— Хм-хм, — сказал маг.
С той стороны, откуда они поднимались, к лагерю вела довольно широкая тропа. Наверху с двух сторон её ограничивал невысокий частокол, окружавший лагерь там, где его не защищали скалы. Жаровни у ворот, горевшие синим мертвецким огнём, высвечивали кости и черепа на развевавшихся полотнах знамён Плети.
— Стой, — окликнул их из темноты стражник. — Кто ты?
— Свой, — ответил Рен и сделал ещё пару шагов вперёд.
Стражник протянул руку к жаровне и пламя взметнулось вверх, осветив Рена и его спутников.
— Кто с тобой?
Теперь Тейрис и Эрен, видевшие в темноте не так хорошо, как дк, тоже могли рассмотреть охранявшего ворота рыцаря смерти — высокий и крепкий орк с длинными седыми косами, свисавшими почти до пояса.
— Двое пленников, я захватил их по пути сюда. Моё имя Рен.
Второй рыцарь смерти, человек, выступил из тени и вгляделся в лицо Рена.
— Кровопийца? — удивлённо спросил он.
Рен поморщился, внимательно посмотрел на него и вздохнул, узнав.
— Ты знаешь, что я терпеть не могу это имя, Варт.
— Я видел, как ты умер, — сказал Варт уже без всякого удивления.
— Ты видел, как я чуть не умер, — поправил его Рен так же холодно.
— Тебя насквозь проткнули мечом, пропитанным магией Света.
— Поверь мне, я помню. А вы бросили меня там.
— Мы не могли тебя забрать, — объяснил Варт без всякого сожаления, не извиняясь, просто констатируя факт.
— Я знаю, — равнодушно ответил Рен. — Теперь я могу войти?
Варт не ответил, только молча смотрел на Рена. Орк по-прежнему стоял, протянув руку к жаровне и поддерживая пламя. Знамёна Плети глухо хлопали на ветру, ударяясь о древки, Эрен с Тейрисом стояли не шелохнувшись, где-то в лагере послышался звон металла, окрик и ржание неживых лошадей, Эрен, не удержавшись, бросил быстрый взгляд на Тейриса, и паладин едва заметно кивнул. Узлы на верёвках не были затянуты: если будет необходимость, Рен затянет их, сделав вид, что проверяет, но если что-то сразу пойдёт не так — они ещё могут освободиться и дать бой, Рен только должен подать знак.
— Так как ты выжил? — спросил наконец Варт.
Тейрис прихватил пальцами верёвку, едва державшуюся на запястьях, и прикидывал шансы. Не то чтоб его прельщала идея драться рунным клинком, но своего меча он взять не мог, придётся добыть то, что есть. Ощущения не из приятных, но всё лучше, чем ничего. Он видел, что Эрен тоже готов, но знака не было. Вместо этого Рен медленно подошёл к Варту и заговорил, встав почти вплотную к нему.
— Как я выжил? — с издёвкой спросил он.
Варт чуть склонил голову на бок и положил ладони на рукояти своих мечей, но Рен будто не обратил на это внимания.
— Свет сжигал меня изнутри много дней, ты знаешь, что это такое, Варт? Рассказать тебе о милосердии Света, живьём разрывающем тебя на куски? О праведности, выжигающей твои слёзы раньше, чем они потекут из глаз, если у тебя ещё есть силы плакать от боли? — Чем дольше он говорил, тем резче и яростнее звучал его голос и под конец Тейрис понял, что больше не узнаёт его. — Рассказать тебе о правосудии Света, Варт? Я видел его и вернулся. Уйди с моей дороги.
Свет бережёт праведников. Но чем измерить праведность? Если хоть раз, увидев чужие страдания, ты испытал сомнения, если хоть раз ты ощутил благодарность к тому, кто был добр к тебе, разве свет праведности не коснулся тебя? Если из самой беспросветной тьмы ты смог увидеть едва различимый свет и на мгновение потянуться к нему, прежде чем снова опуститься в самую бездну, разве нет для тебя надежды? Милосердие не конечно, и правосудие не беспощадно.
