Я выглянула наружу и обмерла: во дворе, образовав кружок, стояли вооруженные люди – человек шесть – и курили. Я застонала от чувства безнадежности и захлопнула окно.
Можно было бы заплакать, но меня неожиданно охватила злость. Не буду! Не дождетесь!
Я спустилась на пол, сняла не мою одежду, положила все на те места, где брала.
Вспомнила про закрытую дверь. Лучше ее открыть. Придет Матвей, постучит, и мне придется подходить, открывать… Совсем не хочется встречать его по-семейному.
Я приложила ухо к двери, убедилась, что с той стороны вроде бы никого в данный момент нет, и только после этого тихонечко отодвинула засов. Опять прислушалась. Тихо. Надеюсь, Тикунья не ворвется…
Он пришел уже поздно вечером. Молча посмотрел на меня, как будто ждал, что я заговорю с ним первой.
Что ж, я так я.
– Матвей! Меня сегодня твоя Тикунья не выпустила. Почему ты ее попросил об этом?
– Ну… она не моя…
– Я хочу домой!
– Теперь ЭТО твой дом, – отвернулся, направился к камину, стал разжигать огонь.
– Матвей, это неправильно. Ты не можешь меня тут удерживать, если я не хочу.
Он обернулся. Глаза его пылали гневом. Я поняла, что он молчал только потому, что не хотел сорваться.
– Ты. Никуда. Не. Пойдешь, – чеканя каждое слово, произнес он. – Отныне ты всегда будешь жить здесь.
– Что тебе от меня надо? Я сама буду решать, где мне жить!
Кажется, он пытался найти слова, чтобы доказать собственную правоту. Но не нашел. Отвернулся и ровным голосом человека, который пытается не взорваться, произнес:
– Это единственный путь – спасти тебя.
Зато я сорвалась. Голос звенел, дыхание сбилось, и я начала выкрикивать слова, глотая окончания слов:
– Не надо меня спаса..! Я уже взросла… А потом… Кто ты такой для меня? Не родственник, чтобы командова…
Когда Матвей на меня взглянул, я испугалась. Губы его превратились в две тонкие полоски, желваки на скулах побелели. Я отступила на шаг, готовая сорваться в любую минуту и начать бегать по комнате, чтобы только не попасться ему в руки. Подумала, что сейчас он подскочит ко мне и ударит. Все они такие – пролетарии. Только и умеют, что драться. Если человека учили в детстве выяснять отношения с помощью слов, он сейчас – в проигрыше. Они язык не понимают. Для них сила – все.
…Но он не сделал мне ничего плохого. Просто отшвырнул прочь полено и выскочил из комнаты. Да так сильно хлопнул дверью, что со стены упала вешалка с одеждой.
Его не было очень долго. Я ходила по комнате в ожидании, мысленно разговаривала с ним, убеждала отпустить меня. Тренировалась, как угрожающе скажу фразу: «Если ты меня не отпустишь…» Но что будет, если он этого не сделает, придумать не смогла. Зато придумала, с чего начну. Скажу: «Я понимаю тебя, Матвей. Но и ты постарайся меня понять». Да-да, именно так начну с ним разговаривать, и очень-очень спокойно. Ведь агрессия, любил повторять батюшка из нашего прихода, всегда порождает агрессию.
Я все придумала, а Матвей почему-то не приходил.
Уже было поздно, захотелось спать, и я, не раздеваясь, прилегла на кровать. Лежала, прислушивалась к каждому звуку. Теперь, пожалуй, можно было услышать, как открывается и закрывается входная дверь в гимназию. Днем это невозможно – слишком шумно кипит жизнь в комнатах и коридорах.
Я уже стала бояться, что он пошел на расправу к тете. А вдруг он что-нибудь сделает с ними? Села, переполненная страхом. И в этот момент хлопнула входная уличная дверь, затем я услышала шаги в коридоре, близко к комнате Матвея, и, упав головой на подушку, притворилась, что сплю. Я лежала с закрытыми глазами и видеть его не могла. Но догадалась: он, ведь больше некому.
Матвей тихо зашел, прикрыл осторожно дверь и постоял у входа. Свет не включал. Стараясь не шуметь, медленно закрыл дверь на щеколду.
