А потом она с отвращением оттолкнула его и побежала к выходу, расталкивая людей. Лаис устремился за ней. Люди расступались перед Аймили, будто она была прокаженной. Грайс и сама отшатнулась в сторону, когда она выбежала. Грайс знала, что Аймили не сделала ничего плохого, но эта речь, пламенная и злая, даже в ней возбудила страх. Ноар больно схватил Грайс за руку, потащил за собой.
- Быстрее!
Грайс и Ноар протискивались сквозь толпу, и Грайс жалела, что не обладает достаточной внушительностью, чтобы расступались перед ней.
- Извините, - говорила она. - Простите.
И люди неохотно уступали им дорогу, а Ноар наступил кому-то на ногу, вызвав омерзительный окрик в свою сторону. Они выбрались на улицу, холодный воздух умыл Грайс, и она с радостью вдохнула.
- Аймили! - крикнула она. - Лаис!
- Здесь! - откликнулся Лаис. Голос шел откуда-то из подворотни. Ноар потянул Грайс за собой, в лабиринты, уставленные помойными контейнерами и патрулируемые жирными крысами. За парой поворотов Аймили нашлась. Она стояла у запертой железной двери, черного хода или какой-то подсобки. Над ней была яркая, неприятно-белесая лампочка, свет которой придавал Аймили больной, наркоманский вид. Лаис обнимал ее, прижимая к себе. Он уткнулся носом в ее макушку и говорил что-то неразборчивое.
А потом Грайс увидела, что Аймили плачет.
- Милая!
Грайс подскочила к ней, крепко обняла. Действовал за нее, по большей части, флуоксетин. Аймили разрыдалась еще горше, будто чье-то присутствие усилило ее печаль.
- Мне так жаль, Аймили, - говорила Грайс. - Мне так жаль.
Ноар стоял на месте. Он нетерпеливо постукивал носком ботинка. Ему не хотелось выслушивать боль Аймили, однако и прерывать ее не хотелось. Аймили вытерла нос, шумно втянула воздух.
- Что вам надо? - спросила она. - Еще кто-нибудь что-нибудь натворил, и бесполезная младшая сестра понадобилась в качестве козла отпущения?
- Милая, то, что тебе пришлось сделать - чудовищно. Мне правда очень жаль. Но ты сделала это ради своей семьи. Ты не бесполезная младшая сестра, ты добрый, хороший...
А потом Грайс поняла, что хочет сказать «человек». И быстро добавила:
- ...член семьи.
Аймили хмыкнула.
- Ага, - сказал Лаис. - Я тебя люблю. И буду любить, даже если ты реально сделаешь что-то такое. Я буду тебя любить, что бы ты ни сделала вообще.
- А если я тебя убью? - спросила Аймили. Ее голос почти приобрел прежний безразлично-смешливый тон.
- Тогда не буду, но только потому, что я - умру.
Лаис принялся пропускать ее волосы между пальцев с нежностью, которая присуща только детям.
- Слушайте, да мне все равно, - сказала Аймили.
- Оно и видно, - бросил Ноар.
- А ты вообще заткнись! - сказал Лаис.
- Лаис, если мне будет нужно, я сама его заткну, - лениво протянула Аймили. К ней вернулась ее обычная невозмутимость.
Ноар закурил. Он явно боролся с собой, однако ссориться с Аймили ему было нельзя.
- Что? - спросила Аймили. - Меня искали?
Грайс кивнула. А потом улыбнулась:
- Ты можешь помочь. Ты бы хотела помочь? Ноару звонили оттуда. Говорят, особенный день. Может, у нас будет шанс выйти на тех чудовищ. Я могла бы притвориться сбежавшей культисткой. Но без тебя ничего не выйдет. Пожалуйста, Аймили. Ты нам очень нужна!
- О, круто, - сказал Лаис. - Тебе же грустно, потому что ты ничего не делала и взяла на себя чужую вину. Поехали что-нибудь сделаем?
- Ума у тебя, Лаис, как у хомяка.
- В смысле?
- В том.
Они засмеялись, и Лаис коснулся кончиком указательного пальца ее носа.
- Зато ты честный, - сказала Аймили. - А ты, Грайс, тактичная. Вас бы смешать и поделить.
- А Ноара? - спросила Грайс.
- А Ноара вообще не брать.
- Так ты идешь? - сказал Ноар. Аймили снова замолчала. Лаис подкурил сигарету и передал ей.
