- Всегда так, - сказала Лайзбет. - Сейчас будет очень тупо.
- А что ты вообще здесь делаешь, если тебе все не нравится?
- Я - ныряльщик.
- Что?
- Ищу жемчужины.
- Для чего?
Лайзбет засмеялась.
- Если твоя семья и научила меня чему-то, так это тому, что вы - повсюду.
Фэл тем временем с большим трудом уложил осьминога на стол.
- Я хочу, чтобы вы победили врага. По крайней мере, символически.
Фэл перехватил армейский нож и с размаху отрезал осьминогу щупальце. Он взял еще извивающуюся конечность и погрузил в рот. С трудом, сглотнув, он сказал:
- Действуйте.
Лайзбет прошептала Грайс:
- Думаю, он латентный гомосексуалист.
Грайс прикрыла рот рукой, чтобы не засмеяться.
- Или латентный любитель морепродуктов.
Ноар взял осьминога покрепче, схватил у Фэла нож и быстро отрубил второе щупальце. С видимым отвращением он смотрел, как осьминог извивается. Люди следили за ним с замиранием сердца и подлинным сочувствием.
- Не жди, пока он прекратит двигаться, - с нажимом сказал Фэл. Ноар открыл рот и взял щупальце. Он раскусил его, и на губах его остались капли голубой крови. Это потому, что у осьминога вместо гемоглобина, гемоцианин.
Люди завизжали от восторга. Интересно, они все тут ели сырые щупальца?
- А ты делала такое? - спросила Грайс. Лайзбет хмыкнула:
- Ага. Я была маленькой и глупой. Фу.
Следующей была Аймили. Она легко рубанула щупальце. Осьминог извивался. Ему, бессловесной твари, было больно, но он даже писком не мог поведать об этом. Весь столик был в его голубой крови.
Аймили легко проглотила щупальце. Грайс задумалась, было ли у нее впечатление, будто она глотает кусок своего далекого родственника. Аймили проглотила щупальце даже не прожевав. Вид у нее был абсолютно невозмутимый. Может, Дайлан проворачивал с ней что-то подобное, с него бы сталось.
Следующим щупальце отрезал какой-то невзрачный паренек. И выступление его тоже ничем не запомнилось, он молча, нервно отрезал щупальце и запихнул его в рот, быстро проглотив.
Подошла очередь Лаиса.
- Слушайте, ну мне жалко животинку. Это ж не бог.
Грайс никакой жалости к осьминогу не чувствовала. Но Лаис был намного чувствительнее и добрее нее. Скорее уж Грайс было жалко его. Лаис взял армейский нож, измазанный в голубой жидкости, с тоской посмотрел в зал, а потом вдруг улыбнулся:
- Ну ладушки. Меня сейчас стошнит.
Лаис вздохнул, посмотрев на осьминога, как на старого друга. А потом принялся отрезать щупальце. Наверное, он слишком осторожничал, потом что осьминог обхватив его оставшимися конечностями и, наверное, укусил или что там делают осьминоги. Лаис заорал, смешно запрыгал с осьминогом на руке.
- Да руби! - нетерпеливо сказала Аймили.
Лаис вернулся к осьминогу, на этот раз совершив более успешную попытку, Лаис остался с маленьким, извивающимся щупальцем. Его щенячьи глаза выражали отчаяние. Он взял в рот щупальце, и Грайс видела, как его кончик упирался в щеку Лаиса. А потом его стошнило. Лаис стоял на коленях, заходясь в спазматическом кашле. В луже "Блейзера" плескалось отрезанное щупальце.
- Такое хоть раз, но на каждом посвящении бывает, - холодно сказала Лайзбет. Фэл с брезгливостью обошел стоящего на коленях Лаиса, а потом сказал:
- Добро пожаловать! Теперь вы - Охотники!
Грайс смотрела на Лаиса, с отвращением вытиравшего рот, и подумала, что в таком случае слово "охотники" является синонимом слова "придурки".
Они спустились со сцены, и Грайс услышала, как Лаис громко убивался о том, что мог бы лучше.
- О да, - сказала Аймили. - И намного. Но ты все равно - мой герой.
- Круто. Но это был полный отстой.
- Так отстойно, что просто дух захватило, - засмеялся Ноар. - Эй, Джэйси!
Грайс не сразу поняла, что обращаются именно к ней, а когда поняла, то обернулась слишком резко.