Я по-прежнему делала вид, что сплю, спокойно и глубоко дыша. На самом деле, мне было очень тревожно: сердце бешено билось, а сама я вдруг начала мерзнуть. Я так много хотела ему сказать! А сейчас лежу, дрожу и бездействую. Все мое красноречие куда-то испарилось, мозг отказался думать, и я уже не помнила, с чего хотела начать наш разговор.
Сейчас я успокою себя и свое выстукивающее дробь сердце, а потом поговорю с ним…
Матвей осторожно, стараясь не шуметь, передвигался по комнате. Вдруг он остановился у кровати. Я замерла. Страх парализовал меня. Услышала легкий щелчок ремня, шелест ткани и поняла, что он раздевается. Не успев прийти в себя от этого открытия, почувствовала, как он опускается рядом. Я лежала ни жива ни мертва. Сердце стучало так громко, что мне подумалось, Матвей тоже его слышит. Хорошо, хоть он не видит моего лица. Наверняка мимика такая, что сразу будет понятно: я не сплю, а лежу, притворяюсь и трясусь от страха.
Матвей лег рядом, а его рука опустилась мне на плечо. Потом он придвинулся ближе. Мне показалось, что я слышу теперь два сердца. Что же, он тоже волнуется? Почему?
Вдруг он тихо заговорил:
– Саша! Ты на меня не обижайся. Я тебе вредить не хочу. Наоборот: все пытаюсь защитить, а ты не позволяешь. Я и в школу тебя да твою тетю пристроил не случайно. Так спокойнее. Ты знаешь, сколько сейчас, таких, как вы, сидят дома и не работают? А деньги закончатся, что они будут делать? Ведь никто их не возьмет на работу. Сейчас, кроме военных, никто и не нужен. Время такое… Хорошо, хоть Ленин сказал, что надо учить людей читать и писать.
Он помолчал. Наверно, пытался понять, сплю я или нет. Потом продолжил:
– Я читал раньше про любовь и думал: сказки для буржуев. Видел, как жили мои родители и родители моих друзей… Любви между ними я не замечал. Да и сам не страдал от этого. Не нужна мне была никакая любовь. А вот тебя встретил и голову потерял. Да я за тебя, ты знаешь, глотку перегрызу… Только ты мне не веришь. Или просто, думаешь, зачем я тебе нужен… Да, ты образованная, воспитанная. А я – сын рабочего и прачки. Но я ведь в этом не виноват. Родителей не выбирают. Где родился, там родился. Может, ты и не полюбишь меня никогда, такого… Но мне даже это сейчас неважно. Я боюсь за тебя так сильно, что мои собственные чувства – это…
Видимо, слов у него не хватило – предложение он не закончил. Зато сказал другое, и я чуть сознание не потеряла от услышанного.
– И я решил твердо: ты будешь моей женой. Тогда ты всегда будешь рядом, и я смогу тебя уберечь от беды.
Матвей снова притих. Ждал, что я сердито начну противоречить ему? А что говорить? Ему не докажешь. Он упрямый. Лучше отмолчаться, а завтра я найду путь уйти отсюда. Ну, а дома тетя и Гертруда уже не дадут меня в обиду.
– Я, знаешь, что подумал, Саш. Сейчас в стране беспорядок, война. Но когда-нибудь ведь это закончится. И тогда Россия будет сотрудничать с другими державами. Даже с Германией. И я обязательно помогу тебе тогда найти твою семью. Я обещаю! Я клянусь!
Он произнес это так горячо и убежденно, что, конечно, я не выдержала: открыла глаза. То, что он сказал, было такой замечательной новостью, что внутри меня возродилась надежда, которая уже зачахла в душе.
– Ты правду говоришь, Матвей? – взволнованно переспросила я. – Ты мне поможешь найти семью?!
– Я постараюсь… Но это еще не сейчас. Ты же видишь, что в стране…
– Да-да, я понимаю. Я просто поверить не могу, что ты хочешь мне помочь.
– Да я для тебя…, - горячо произнес он. И вдруг притянул меня к себе и прижался своими губами к моим.
– Сашенька, я так люблю тебя, – шептал он.