- Ага, - сказала она. - Спасибо.
И пять минут от нее не было слышно ни звука. Волосы Аймили пахли табаком и шампунем, это было приятно. Затаенным шлейфом шел тот самый запах океана, который Грайс так любила.
- Ладно, - сказала Аймили, наконец, когда Грайс увидела ручеек крыс, мигрирующий от одной помойки к другой. Грайс с облегчением вздохнула - еще пять минут здесь, и она, наверное, сошла бы с ума. Лаис запрыгал на месте.
- Класс! Время приключений!
- Время посвящений, - хмыкнул Ноар. - Вроде как сегодня поэтому и особенный день.
Они неторопливо шли к машине. Грайс семенила за Ноаром, а позади, обнявшись и шатаясь, как пьяные, коими они, впрочем и являлись, плелись Аймили и Лаис.
- Я люблю тебя, - сказал Лаис. - Ты самая лучшая на свете. Я счастлив, что мы вместе. Я бы без тебя ни с чем не справился.
- Ты мой Лаис-герой.
- И Лаис-защитник.
Аймили засмеялась, а потом поцеловала его в щеку. Грайс тут же отвернулась, уставившись Ноару в спину.
- Я тоже тебя люблю, Лаис.
И Грайс подумала, как они могут говорить на людях о чем-то столь личном, о чем-то, что так разрывает сердце. Как они могут говорить об этом так, будто все просто и очень хорошо. Как вообще можно говорить вслух такие страшные слова? Это неприлично, это касается лишь двоих людей, и больше никого. А Лаис и Аймили говорили так, как будто это счастье у них невозможно было отобрать.
Грайс почувствовала, что переживает за них. Ей хотелось зажать им рты, чтобы люди не услышали, что они говорят.
Ведь как легко отобрать все названное.
В машине Грайс села рядом с Ноаром, хотя ей хотелось быть на заднем сиденье, рядом с Аймили и Лаисом, будто их тепло отогревало и ее. Грайс не обязательно было участвовать в разговоре. Один их вид заставлял ее улыбаться.
Аймили сказала:
- Итак, двойные агенты, все готовы к привычным и непривычным образам?
- Да! - выпалила Грайс. Флуоксетин поощрял ее болтливость в несколько менее социальном смысле, чем следовало бы.
Ноар достал из бардачка фотографию. Грайс поняла, чья она. Ей предстоит стать мертвой девушкой. Грайс зажмурилась, не совсем понимая зачем, ведь через минуту у Грайс будет ее лицо. Аймили взяла фотографию, пристально рассмотрела.
- Поняла, - сказала она. - Остальные предпочтут классику?
Ноар и Лаис засмеялись какой-то старой шутке. Грайс не открывала глаза. Она ожидала чуда, и чудо случилось. Оно мчалось ей навстречу сквозь стиснутые веки. Грайс чувствовала, как кружится голова, приятным, пьяным образом. Когда Грайс открыла глаза, ее уже не было. Рядом с водителем сидела щуплая блондинка с синяком на щеке. Нежные черты Грайс сменились острыми, лисьими чертами девушки, которая была лет на пять моложе нее. По тонкому носу были рассыпаны яркие веснушки. Грайс была очень хрупкой, андрогинной девушкой с длинными волосами и тонкими браслетами на запястьях.
- Я решила придать тебе дополнительной хреновости, - сказала Аймили. Однако хорошо знакомый голос принадлежал совсем другой девушке. У нее был короткий ежик ядерно-розовых волос, две татуировки в форме кинжалов на щеках, пробитая бровь и ярко накрашенные глаза. Типичная роковая женщина неблагополучного района.
- Нравится, Грайс? - спросил Лаис.
- Даже больше, чем настоящая я, - выдохнула Грайс. Она обернулась. Вместо светловолосого, светлоглазого Лаиса, на Грайс смотрел такими же сияющими, но только темными, как вишни, глазами, бедно одетый паренек явно латиноэмерикнского происхождения.
- Мы решили, что актер он не очень, можно просто сделать его латиносом и позволить говорить "Ке пэсо".
- Хорошая идея, - согласилась Грайс.
- На самом деле они запретили мне говорить "Кэ пэсо".
- Потому что ты не знаешь, что это такое, - сказал Ноар. Грайс посмотрела на него. Он, совершенно явно, выглядел как человек, живущий на ее налоги. Татуированные руки, бритая голова, не полный набор зубов.
- Это вообще кто?!