- Теперь пойдем к Чэрли.
- Чэрли? - спросила Грайс.
- Он здесь вроде как главный. Надо тебя ему показать.
- Я думала, что главный - Фэл.
- Ребята, которые тебя привели? - спросила Лайзбет. Она им улыбнулась, улыбка вышла теплой.
- Да, - сказала Грайс. - Без них я бы не узнала про это место. И вообще они много мне помогают.
Грайс на бегу попрощалась с Лайзбет, потому что Аймили уже тащила ее за руку. Лайзбет смотрела на нее долго и очень пристально.
Они вышли через черный ход, к пожарной лестнице, и Аймили принялась подниматься по ней. Грайс обернулась. У Лаиса в руках был стаканчик с дешевым виски, призванным возместить утраченный «Блейзер», Ноар подталкивал его в спину.
Наверное, в месте, где полно пьяных, они не вели себя слишком уж подозрительно. Они лезли по пожарной лестнице, и никто из курящих внизу, не обращал на них внимания. На пятом этаже, когда земля была уже достаточно далеко, чтобы кружилась голова, Аймили залезла в одно из давно лишенных стекла окон. Она помогла Грайс, которая невероятно боялась упасть, и представляла, как отпустив перила, кубарем летит вниз, и остается лежать на асфальте, пока из головы ее вытекает кровь.
Эта фантазия заставила Грайс дрожать.
Оказавшись в темном помещении, Грайс поближе прижалась к Аймили. Лаис и Ноар залезли следом. Они двинулись вперед по коридору. Грайс сразу поняла, куда они идут. В коридоре была одна единственная полоска света. Интересно, как они вообще провели в это чудовищное здание электричество? Нелегально?
Ноар приложил палец к губам. Он сказал:
- Говорить буду я. Понятно?
Все было понятно, и Ноар, не постучавшись, как и всегда, толкнул дверь.
Комната была небольшая, по-армейски строгая. Стол, стулья, в углу - кровать, окна - заколочены. Шкаф был закрыт, однако не на задвижку. Он был в зоне досягаемости от стола. Грайс могла бы на что угодно спорить - там хранится оружие.
За столом сидел мужчина. В молодости он, со всей вероятностью, был красавцем. Однако время сняло эту красоту, как лишний слой краски. Оно обесцветило это лицо, прорезало в нем, как искусный скульптор, морщины. Мужчина писал что-то в аккуратной, школьной тетради. Как только они вошли, он без страха закрыл тетрадь, отложил на край стола, будто записанное там ничего не значило.
- Чэрли, - сказал Ноар, прокашлявшись. - Мы говорили о ней.
И Грайс пронзило моментальное чувство, которое называют еще интуицией. Ноар знал Чэрли и прежде, и Чэрли Ноара знал - настоящего. Поэтому с ним Ноар играл чуть более активно, чем с остальными - он скрывал свои интонации.
Чэрли кивнул. Его лицо не приняло приветливого выражения, он просто посмотрел на Грайс.
- Здравствуйте, - робко сказала она. Чэрли спросил:
- Жрица?
- Да, сэр. Из Майриланда.
- Что делаешь здесь?
- Сбежала из дома.
Чэрли посмотрел на нее пристально, и Грайс выдержала этот взгляд.
- С чего бы? - спросил он.
- Со мной жестоко обращались. И я с детства боялась, что меня выдадут замуж за бога. Это ведь как изнасилование. Даже хуже. Как...
- Скотоложество! - сказал Лаис, но Чэрли посмотрел на него так, что Лаис тут же закрыл рот. Странно, что его называли Чэрли, а не Чэрльз. Мальчишеское имя у такого сурового мужчины.
Грайс нервничала, руки у нее тряслись. Но ее волнение вполне можно было объяснить в рамках истории. Малютка из Майриленда, которая впервые оказалась в таком страшном месте.
- И много ты знаешь о богах? - спросил он.
- То, чему меня учили.
Она начала было:
- Например, боги видят в темноте лучше людей. Мессы в присутствии богов всегда проводились в темноте. Они предпочитали брать из темноты понравившуюся жертву. Боги любят человеческую плоть, потому что для них она очень сладка на вкус. Они обходятся без сна по пять-восемь дней, если захотят.
- А слабости, ты знаешь их слабости?