***
За много лет на этой войне Тейрис много чего повидал, но вот такое было с ним впервые. Ему, конечно, было интересно, что за жизнь такая была у Эрена, что в этих обстоятельствах он был совершенно спокоен, только задумчиво пожёвывал тряпочку, которой ему завязали рот. Тейриса вот вообще больше всего нервировало то, что он не мог говорить. Ну и ещё немного тот факт, что он шёл по лагерю рыцарей смерти со связанными руками и без оружия, его слегка подташнивало от переизбытка тёмной магии в воздухе, вокруг были сплошные черепа, руны, мертвецы, провожавшие его ледяными бездушными взглядами, и то, что он смотрел в спину Рену и не был уверен, тот ли это, кого он знает. Конечно тот, что за глупость. В этом и смысл, что он должен выглядеть одним из них. И Тейрис повторял себе это снова и снова, пытаясь заглушить страх и голос, продолжавший звучать в его голове, этот жуткий тяжёлый резонирующий голос, которым говорил Рен у ворот, тот же самый, что он слышал тысячу раз, и совсем другой. Рен никогда не рассказывал, как он освободился, а Тейрис никогда всерьёз не спрашивал, и теперь не мог понять, как так вышло? Это ж просто призовой вопрос в викторине. Он вообще столько всего не спросил и не узнал. Какой бред, думать об этом сейчас. Рен, словно услышав его мысли, на мгновение обернулся и бросил на него быстрый взгляд. Тейрис чуть не улыбнулся в ответ, но вовремя спохватился, а Рен уже не смотрел на него, шёл по этому жуткому месту, будто это был его дом. А ведь так оно и было. Может, здесь он чувствует себя больше дома, чем где-либо ещё. Какой-то жуткий звук раздался слева — не то рёв, не то крик, а вместе с ним свист, скрежет, резкий порыв ветра, и Эрен, отшатнувшись, чуть не сбил Тейриса с ног — прямо рядом с ними, раскинув костяные крылья и едва не задев мага, опустился на землю ледяной змей. Рыцарь смерти соскочил с его спины и, искоса глянув на пленников, быстро прошёл мимо, ко входу в пещеру, где, как догадывался Тейрис, был штаб. Кто-то схватил паладина за руку и грубо дёрнул на себя.
— Шевелитесь, — рявкнул Рен.
«Пошёл в жопу», — мысленно ответил Тейрис, и ему слегка полегчало.
«Думай о хорошем», — мысленно повторял себе Эрен. — «Цветущие сады Луносвета, сладкое даларанское вино, горячая сауна, булочки из маны, слава и почести, когда гроб с моим телом отдадут родным. Как же мне здесь не нравится, мне здесь не нравится, неприятное место, худшее из всех, где я бывал. Ну, может, только в гнезде нерубов было хуже. И в плену у Амани. И когда меня заставили собирать личинок с полуразложившихся медведей. И когда Телан провалился в болото, и я провалился, когда пытался его вытащить, и нас спасал его кот, и тоже провалился, и нас всех вытащил кодо, которого Телан приручил прямо из болота. Правильно, Эрен, молодец, думай о том, что это не самое худшее место из тех, в которых ты бывал. И в которых ещё побываешь. Тебя ждёт много отвратительных, ужасных, мерзких, грязных и страшных мест, по сравнению с которыми это покажется тебе раем.»
«Потрясающее всё-таки самообладание», — думал Тейрис, с уважением поглядывая на Эрена.
Пленников держали в маленькой пещере на краю лагеря. Узкий проход через несколько метров расширялся, открывая помещение, разделённое надвое грубой металлической решёткой. Двое рыцарей, сидевших за столом, подняли головы и взглянули на вошедших.
— Прах к праху, — бросил им Рен, и Тейрис готов был поклясться, что это был сарказм, и мысленно обругал дк за так внезапно и неуместно проснувшееся чувство юмора, но одна из стражниц, орчиха, криво усмехнулась и кивнула в ответ.
— Вечных страданий, брат.
Другая, ночная эльфийка, молча сняла с крючка на стене ключ от камеры.
— Маг и паладин, — сказал Рен. — Антимагический барьер у вас тут есть же?
Эльфийка вместо ответа бросила ему ключ и кивнула куда-то в сторону.
— У него спроси.
Все трое обернулись. В противоположном углу камеры, прижавшись к прутьям решётки, чтобы быть как можно ближе к жаровне, дававшей тепла достаточно для выживания, но не больше, сжавшись в комок и обхватив голову руками, неподвижно сидел человек — тот, за кем они пришли. Его тканевое одеяние было местами порвано, местами забрызгано кровью, длинные, до плеч, светлые волосы слиплись и спутались, но почему-то невыносимей всего Тейрису было смотреть на рукавицу, обычную шерстяную рукавицу с каким-то глупым геометрическим узором, вторую видимо пленник уже потерял, а эту сберёг, и теперь рукой в этой рукавице бережно прикрывал голые пальцы другой руки.
