— Было бы хуже, — прервала Сьюзен, с ужасом подумав, что, случись такое, она стала бы, наверное, женой Каспиана. Он понравился ей и до сих пор был дорог, но ей даже думать не хотелось о том, что можно было лечь с ним в одну постель. Нет, это было бы неправильно. Вот он — точно младше ее на тысячу триста лет, а Глозель старше на семнадцать, и ничего с этим ощущением не поделать.
— Все правильно, — прошептала Сьюзен, опуская голову Питеру на плечо. — Нам не нужно туда больше возвращаться.
Наутро закрутился стремительный калейдоскоп событий, часть которых стала известна Сьюзен позднее. Не знакомый с обычаями двадцатого века Глозель вытащил Питера на разговор, где едва не отправил врача в его же собственное отделение известием о том, что собирается в ближайшем будущем стать его родственником, но, кажется, у вас живы родители, не мог бы ты просветить меня, как здесь принято себя вести в подобных случаях? Питера хватило только на то, чтобы ехидно поинтересоваться, спрашивает ли Глозель у него позволения предлагать руку и сердце королеве Сьюзен как у верховного короля, на что получил немедленный ответ, что нет, поскольку нарнийским лордом он не является, а ни тельмарский генерал, ни американский полковник у одержавшего всего пару-тройку побед юнца ничего просить не будет.
— Ты отвратителен, — едва сдерживая смех, проговорил Питер. — Надеюсь, моя сестра будет держать тебя на коротком поводке.
Он обожал препирательства с Глозелем, которые сделали его абсолютно безразличным ко всем издевательствам со стороны других. Раньше спровоцировать Питера на драку мог любой, теперь же, на радость Сьюзен, Питер опускал словесно: он врач, надо беречь руки.
— Поверь мне, я сам от нее ни на шаг не отойду, — Глозель усмехнулся. — Что тут играет роль свадебного дара?
— Кольцо, — нахмурился Питер. Глозель тяжело вздохнул, закатив глаза. — А в Тельмаре?
— Трофей, добытый в бою, — он подумал и добавил. — Вряд ли ей придется по душе железный крест с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами, но других трофеев у меня нет. Кольцо, говоришь? Разве это покажет что-то, кроме состояния моего кошелька?
— Наличие вкуса и чувства прекрасного, — пожал плечами Питер. — А то вдруг ты подаришь кольцо с розовыми камнями, сразу понятно, что надо бежать от тебя как можно дальше. А что покажет твой трофей, кроме того, что мародер из тебя вышел что надо?
— Чем богаче трофей, тем высокороднее поверженный враг, — ответил Глозель. — Значит, чтобы добраться до него, тебе пришлось как минимум положить его охрану, вассалов, потом сразиться с ним самим, а если он вельможа или военачальник, значит, хорошо обучен.
— Ну и какой был твой лучший трофей? — спросил Питер. Они с Глозелем сидели возле больницы на той самой скамейке, возле которой произошла первая встреча генерала со Сьюзен. Глозель заправил волосы за ухо, показывая явно женскую серьгу: толстое кольцо, в которое по бокам были инструктированы мелкие бриллианты.
— Я снял это с жены моего врага, — Глозель покосился на Питера. — Она была для него дороже всего на свете, но мне она точно была не нужна, потому я сделал чисто символический жест. Мне было пятнадцать.
— А не подумал, как будешь потом дарить это своей невесте? Или надеялся на других врагов?
— Я тогда решил вообще не жениться. Кто ж знал, что я встречу королеву, — он вздохнул и посмотрел на Питера скептически. — Еще и с таким приданым в виде троих монарших особ и живых родителей. Тельмарская мудрость гласит, что жениться надо на сироте.
— И женился бы, — фыркнул Питер, откидываясь на спинку скамейки и запрокидывая голову. — Так нет же, понадобилась тебе королева Нарнии!
========== Часть 4 ==========
Родители были рады и не показали совершенно никакого удивления: Сьюзен казалась им рассудительной и немного приземленной девушкой, ищущей хорошего положения в обществе, стабильности и уюта. Потому герой войны, пусть и несколько старше, чем они предполагали, ей очень даже подходил. Пусть по говору француз, по происхождению англичанин, по внешности испанец, а по службе — американский полковник, мистеру и миссис Пэвенси он показался хорошей партией для их дочери; непонятно только, почему и Сью, и Питер сидят красные и смотрят в разные стороны, когда Франческо, ухмыляясь, говорит, что их детям повезло, что они никогда не сражались.