О, Грайс знала их слабости. Кайстофер страдал раздвоением личности и не любил, когда нарушают его расписание, Дайлан переживал за Маделин и боялся, что она не любит его, Аймили чувствовала вину за то, что она - богиня, а Олайви не нравилось общаться с людьми. Но все это было не то.
- У них нет слабостей, сэр.
Чэрли кивнул.
- Значит, ты не лжешь. Слушай, мне эта хрень, которую ты назвала, знакома. Но я долго копал ради того, чтобы найти и эти крохи. Они редко говорят о том, как они были устроены, и еще реже о том, как они устроены сейчас. Кое-что ты знаешь. Это полезно.
Ноар стоял рядом, и Грайс чувствовала его предвкушение. Но она не знала, что бы Ноару понравилось больше: если бы они победили, и Чэрли поверил бы им или если бы Чэрли метнулся к оружию.
- Я свяжусь с Бримстоун. Они могут заинтересоваться. Если так, то вы получите большие деньги, - он кивнул Ноару, Лаису и Аймили.
- "Бримстоун"? - спросила Грайс. - Что это?
- Место, где тебя ждут. И ребята, которые делают хоть что-то. Но они сами проверят тебя прежде, чем ты попадешь к ним.
И Грайс поняла, что хотя все прошло хорошо, никакой ее заслуги в этом не было. Чэрли даже не пытался узнать, кто она такая. Он оставлял это совсем другим людям.
Судя по всему, тем людям, которых они ищут.
Глава 6
Грайс лежала, укрывшись одеялом с головой, будто это могло сохранить ее ото всех на свете монстров, как в детстве. Снаружи бушевала неоновая буря в рекламе "Кока-колы" напротив. Грайс была убеждена, что именно это мешает ей уснуть. Флуоксетин оставил ее, и теперь Грайс чувствовала себя опустошенной. Намечался рассвет, оканчивающий вторую бессонную ночь. Грайс чувствовала себя полой, будто у нее не было органов, мыслей, крови - всего, что составляло ее. Была только она, и пустота в ее голове, и полые кости. Все казалось нелепым и тусклым, и глаза щипало, однако Грайс чувствовала себя слишком усталой, чтобы уснуть. Ее трясло, и она представляла, что так из нее выходит яд, с этим жаром бессонницы. Делать больше не хотелось ничего. Еще два часа назад, только вернувшись домой, Грайс расхаживала по комнате и не могла остановиться. Она смотрела на глаз луны, вперившийся в окно, и чувствовала себя выжатой досуха. Ей хотелось, чтобы луна исчезла, но когда небо приобрело розовато-голубой оттенок, напомнивший стены в коридоре, куда Грайс так зря зашла, луна не исчезла. Она побледнела, и все же смотрела на просыпающийся город. Выглянув в окно, Грайс увидела бегущих по дорожке на кромке парка девушек. Они были игрушечные фигурки, даже цвет их одежды было трудно рассмотреть с такой высоты, на которой находилась Грайс.
Рука невольно потянулась к задвижке на окне во весь ее рост. Никакого балкона снаружи не было, был карниз, без парапета. Зачем безопасность богу. Кайстофер мог каждый день выходить на работу через окно на семьдесят пятом этаже. Грайс распахнула окно, сделала шаг вперед, чтобы ее ноги обдало ветром. Она раздвинула пальцы на ногах и посмотрела на узкие полоски мироздания так видимые.
Грайс захлестнуло желание шагнуть вниз. В нем не было ничего от грусти или безразличия, вызывавших у Грайс такие мысли прежде.
Это была другая сторона депрессии, та, что находится за передозировкой флуоксетина. Грайс просто захотелось это сделать. Все казалось таким простым и интересным. Грайс была легкая и пустая, шаг ничего ей не стоил, и она чувствовала веселый азарт, любопытство, будто смерть была ее другом, которого она не видела только лет, и теперь Грайс стояла в останавливающемся поезде и готовилась сойти на незнакомый вокзал, где ее ждут. Глаза наполнились слезами, в которых не было никакой боли. Вокруг стало тихо, хотя должно было быть громко.
А потом Грайс поняла, что происходит. Вспомнила о случаях самоубийств и убийств под влиянием "Прозака", которые фармацевтическая компания "Эли Лилли" яростно отрицала. Грайс пила аналог печально известного «Прозака»,действующее вещество было то же самое.
Грайс резко захлопнула окно, осела на пол. