- Тебе и в голову не пришло – продать!
- Вот ты о чем, - спокойно улыбнулась Злата. – Ну, я получила большее…
- Например, меня? – продолжала смеяться Йеннифэр. – Великую эгоистку, безжалостную стерву, больную душой и раздирающую всех на своем пути мантикору? Вот уж ценное было приобретение!
- Я видела человека, с которым безжалостно обошлась судьба. Изломанного болью. Которого так красила и преображала любовь. И который привел в мой дом Геральта, Региса, Трисс, Ольгерда, Лютика - всех тех, кого я теперь так люблю.
Колдунья странно заулыбалась и уселась на подоконник:
- Который регулярно приезжал к тебе с мешком дерьма, им же самим состряпанным. Который беспардонно мотал тебе нервы, вламывался по ночам, устраивал многослойные интриги, разборки и скандалы…
- …который притаскивал мне тайком под порог атлас и парчу, лечил по ночам моих лошадей, отгонял от моего дома грозы и бури…
- …который никогда никому не открывал до конца свою душу… но в которую ты всегда входила так, словно нет там никаких дверей и запоров…
- Йен! – улыбаясь, сказала Златка. – К чему ведешь? Тебе несвойственно объясняться кому-либо в любви! Тем более тем, кого ты действительно любишь!
Колдунья спрыгнула с подоконника, подошла и взяла её за руки:
- Золото, скажи мне – что с тобой?
- Со мной?
- С тобой. Я ведь ведьма, я вижу тебя насквозь! Твоя душа сияет и светится везде, кроме одного узелка, в который ты скрутила всю боль и все слезы. Но оттуда же они никуда не делись!
- Нет, Йен, ты ищешь во мне следы каких-то потаенных трагедий, потому что сама не можешь без страстей и драм, слишком горяча для покоя! Скажи просто, что тебе скучно со мною, слишком «правильной».
- Нет, нет, нет, не пытайся заговорить зубы колдунье, девушка! Я говорю только то, что вижу! То, что я придумываю, я выкрикиваю лишь Геральту во время скандалов!
- Да о чем ты говоришь?
- О Радмире, разумеется. О ведьмаке из Черноовражья, который каждый раз приезжает в Вырицу для того, чтобы насмотреться на тебя, как наесться хлеба. И которого ты каждый раз встречаешь с такой невинностью и таким вселенским радушием, что подступиться к тебе нет никакой возможности!
Злата пожала плечами:
- Вспомни еще князя Лебедянского, который приезжал прошлой осенью свататься. Или бургомистра из Венгерберга, присылающего мне каждый Праздник Урожая по племенной кобылице и по сонету собственного сочинения, который жестокий Лютик распевает потом целый год публично, доводя слушателей до истерического хохота…
- Не вспомню. Мне нет до них дела. Не их ждешь ты потом месяцами, и не их провожаешь взглядом с галереи замка, откуда видна дорога из Вырицы! А амулет твой где? Это же была твоя единственная защита, дева!
- Амулет мне не нужен, врагов у меня нет, - спокойно ответила Злата. – Случись беда, вы же, друзья, и придете мне на помощь. А на галерее я люблю стоять в любое время года и суток. Не придумывай, Йеннифэр. Я не Геральт.
- Почему ты запрещаешь себе любить мужчину, Злата? – прямо спросила та.
- Потому что и мне не суждено быть никем из них любимой. Я знаю, что говорю, Йен, и я не буду продолжать разговор на эту тему. Нет смысла делать то, что причинит лишь боль. Нет смысла делать то, что лишено смысла. Всё мое сердце отдано вам, друзьям моим, моему народу и моему краю. И разве вы против этого? Лучше расскажи мне, чем закончился ваш спор с Регисом за гвинтом, чья тогда взяла?..
***
Йеннифэр прискакала в таверну и увидела там, как и ожидала, за гвинтом всю честнýю компанию. Кроме Региса, который был ей так нужен. Умница трактирщик взял её под локоток и молча указал на каморку под лестницей.
Регис был там. Растекся в кресле с бокалом в руке и дремал, уложив ноги в полуботинках на край уставленного бутылками круглого стола. То, что он выпивал в одиночку, означало, что у вампира опять начался кризис. Йеннифэр достала из кармана капсулу и капнула в его бокал несколько капель кроваво-красной жидкости. Потом толкнула столик, и когда Регис очнулся и убрал ноги, присела на краешек сама.
- Ты помешала моим раздумьям! – строго сказал Регис. – Сколько раз говорить?..
