
А Панночка была известна своей бурной юностью, в которую вместе с Веней Вием (с которым была дружна) развлекалась тем, что кочевала с одного украинского хутора на другой и — в прямом смысле — до смерти запугивала доверчивый и набожный лопухоидный люд. Причём особый зуб был у неё на священнослужителей, с чем была связана какая-то тёмная и, судя по всему, болезненная история. Единственно, что было известно достоверно — что был в неё замешан некий философ Хома Брут, имя которого при Панночке упоминать было строго-настрого запрещено. Что бы там ни произошло на самом деле (так как вышеупомянутый писатель, сунувший свой длинный нос в это дело, достоверно смог докопаться им только до самого конца всей истории) — а после этого украинская ведьма пошла в разгул, и выли от неё малые и большие хутора от Киева до Миргорода очень и очень долго. Со временем, однако, Панночка пережила подростковый кризис и остепенилась. Вене Вию тогда как раз предложили место в шоубизе Лысой Горы, Панночка же обосновалась на Закарпатье, где с тех пор преподавала нечистосилологию в Украинском Магическом Колледже Ворожбы и Колдовства имени Настасьи Лисовской****. Там бы Панночка и жила по сей час, не родись в один погожий день в Москве будущий и впоследствии так и не состоявшийся в этой должности наследник Мрака Мефодий Буслаев.
Мощный магический всплеск от его рождения, а так же цепочка последовавших громких событий в жизни магического мира привели к тому, что в лопухоидном мире, особенно на просторах восточной Европы, резко повысилась рождаемость детей с врождёнными магическими талантами. С учётом, что появление детей в семьях магов тоже никто не отменял, а Тибидохс был единственной школой для трудновоспитуемых волшебников на всю немаленькую Россию, количество учащихся в ней резко возросло за последние два десятилетия. И без того маленький преподавательский штат школы больше не справлялся с таким наплывом малолетних магов. А тут ещё лысегорское министерство магобразования ввело в учебную программу совершенно новый предмет: «Комплексная защита: взаимодействие магии и оберега». Учить ему, параллельно с защитой от духов, Сарданапал уполномочил Поклёпа, в нужной степени для этого осведомлённого (Завуч быстро вошёл во вкус новой должности и в кратчайшие сроки поднял комплексную защиту вверх в рейтингах активно ненавидимых предметов). Так же в штат после длительных лет отсутствия наконец вернулся к преподаванию искусства приготовления зелий профессор Клопп. Однако нагрузка на одного учителя всё равно превышала все мыслимые нормы, что особенно касалось нежитеведения — одного из основных предметов, преподаваемого как на всех курсах школьного обучения, так и магспирантуры. Поэтому Сарданапал принял решение нанять ещё одного учителя этого профиля. Магщество, как всегда воспрянув духом при возможности сунуть нос в Тибидохс, тут же хотело всучить свою кандидатуру, однако академик, подняв старые связи, опередил их. Так в школе появилась Панночка.
Прибытие Панночки в своём время произвело целый фурор. Красивая, бойкая украинка с густыми волосами цвета того самого пресловутого, иссиня-чёрного воронового крыла, в как нельзя более подчёркивавшем её хищную красоту национальном костюме (к которому в летние месяцы присовокуплялся ещё и пышный цветочный венок на голове), да со сплетнями того рода, что вокруг неё витали, особенно волновала умы мужской половины тибидохских старшеклассников и магспирантов. Черноокая, подозрительно любящая возиться с нежитью и, несмотря на усилия украинского селянства, всё никак не умирающая Панночка трижды попадала под следствие Магщества по обвинению в некромагии — ложному, разумеется, так как ни один из приведенных фактов сам по себе не превращал ведьму в некромагиню, а колдовала Оксана Сотникова обычными красными искрами. Но всё это только подливало тестостерона в огонь мальчишеских привязанностей.