А я не смогла оттолкнуть его. То, что он сообщил, будто возродило меня к жизни. Как здорово, что всё-таки когда-нибудь появится возможность соединиться с моей семьей! Надо верить. Надо ждать и верить. Я даже представила себе будущее. Я вся была уже там: с моими родными папочкой, мамочкой и Никиткой.
И ничего не осознавала сейчас. Но придя в себя через пару минут почувствовала, что кофточка моя расстёгнута, а Матвей целует мне шею и пробирается глубже.
– Матвей, – испуганно прошептала я. – Не надо, пожалуйста…
Но он меня не слышал…
Глава 12. Красные, белые… Нет конца злосчастьям!
Как не безотрадно это звучит, но утро я встретила в объятьях чуждого мне мужчины.
Было уже светло. Наверно, часов десять. Немудрено, что мы проспали так долго. Легли поздно, а потом еще… Господи, лучше не вспоминать, что было потом.
Матвей спал, а я лежала и рассматривала его осторожно, готовая в любой момент зажмурить глаза.
Мы уже были знакомы не первый месяц, но я никогда не задавалась целью разглядеть цвет его глаз, форму носа, высоту лба, губы… Всегда бросала поверхностный взгляд. Почти никогда наши глаза не встречались. Только русый цвет прямых волос стал для меня знакомым и, наверно, если бы я увидела Матвея издали без шапки, только по одним волосам узнала его.
Высокий лоб с тонкими, едва заметными бороздками морщин. Когда он будет старше, они проступят глубокими полосками. Прямой нос, темный цвет подглазиц…
Я снова закрыла глаза.
Эта ночь повернула мою жизнь в совсем другом направлении.
Что же теперь будет? Стану его женой? Или останусь любовницей? Как мне привыкать к нему, без любви? А может, просто забыть сегодняшнюю ночь? Сейчас такая свобода нравов, что мое падение будет незаметным.
Как странно я рассуждаю. И внутри меня все спокойно. И ни капли стыда. Почему? Душа превратилась в камень?
Я подавила вздох. Вдруг вспомнилось, как я ехала к тете прошлой осенью в поезде и думала о своей взрослости. А теперь что же? Теперь я уже как старуха: все перевидала, все испытала. И страх, и ужас смерти, и голод, и холод. А сейчас еще и полную потерю стыда?
Потом вдруг вспомнила вчерашнее обещание Матвея. Ведь после этого ко мне вернулась надежда! Может быть, и правда, когда-нибудь я приеду к своей семье. И тогда уж точно забудется эта ночь, а также этот мужчина. Сейчас же просто надо потерпеть. Если ради встречи со своими близкими я должна стать женой Матвея, стану. Мама поймет. Да и папа, наверно… Кого я потеряю навсегда, так это Алексея. Хотя… был ли он когда-нибудь моим?..
А вдруг Матвей обманул меня? И совсем не собирается мне помогать. И вообще, все переменится, когда он проснется: его обещания, его отношение ко мне, всё!
Я распахнула глаза, вздрогнув от внезапного ужаса, охватившего меня.
И одновременно со мной глаза открыл Матвей. Я затрепетала от неожиданности. Зажмурилась. Но поняла: он успел заметить, что я проснулась.
Осторожно приоткрыла один глаз. И увидела, как губы Матвея растянулись в широкой счастливой улыбке. Он блаженно потянулся, поцеловал меня в нос, крепко прижал к себе и прошептал:
– Как с тобой хорошо! У меня от счастья прямо дух захватывает.
У него дух захватывает! Я с трудом спрятала вздох несчастливой женщины. А потом выдавила из себя улыбку, вспомнив об обещании Матвея.
Буду хорошей. Не буду с ним ссориться…
Матвей решил не терять времени. Забыв о завтраке, стал торопить меня:
– Саша, нам нужно срочно идти в городскую управу.
Я сразу не поняла, зачем. Потом, сообразив, испугалась: не думала, что это случится так скоро.
– Матвей, надо бы пригласить тетушку и Гертруду.
– Какой смысл, Саша? Там только запишут наши имена в книгу, и – всё! Потом мы сразу пойдем к твоим и расскажем… Или… ты уже не хочешь? – голос его дрогнул.
Конечно же, не хочу!