- О, прости, мэтр! Но мне очень нужна твоя помощь, которую, кроме тебя, никто не сможет оказать!
- Хм! – сказал тот, подтянулся в кресле, осушил бокал и собрался поставить его на стол… потом с подозрением заглянул во внутрь, поднял свои антрацитовые глаза на гостью.
- Опять?! Хочешь рассориться со мною?!
- Хочу, чтобы у тебя был ясный ум на момент разговора. И ты знаешь мою позицию – я за то, чтобы всякий следовал своей природе, а не наперекор ей.
- Я хочу доживать свой век среди людей. Успешно мимикрирую. Не буди во мне дурные инстинкты!
- Лучше скажи, когда ты сделаешь предложение Сцелле?
- Зачем пришла? – тут же перевел разговор Регис.
Йеннифэр сошла со стола и пересела в кресло напротив.
- Ты ведь помнишь историю с проклятием рода князя Лишани?
- Я помню все, что происходило в мире в пределах моего четырехсотлетнего периода жизни, - поднял вверх длинный белый палец вампир.
- Мне не нужно так глубоко. Достаточно последних двадцати лет.
- Ты о последнем князе Лишанском?
- Да. И о его детях.
Регис усмехнулся, не размыкая губ, и стал поблескивать на Йеннифэр из недр кресла своими умными глазами.
- Ты хочешь на ночь страшную-страшную сказку? О мшистом старом серокаменном замке в краю Лишанском, о таинственном красном свете из верхнего окна черной башни под острой черепичной крышей? О вылетающей из него в полнолуние на метле злобной колдунье Мериамле? О зеленом порошке, рассыпаемом ею на подоконник детской спальни?..
Йеннифэр помотала головой:
- Что ты несешь, Регис?!
- Что я видел, - важно ответил тот. – То и помню. И тебе рассказываю. Ты же не поставила конкретный вопрос.
Йеннифэр помолчала.
- Хорошо. Конкретно. Дети князя Лишани. Вышеслав и Злата. Оба умные, красивые, добрые, светлые княжичи. Но и тот, и другая – категоричные противники брака.
- Вышеслав был женат! – приподнял вверх брови Регис.
- Ровно месяц. Потом дал ей разводное письмо и отправил обратно. Без ее вины, раз заплатил отцу жены богатые откупные. Не имея детей, оставил и край без наследников. Через несколько лет добровольно ушел из жизни.
- Княженка тоже умирать собралась?
- Типун тебе!.. Вся эта история со смертью последнего князя Лишани, а потом арестом и казнью его второй жены… слухи о том, что была она чернокнижницей и сгубила мужа… о том, что княжеские дети способствовали её разоблачению и наказанию… и о том, что перед смертью мачеха прокляла пасынков…
- Джевер Аджимер – не снимаемое проклятие?
- Так все же оно было?!
- Что было?
- Регис!..
- Где конкретный вопрос? Ненавижу женские недомолвки. И не люблю, когда у меня что-то выпытывают, а сами что-то замалчивают!
- Я не замалчиваю, Регис, - сказала колдунья. – Я сама пытаюсь понять, что именно не понимаю…Могло ли быть послано проклятие на детей князя Лишани, мешающее им благополучно вступать в брак?
- Теоретически, конечно, могло быть. Насколько я знал Мериамлу, проклятием Джевер Аджимер она владела мастерски.
- Посланное проклятие проявляет себя, не так ли? И ваш народ видит его след отчетливо, в отличие от людей?
- Естественно, - скучно сказал Регис. – Высшим вампирам, к роду которых я принадлежу, дана способность видеть проклятие на людях, ослабленных им, как на потенциальных жертвах. Однако я не имел чести быть представленным князю Вышеславу, чтобы оценить его на сей предмет…
- Зато ты сто раз ужинал у Златки!
- То есть ты хочешь спросить, не заметил ли я проявление какого-либо проклятия на княженке?
- Я убью тебя, Регис! Нет, хуже – подсыплю тебе приворотное зелье на козьей моче! – потеряла терпение Йеннифэр. – Ну, конечно же! Именно это! Почему мне не четыреста тридцать лет, как тебе?! Мы бы с тобою беседовали по полгода без ущерба для срока моей жизни!
Вампир выслушал бесстрастно и также скучно продолжил:
- На княженке Злате Лишанской ощущается действие проклятия Джевер Аджимер. Но самого проклятия на ней нет.