- Да один парень, который сел посидеть по поводу вооруженного ограбления.
Рука Ноара, лежавшая на руле, казалось, стала вдвое больше. На кисти была выбита большая, красная роза, на нее, от предплечья, были направлены дула пистолетов.
- Классно выглядим, да?
- Лаис, - сказала Грайс, смотря на его футболку с фамилией и номером Рональдо. - Ты - расист. Нечем тебе гордиться.
Зубы Лаиса казались еще белее из-за смуглой кожи.
- Да ладно тебе, чика!
На Грайс было короткое платье в мелкий цветочек. Не будучи собой, Грайс чувствовала себя красивой и свободной.
- А куда конкретно мы едем?
- В Клентон.
- О, - сказала Грайс. - Хороший район.
Хотя на самом деле, разумеется, район это был плохой. От начала двадцатого века и до шестидесятых годов район кишел гаэрманскими и айрландскими иммигрантами, за что получил лестное прозвище "Адская кухня". Отчаявшиеся люди, лишенные надежды на помощь общества, запертые, как в банке, в этом изолированном мирке, образовывали криминальные анклавы, воевали друг с другом за сферы влияния, а Нэй-Йарк потреблял и перемалывал наркотики и проституток, поставляемых Адской Кухней. С начала восьмидесятых, когда район вычистили от криминальных группировок, сюда стали заселяться бизнесмены, довольные мыслью о шаговой доступности Манхэйттена.
Однако вычистили далеко не все закоулки района, и красные высотные дома старинного образца с шаткими балконами до сих пор были полны горластых бедняков.
Грайс было стыдно. Родившись в жреческой семье Дома Хаоса, она имела мало представления о бедных. Дом Хаоса покровительствовал безумцам, но не беднякам. Жреческие семьи Дома Хаоса сплошь состояли из богатых, белых эмериканцев.
И Грайс было странно от мысли, что Адская Кухня находится совсем рядом с другими, респектабельными частями Манхэйтенна.
Ноар остановился за пару кварталов до невидимой границы, отделяющей Адскую Кухню от остального мира.
- Придется пройтись пешочком, - сказал Ноар. Грайс была не против. Энергия, сидящая в ней, требовала выхода.
- Здорово! - сказала Грайс. - Мы идем помогать людям! Я так рада, что вы со мной, ребята!
Ноар и Аймили переглянулись с беспокойством, а Лаис обнял ее.
- Я так и знал, что на самом деле ты очень эмоциональная!
- Я не эмоциональная!
- Не нужно этого стесняться! Раскрой мне свои объятия!
Граница оказалась вовсе не такой уж невидимой, как предполагала Грайс. Высотки, блестящие от стали и стекла, сменились кирпичными домами, невысокими и небогатыми, в мгновение ока. Подворотни здесь были обширные, дворы - большие. Кое-где все еще раздавались радостные крики мальчишек, которым не повезло - их не звали домой. Может, их родители пили, может - кололись, а может никому просто не было дела до этих ребят, играющих в войну на улице.
Ноар сказал:
- Хорошее местечко.
Он имел слабость к местам из фильмов семидесятых годов.
Грайс сказала:
- И где именно все будет? Что мне нужно говорить? Я готова на все.
- Ну, - сказала Аймили. - Для начала, тебя пустят по кругу.
- Что?!
- Шучу, - быстро подняла руки Аймили. - Наверное.
- Ничего тебе не скажем, - сказал Ноар. - Грайс, ты - плохая актриса. Поэтому все будет максимально естественно. Ты - девочка из жреческой семьи, которая сбежала от своих ненавистных родителей. Ты ненавидишь богов, и мы притащили тебя сюда. Больше ничего знать не нужно.
Грайс почувствовала прилив вдохновения. Ей хотелось обхитрить всех, сыграть так, чтобы ей поверили. Она кивнула.
Стоило позволить флуоксетину жить вместо нее чаще.
Грайс шла между Аймили и Лаисом, а вел их Ноар. Они проходили через обширные угодья бездомных. Грайс видела людей в старых куртках. От голода они не могли согреться даже летом.
Единственными яркими пятнами в Адской Кухне были редкие мазки вывесок - двадцатичетырехчасовые супермаркеты, дешевые тату-салоны с ВИЧ, включенным в стоимость эскиза, сомнительные клубы, над которыми двигали неоновыми телами неловкие девушки.
Все это Ноара не интересовало. Он шел к зданию, в котором не сохранилось ни одного целого окна. Это была протяженная, широкая постройка, сохранившаяся, видимо, исключительно по недосмотру городских властей. Впрочем, с натяжкой, ее можно было причислить к историческому наследию города. Эта фабрика индустриальной эпохи когда-то, наверняка, кормила добрую часть честного населения Адской Кухни. Остов здания надолго пережил время своего содержимого. Заброшенная фабрика производила крепкое, монументальное впечатление. Казалось, она могла простоять здесь еще сто лет.
- Там? - прошептала Грайс.
- Ага, - сказала Аймили. - Кстати, Лаис - Фаэрнандо, я - Эйнджела, а Ноар - Дайв.
- Дайв какое-то неправильное имя, - сказала Грайс. - Это имя для разнорабочего из белого пригорода.
- Вот! - кивнул Лаис. - Я о том же говорил, но кто же меня слушает!
- А как зовут меня? - спросила Грайс.
- Джэйси Блейк, - прошептала Аймили. Казалось, она готовится к тому, чтобы сыграть особенно важную партию в карты. Вся грусть улетучилась из нее, и она блестела теперь от азарта. Грайс никак не могла привыкнуть к новой внешности своих родственников, однако, их повадки и мимика оставались узнаваемыми.
Сначала Грайс казалось, что они входят в абсолютно пустое, безвидное место. Однако, спустя пару секунд, наряду с собственными шагами, Грайс услышала нервный пульс далекой музыки. Словно пол под ее шагами вибрировал. Кажущиеся пустота и тишина были нарушены, и Грайс почувствовала напряжение, тревогу. Звуки шли откуда-то снизу, и невольно Грайс вспомнилась подземная усыпальница Дома Хаоса. Она представила, что там бурлит чудовищная жизнь древних существ, чьи сотни глаз смотрят на мир сквозь любые стены. Грайс поежилась. Аймили хлопнула ее по плечу, сказала:
- Не переживай, они все классные ребята.
Она шумно втянула воздух и поправила кольцо в носу.
- Ты - со мной.
- А я? - спросил Лаис.
- А ты - всегда со мной.
Помещение было холодное и просторное. Ноар шел к лестнице с обескураживающей Грайс решительностью. Сама она в темноте ориентировалась плохо и боялась наткнуться на строительный мусор, обилие которого поражало воображение. Перешагивая через арматуру, Грайс видела бледные, в синяках, коленки - чужие коленки, незнакомые, непривычные. Лаис говорил:
- Но тут правда клево, если что. И классное музло. И выпивка ничего. И...
- Ради всех богов, Фаэрнандо, заткни пасть.
- Ноа...Дайв, ты достал!
Аймили врезала Лаису локтем в бок.
- Не смей делать нам западло.
А потом они вступили на лестницу. Здесь было чище. Если помещение наверху производило впечатление абсолютной заброшенности, то лестница была выметенная и ухоженная, кое-где даже отремонтированная. Музыка становилась громче, и Грайс слышала теперь отдельные слова. Какой-то развеселый панк-рок с воплями о свободе и справедливости. Вслед за Ноаром, Грайс вошла в прокуренное, пахнущее дешевым алкоголем помещение. В центре стоял давно не работающий генератор, он был такой огромный, что практически делил комнату на две секции. Проржавевшая громадина генератора, о которую терлись теперь полуголые, пьяные люди, являла собой остатки индустриального величия. Все остальное в этом огромном помещении, представляло дешевую пародию на подпольный клуб. То есть, место еще более убогое, нежели подпольный клуб. Музыка доносилась из домашних колонок, пропущенная через усилитель она принимала невообразимо уродливые для слуха формы.
Людей было много, Грайс поняла, что считать абсолютно бесполезно где-то на двадцатом, однако из упрямства досчитала до тридцати. И еще оставалось примерно столько же народу, не охваченного ее навязчивым счетом.
Люди танцевали, пели, смеялись, пили. Они веселились здесь. С первого взгляда у них будто не было ничего общего, кроме достатка ниже среднего. Были здесь неформалы в рваной одежде, исколотой булавками, но были и молодые ребята абсолютно обычного вида, утомленные жизнью за день и расслабляющиеся теперь. Грайс запрокинула голову. В неровном свете кустарной цветомузыки алой краской на потолке было написано: "свобода и смерть".
Не "свобода или смерть", как во времена Великой Фрейнцузской Революции, а "свобода и смерть".