Рен открыл решётку, втолкнул мага и паладина внутрь, разрезал путы на руках и снял повязки, не дававшие им говорить. Тейрис, потирая запястья, смотрел, как дк снова запирает дверь и кидает ключ обратно эльфийке. Эрен уже склонился над жрецом и что-то тихо ему говорил.
— Не трогать их, — сказал Рен. — Они мои, я сам с ними разберусь.
— Как скажешь, — пожала плечами эльфийка и Рен вышел, не обернувшись. Тейрис вздохнул и обернулся к жрецу.
Ветер ослаб, но снег всё ещё падал тяжёлыми крупными хлопьями и небо было затянуто тучами. В лагере стало тихо, но Рен знал, что это ничего не значит. Надо найти Селию, и он сделает это через минуту, минута ничего не решит. Он отошёл в самую тень, прислонился спиной к ледяному камню скалы, снял шлем и подставил лицо холодному ветру и снегу. Он не хотел быть здесь и одновременно испытывал почти непреодолимое желание остаться, вернуться сюда по-настоящему, не чужим среди тех, кто считает его своим, а одним из них. И он ненавидел саму мысль об этом, и ненавидел их всех. Всё просто: ты либо на одной стороне, либо на другой. Освободившиеся — твои братья, служащие королю — твои враги. Неважно, знал ли ты их до этого, кем они были для тебя, грань, отделяющая тебя от власти Ледяной скорби разделяет вас, и ты не можешь сомневаться. Так же, как не мог сомневаться раньше. Всё просто, так же просто, как было тогда. Не первый раз замужем, как говорил Тейрис. Всё это уже было. Ты уже менял сторону. Только в этот раз ты сам принимаешь решение. И в этот раз ты решаешь быть своим среди тех, кто всегда будет считать тебя чужим, что в некотором роде довольно иронично для правильного решения.
В ночь перед отъездом, когда у Тассариана была пара свободных часов, Рен зашёл к ним с Кольтирой узнать новости и просто поговорить.
— Лажа это, все эти твои шуры-муры с паладином, — заявил Кольтира ни с того ни с сего в какой-то момент. Конечно, он всегда всё знал, у него это называлось «я слышал слухи».
— И сейчас ты расскажешь мне, почему, — вздохнув, ответил Рен.
— Конечно расскажет, — кивнул Тассариан.
Кольтира побарабанил пальцами по столу, переводя взгляд с одного на другого. Тассариан усмехнулся и хлебнул из кружки. Кольтира поморщился. Он был из тех несчастных рыцарей смерти, которым смерть не отбила вкус. В большинстве своём они либо вообще не чувствовали вкус еды, либо ощущали его совсем слабо, но именно на Кольтире, видимо за грехи его, как утверждал Тассариан, система дала сбой. Всю «личовщину», как опять же называл это Тассариан, Кольтира невероятно страдал и первым делом в любом смертоносном налёте искал погреб с едой и рассовывал по карманам объедки со столов перебитых врагов, прежде чем предать их дома разорению и сожжению. Надо сказать, что зажатый в зубах кусок жареной курицы только добавлял образу Кольтиры Ткача Смерти инфернальности. Тассариан же, как нормальный мертвец, вкуса почти не чувствовал, поэтому без конца жрал какую-то, на взгляд Кольтиры, дрянь и пил невероятно отвратительное пойло, утверждая, что это «вкус дома». Кольтира иногда пробовал, выплёвывал, и говорил, что будь у него такой дом, он бы тоже сбежал в Нордскол и умер бы при первой возможности.
— Конечно расскажу, — согласился Кольтира. — Потому что мёртвым не место среди живых.
— Ты половину времени проводишь среди живых, — возразил Рен.
— Но я не ебусь с живыми паладинами и не воображаю себе невесть что.
— Это что например? — мрачно спросил Рен.
Кольтира неопределённо помахал в воздухе рукой и сделал презрительное лицо.
— Вот это всё, что ты себе воображаешь. Что это что-то значит.
— Ты понятия не имеешь, что я себе «воображаю» и что это значит, — зло ответил Рен.
Кольтира улыбнулся так радостно, что Рен немедленно пожалел о своей злости. Чёртов маньяк, при нём даже мёртвым не стоит забываться. Даже если он не может ничего получить, как получает от живых, ему всё равно хорошо, когда всем вокруг плохо.