Йеннифэр уставилась на него. Потом медленно выпрямилась в кресле.
- И что это значит?
- Ты – колдунья, и этого ли не знаешь? Отраженное проклятие может действовать только в том случае, если в него верят.
- Если верят… - пробормотал Йеннифэр.
***
- Стучали? Не отозвался? Ну, значит, спит еще… После полудня он обычно выходит, обязательно в речке искупается - лед там или не лед, ему без разницы, приведет себя в порядок и поужинать в общий зал выходит. Правда, всегда в отдельном углу сидит, компаний не любит. Потом к ночи из таверны гулять уходит, а как вернется, так снова вина наберет – и наверх. Собственно, уже неделю так.
Йеннифэр подумала и отправилась прогуляться до обеда. В полдень вернулась и опять поднялась на верхний этаж. На этот раз за дверью послышалось какое-то движение, и ведьмак отозвался в том смысле, что открыто. Колдунья переступила через порог. Да, этого она и ожидала: стол в бутылках, постель разворошена. Радмир сидел на кровати в штанах и рубахе навыпуск. Вид похмельный. Глянул угрюмо, недоуменно.
- Я - Йеннифэр из Венгерберга. Вполне допускаю, что ты меня не помнишь. Лишь раз виделись в Вырице на ужине у княженки, - усмехнулась гостья, элегантно прислонившись к косяку. – Ты тогда на нее одну смотрел. Меня мог не заметить. Потому представляюсь снова.
- Помню я тебя, - буркнул ведьмак. – Не помню, чтобы сюда звал.
Взял со стола кружку и допил остатки вина. Поморщился.
- Что, скисло? – иронично-участливо спросила гостья.
- Нет, парфюм твой в нос шибает, - ведьмак повел рукой над поверхностью кружки. – Мертвого поднимет. А потом обратно свалит. Стой уж, где стояла.
- Даже стул не предложишь?
- В нижнем зале в это время все скамьи свободные.
- Ты, похоже, решил, что я ради тебя приехала? А в зеркале себя давно видел, чтобы так думать?
- Знаю я, для чего вы приезжаете. Тебе же сказали, что в настоящее время я заказы не принимаю.
- Пропиваешь то, что имеешь?
- Именно. Тебя не касается.
- Меня – нет. Златку жалко. Ради нее приехала. Вот специально, чтобы хамство твое послушать.
Ведьмак медленно поднял на нее глаза.
- С ней… что?..
Йеннифэр специально выдержала долгую паузу.
- Про наведенные проклятия что-нибудь слышал? А про отраженные?.. Может, всё же позволишь войти?
Ведьмак встал, выдвинул ей стул, закрыл плотно дверь. Встал перед нею. Глаза – без тени похмелья. Глаза ведьмака.
- И слышал. И видел.
- Снимал?
- Наведенные снимал. Отраженные – снимаются противоположным.
- Например?
- Страх перед змеями. Например. Посажу тебя на ночь в подвал с ужами. К утру тебе до змей будет фиолетово.
- Так просто?
- Не так просто. Это будет стоить тебе двадцать монет.
- Вот всегда думала, что ведьмаки деньги за воздух берут! – фыркнула Йеннифэр.
- А ужей я тебе в лесу собирать буду?
- А-а… наведенная иллюзия…
- Все проклятия – наведенные иллюзии. Только одни достигают цели, а другие отражаются и по верху распыляются.
Йеннифэр указала на амулет в разрезе его рубахи.
- Такой может отражать?
- Такой много чего может. Это «Всевидящее Око». Возможно, единственное на свете.
- Понятно, - она встала и повернулась к выходу.
- Эй!.. а про Злату?..
Не оборачиваясь, Йеннифэр бросила через плечо:
- Когда в двадцать пятый раз поедешь на неё любоваться, вспомни тему нашего разговора.
Радмир посмурнел, шевельнул желваками, промолвил глухо:
- Не поеду. Говори сразу или убирайся.
Она развернулась, в выразительных фиолетовых глазах сверкнула молния:
- Не поедешь?.. Второй Геральт! Почему вы, ведьмаки, без страха и колебаний бросаетесь в бой с чудовищами?! И почему опускаете руки перед женщиной, которую любите, без которой не можете жить?!
- Потому что видим, когда нас не любят. А от монстров любви не ждем.
- Да ты хоть раз говорил ей о любви, о своих чувствах?!
- Я не собираюсь перед тобой отчитываться, что я говорил, а что нет! Это касается лишь её и меня!