— Это было мерзко с твоей стороны, — заметил Питер, когда они вышли.
— Когда еще случится возможность поиздеваться над верховным королем, — фыркнула Сьюзен. — Вы оскорбили королеву, генерал Глозель.
— Все ради того, чтобы нас не раскрыли, — важно отозвался тот, задирая подбородок. — Опасения оправдывают средства. Поверьте, ваши величества, мне было больно выставлять вас несмышлеными детьми в глазах ваших благородных родителей.
— Как тебя Мираз терпел, — вздохнул Питер.
— Так же, как ты, — отозвался Глозель. — И если бы он не сделал глупость и не отвернулся от меня, он правил бы Нарнией.
— Да, да, только от тебя и зависела власть тельмаринов, мы уже поняли, — закатил глаза верховный король. — Кажется, я знаю, почему Мираз тебя невзлюбил: твое самомнение выше орландских гор.
— Сейчас он скажет, что является самым скромным человеком во всех мирах, — предупредила Сьюзен. Кольцо тускло поблескивало у нее на пальце, и она то и дело начинала крутить его на фаланге, когда случалось нервничать — новая привычка. Глозель заметил, что она снова его теребит, и вопросительно глянул на нее.
— Надо написать Эду и Люси, — сказала Сьюзен. — Они ведь ничего не знают.
— Эдмунд будет просто счастлив! — хмыкнул Питер, вспоминая, каким взглядом смотрел брат на Глозеля, державшего арбалет нацеленным в спину Питера весь поединок. Да, он не выстрелил, но Эдмунд не раз говорил, что у него каждый раз сердце замирало, когда тельмарский генерал прищуривал черные глаза, смеривая Питера взглядом.
Эдмунд выпустил пар, сразившись; Питер уже привык к мрачному юмору и бесконечному самомнению Глозеля, для Эдмунда же это было в новинку, потому король и генерал говорили на разных языках, не понимая друг друга, а язык мечей прекрасно понимали оба. Сьюзен не стала ни отговаривать, ни мешать — просто покинула их обоих, сказав, что если что, пусть сразу идут к Питеру, он зашьет; никому из них не нужны новые шрамы.
— Ничего себе, — Люси смотрела на Сьюзен во все глаза; они сидели в комнате младшей сестры на кровати, и Люси поверить не могла — кокетка Сьюзен, отказывавшаяся говорить о Нарнии, выросшая в худшем смысле этого слова, с точки зрения Люси, вдруг, как выяснилось, связана с Нарнией куда сильнее их с Эдмундом, у которых есть только разговоры да воспоминания. Питер обмолвился, что Сьюзен и Глозель работают над древней историей Тельмара, начиная с выхода в море первого корабля армады, потерпевшей затем крушение. Люси стало стыдно, что она говорила о ней и думала, будто Сьюзен ничего не интересует, кроме нарядов и приглашений. И ничего ведь не сказала, ни словечка не написала о том, что они здесь делают в Америке! А Питер! Питер-то мог хоть мимоходом обмолвиться, что Сьюзен еще думает о Нарнии.
— Ты привыкнешь, — пообещала Сьюзен, уверенная, что волнение Люси обусловлено присутствием Глозеля и нахождением в его доме. — Он не такой, к каким показался нам в Нарнии. Хотя характер у него не сахар.
— Да я не о том, — отмахнулась Люси. — Просто… я не думала, что можно… найти кого-то здесь, влюбиться здесь. Тут же все ненастоящие. А ты нашла.
Сьюзен никогда не давала понять сестре, что знает о духе Западного леса, потому и сейчас не спросила, виделась ли с ним Люси перед тем, как покинуть Нарнию навсегда. О том, что Аслан сказал им, что в Нарнию теперь вернется только Юстэс, ей по секрету шепнул Эдмунд. О Юстэсе Сьюзен знала немного, были только детские воспоминания о противном мелком мальчишке со вздернутым носом и гнусавым от вечной простуды голосом, но Люси, рассказывая об их приключениях, нарисовала ей полную картину.