— Ты кому мозги канифолишь… Тассариан, я правильно сказал?
— Угу.
Кольтира кивнул на Тассариана и пояснил:
— Эт так у них городские говорили. У них-то в деревне канифолить было нечего. Ха. Во всех смыслах, кстати. О чём я? А да. Не ври мне, Кейрен. Не ври дядюшке Кольтире. Он этого не любит.
— Не любит, правда, — встрял Тассариан. — Я всё время ему вру, и ему всё время это не нравится.
— Ты всё время мне врёшь?
— Постоянно.
— Мне это не нравится.
— Извини, больше не буду.
— Врёшь?
— Вру.
— Мне снова не нравится.
— Извини.
— Блядь, прекратите, — рявкнул Рен.
— Ах да, — мгновенно переключился Кольтира, — о твоих иллюзиях.
— Нет у меня иллюзий!
Кольтира отозвался самым мерзким своим язвительным тоном, а их у него было много:
— Да что ты? То есть ты прекрасно понимаешь, что всё это херня полная, и ничего не значит, кроме того, что ему нравится дёргать смерть за усы, образно выражаясь, и, выражаясь прямо — дёргать тебя за хуй и наслаждаться тем, как тебя трясёт, как какого-нибудь Корна-Любителя-Эльфов…
— Кольтира, — негромко окликнул Тассариан, и Кольтира со скоростью змеи обернулся к нему.
— Что? Его здесь нет. И как будто кто-то из нас не знает, что он делал. И о да, конечно, если такой, как Корн смог зажить прекрасной-почти-живой жизнью и его может кто-то любить, да не кто-то, а эльф, который закрывает глаза на то, скольких Корн изнасиловал и убил, то тебе-то уж, Рен, это будет несложно, да?
— Придержи язык, — прорычал Рен, уже забыв о своих недавних намерениях не давать Кольтире того, чего он добивается.
Кольтира всплеснул руками.
— Ой, я тебя задел? Вот блин, а я-то не хотел, — и подался вперёд, Рен отпрянул от него, уперевшись спиной в спинку стула. Кольтира оскалился. — Ничего не будет. И ничего нет.
— Мне ничего и не нужно, — огрызнулся Рен. — Мне и так вполне норм.
— Нужно, — проникновенно сказал Кольтира и его глаза загорелись ярче. — Тебе нужно, чтобы он продолжал, не останавливался ни на секунду, смотрел на тебя и думал о тебе, и ты сам уверен, что в какой-то момент ему это надоест. Валяй, возьми всё, что можешь, пока это не случилось. Потом найдёшь кого-нибудь ещё. Тут полно сумасшедших. Только не морочь себе голову.
Рен моргнул и тряхнул головой. Нельзя позволять этому ублюдку влезать в твои мысли и переворачивать всё, как ему захочется.
Кольтира по-прежнему сидел, подавшись вперёд и глядя на него внимательным, цепким взглядом, Рен наклонился ему навстречу и так же, не отрываясь, глядя ему в глаза медленно произнёс:
— Занимайся своими делами, Кольтира. Пугай крестьян. Поднимай мёртвых крыс. Дай Тассариану себя трахнуть. И не лезь в то, что тебя не касается. Не говори мне, чего я хочу и что я получу.
Глаза Кольтиры сузились, лицо заострилось, он снова оскалился и так же медленно ответил:
— Не говори Кольтире, что ему говорить, а что нет.
— Хватит, — рявкнул Тассариан.
Кольтира не шевельнулся, но Рен обернулся, несколько мгновений молча смотрел на Тассариана, а потом рывком поднялся и вышел. Кольтира проводил его взглядом и расслабленно откинулся на спинку стула.
— Какая ж ты злобная паскуда, — устало сказал Тассариан.
Кольтира потянулся, хлебнул из его кружки и как всегда скривился.
— Мы прах, Тассариан. Соль этой земли, но здесь соль — это прах. Он хочет получить всё, как каждый из нас. И не получит ничего. Как каждый из нас. Выпьем за это.
— Рен?
Он вздрогнул и открыл глаза.
— Селия, — коротко представилась невысокая эльфийка в изящных, тонкой работы чёрных латах, больше напоминавших кожаный доспех. Рен уже видел такие у барона Раздора, ну конечно, она, как и он, скорее всего была рогой при жизни, они не любят отказываться от своих привычек. По крайней мере тех, что могут сохранить. В любом случае это хорошо характеризует её для такой работы. — Не стоит расслабляться, — холодно заметила она.