Нет, вслух я это не сказала. Однако уточнить, не обманывал ли меня вчера Матвей, все-таки решилась:
– А ты и вправду поможешь мне найти мою семью?
Матвей нервно моргнул. Легкая тень пробежала по его лицу. Он сглотнул и твердо произнес:
– Я сделаю всё, что в моих силах. Но это случится не завтра, Саша. Ты должна это понимать.
– Да, конечно.
Я действительно понимала это. В стране хаос, и пока все не придет в норму, уехать не получится.
Матвей напряженно ждал, что я скажу. Не торопил, не давил. Я посмотрела на него, и впервые наши глаза встретились надолго. Мне хотелось понять, о чём он думает. Матвей, кажется, хотел бы знать то же самое.
«Что я теряю? – думала я. – Сейчас каждый день может стать последним. Все свелось к простому выживанию. Так пусть что будет, то будет. По крайней мере, может, потом он действительно мне поможет»…
Нынешняя городская управа не поменяла свое место с приходом красных. Только у входа теперь стоял вооруженный красноармеец – мужик лет пятидесяти. Он махнул Матвею, узнав его, с интересом поглядел на меня. Матвей кивнул ему и обернулся, пропуская меня вперед.
В коридорах бегали люди, все вооружены. С кем-то Матвей здоровался, кому-то кивал. Здесь на меня уже внимания почти не обращали. Поднявшись на второй этаж, мы остановились у закрытой двери, на которой простой гвоздь держал листок бумаги. Печатными буквами было написано:
НАЧОТ по РАЗВОП
НАЧОТОБРАЗ
ЗАГС
«Что это значит?» – хотела спросить я, но не успела, потому что дверь распахнулась, и из кабинета выскочил заросший, как баран, бородатый мужик. Он обернулся назад, засунул голову в открытый проем и заорал:
– Ты не имеешь права! Ни для того мы революцию делали!
В следующее мгновение он уже бежал по коридору, удирая от выскочившего из кабинета военного с пистолетом в руке.
– Я тебе покажу «права». Что б больше я тебя тут не видел!
Тут военный заметил Матвея. Улыбнулся, показав в улыбке желтые зубы:
– Привет, Матюха!..
– Здрасте, Петр Кузьмич!.. Что, опять Карпыч правду приходил искать? – усмехаясь, спросил Матвей.
– Да ну его. Говорит: хочу ворчливую жену заменить на новую. Дайте мне какую-нибудь получше…
Хотел еще что-то сказать, но заметил меня.
– Здравствуйте! – робко произнесла я, прячась за спину Матвея..
– Что, Матвей, знакомь меня со своей подругой! – бодро предложил Петр Кузьмич.
– Невестой, Кузьмич, невестой.
– Неужели? – и я почувствовала нотки разочарования в голосе военного. – Некогда сейчас, Матвей, семьей обзаводиться. Не всех врагов революции прикончили!
Матвей отнесся к его словам спокойно.
– Она будет не просто женой. Саша – моя боевая подруга. Она уже мне во всем помогает. Кузьмич, это – учительница, ну, ты знаешь.
– Она, что же, из бывших?
– Ее родители сочувствовали нашим и были расстреляны белыми…
У меня в горле запершило от его слов, хотя уже и слышала эту «сказку»…
– Ну, хорошо, твое дело… Пойдемте в кабинет…
Петр Кузьмич пошел к своему столу, заваленному бумагами, порылся и извлек из-под бумаг большую амбарную книгу. Открыл почти в начале.
«Не много желающих», – подумала я с горькой усмешкой.
– Не так много желающих, – хмыкнув, повторил мою мысль Кузьмич. – Ну да ладно, Матвей, создавай ячейку нового общества. Заводи детей и расти их настоящими большевиками!
«Господи! Что я делаю?» – в ужасе подумала я.
Петр Кузьмич склонился над книгой, написал номер 36 и подвинул ее Матвею:
– Пиши свое имя полностью.
Заглядывая парню через плечо, добавил:
– И год рождения напиши, и место рождения… Теперь вы, сударыня…
В слове «сударыня» мне послышалась некоторая издевка. Дрожащими пальцами я написала свое имя, год рождения и название родного приморского городка.