— Ты встретила кого-то из старых друзей? — осторожно спросила Сьюзен, имея в виду лесной дух, но Люси поняла по-своему и смешалась.
— Только Каспиана, — она жалобно посмотрела на сестру, и Сьюзен с веселым раздражением поняла, что та боится ей сказать, что Каспиан, видимо, женился. Как глупо, она вспоминает его лицо с трудом, а мысли давно занимает Глозель, которого она не променяла бы на короля, даже появись у нее такая возможность. — Еще Рипичипа! Представляешь, Рип сам отправился в страну Аслана, он у него попросил, оставил шпагу в кувшинках и уплыл. А Юстэс…
Их беседу прервали. Глозель за ворот втащил Эдмунда в комнату и опустил на стул, продолжая зажимать ему другой рукой длинный порез на ребрах.
— Позови Питера, — сказал он Люси, и та, кивнув, убежала во двор, Сьюзен присела перед братом, заглядывая ему в лицо.
— Как это произошло?
— Он намного опаснее Питера, — отозвался Глозель. — Я вошел в раж, стал биться в полную силу, а против меня он все-таки слабоват. Но я задел только раз, он может собой гордиться.
— Приму к сведению ваше экспертное мнение, — отозвался бледный Эдмунд. — И тем не менее, я собой разочарован. Наш поединок не закончен.
— Закончен, — отозвался Глозель.
— Я не упал!
— Ты залил своей кровью мне половину стены.
— Но не упал и не попросил пощады.
— Еще слово, и я отпущу руку, — пригрозил генерал.
— Тогда моя сестра Сьюзен прирежет вас на свадьбе, — невинно улыбнулся Эдмунд. — Вы еще не осознали, что связались с мощной династией, Глозель. Учитесь взаимодействовать.
— Все же мудрость моего народа не знает границ, — проворчал Глозель и, заметив вопросительно глядящую на него Сьюзен, отмахнулся. — У Питера спроси.
Питер ворвался в комнату ураганом и раздраженно посмотрел на Эдмунда, потом вздохнул и принялся доставать из медицинской сумки спирт, вату, пластырь и нитку с иглой.
— Выйдете все, — устало проговорил он, и Сьюзен, обернувшись, заметила в коридоре перепуганную Люси. Надо ее успокоить. Пора снова привыкнуть к роли старшей сестры, о которой она уже успела позабыть, живя в Америке.
***
Тириан, привязанный к дереву недалеко от Хлева, вспоминал истории о древних временах, о других королях, которые жили и умирали в Нарнии в старые времена, и ему казалось, что ни один из них не был так несчастен. Он думал о прадеде своего прадеда короле Рилиане, который юным принцем был украден могущественной Колдуньей и заключен на долгие годы в темную пещеру, лежащую под землями северных великанов. Но все кончилось хорошо, потому что внезапно из страны, находящейся за краем мира, появились двое таинственных детей и освободили его. Он вернулся домой в Нарнию и долго и успешно правил. Совсем не то, что ожидает его самого, тоскливо подумал Тириан. Затем он вспомнил Каспиана Мореплавателя, которого пытался убить узурпатор Мираз, но Каспиану тоже помогли дети, только на тот раз их было четверо. Они пришли откуда-то из другого мира, выиграли великую битву и посадили Каспиана на отцовский трон. Древние короли и королевы, победившие Белую Колдунью, отказались снова занять престолы, уступив Каспиану, законному королю, хотя тот не подумал бы возразить им, захоти они править снова. Они лишь помогали. Почему же ему никто не поможет? Аслан и дети из другого мира всегда приходят, когда происходит что-то ужасное. О, если бы они пришли теперь! И он воззвал: «Аслан! Приди и помоги мне! Нет, не мне — нам. Я не прошу ничего для себя, но приди и спаси всю Нарнию! Мы не справляемся. О, Аслан, если ты не придешь сам, по крайней мере пошли мне помощников из другого мира. Или позволь мне позвать их. Пусть мой голос проникнет в другой мир!»
Он тотчас же погрузился в сон, более живой, чем все остальное, когда-либо происходившее в его жизни. Ему почудилось, будто он стоит в светлой комнате, где вокруг стола, ужиная, сидят семь человек. Двое из них были очень старыми, но глаза их были полны веселья и жизненной силы. Молодой мужчина, что сидел по правую руку от старика, был истинным королем, тем самым, из легенд и песен. То же самое можно было сказать и о другом юноше, сидевшим по правую руку от старой женщины. Лицом к Тириану сидела девушка, на вид едва вышедшая из детского возраста, а по обеим сторонам от нее мальчик и девочка еще младше. Их одежда показалась Тириану очень странной, но он подумал об этом уже после, когда проснулся, а там, во сне, трое младших вскочили на ноги, и девочка даже вскрикнула. Старая женщина, задыхаясь, тоже поднялась, и Тириан понял, что они видят его. Молодой человек с лицом короля прямо взглянул на Тириана и проговорил ясно и громко:
— Тень или дух, или кто бы ты ни был, если ты из Нарнии, именем Аслана заклинаю тебя, говори со мной. Я Питер, верховный король.
Тириан не успел ничего ответить и проснулся, и это пробуждение было худшим в его жизни. Но его страдания внезапно кончились: раздался глухой удар, затем второй, и двое детей очутились перед ним. За секунду до этого лес был совершенно пуст, он знал, что они не могли выйти из-за дерева — он бы услышал шаги, но они просто возникли ниоткуда. С первого взгляда он заметил, что одеты они в те же самые странные темные одежды, что и люди из сна. Присмотревшись, он понял, что это младшие мальчик и девочка из тех семерых.
— Ничего себе, — мальчик встряхнулся. — Прямо дух замирает.
— Развяжи его скорее, Юстэс! — прервала девочка. — Поговорим после, — тут она обратилась к Тириану. — Простите, что мы так долго, но мы отправились, как только смогли, — тут она мрачно глянула куда-то за Тириана и сжала губы. В тот же миг веревки разом ослабли, как будто кто-то позади дерева провел по ним острым мечом, и король мешком повалился на мокрую от росы траву.
— Это вы появились перед нами в тот вечер, когда мы все вместе ужинали? — спросила девочка. — Около недели назад?
— Недели, прекрасная девица? — удивился Тириан. — Мой сон привел меня в ваш мир не более десяти минут назад.
— Это обычная неразбериха со временем, Джил, — сказал мальчик.
— Я вспоминаю теперь, что такое описывается в старых легендах. Время вашей странной земли отлично от нашего. Но если мы говорим о времени, то пора уйти отсюда: мои враги поблизости. Вы пойдете со мной?
— Конечно, — ответила девочка. — Ведь мы пришли помочь вам.
— Кто твои враги? — раздался низкий голос из-за спины Тириана, и тот, обернувшись, понял, на кого смотрела та, кого назвали Джил, и кто перерезал веревки.
Тириан был уверен, что в Нарнию из другого мира приходят только дети, да и этих двоих точно не было за столом: черноволосый мужчина с несколькими шрамами на лице, одетый в черную плотную куртку, отличавшуюся от одежды детей и стоявшей рядом с ним молодой женщины. Та смотрела на Тириана нечитаемым взглядом, но тот отчего-то почувствовал себя неловко.
— Давайте сначала поедим, — примирительно предложил Юстэс. — Только уйдем отсюда поскорее.
Тириан поднялся на ноги и поспешно увел их с холма на юг, подальше от Хлева, чтобы пройти по камням и не оставить следов. Они молчали, пробираясь через кусты, ручьи и перелески, пока не добрались до безопасной долины. Тириан все это время украдкой рассматривал своих спутников: от прогулки в обществе существ из другого мира возникало легкое головокружение, и все старые легенды становились куда более реальными, чем ему раньше казалось… все могло произойти теперь, все что угодно, он ничему бы уже не удивился. Но все же, кто эти двое, что идут позади и словно прикрывают Юстэса и Джил? Он снова вспомнил о древних королях: если за столом были не все, то там не хватало только… королевы Сьюзен, и если представить, что женщина с холодными глазами — это и есть королева Сьюзен Великодушная, то все равно остается неясным, кто этот воин. В том, что это воин, Тириан не сомневался — все его поведение буквально кричало о том, что перед тобой профессионал; он был выше и тяжелее всех, но двигался беззвучно, явно следил за всем, что происходит кругом, успевал схватить Юстэса, когда тот спотыкался, а еще у него, помимо рюкзака побольше, чем был у Юстэса, был меч, хотя он прибыл из другого мира.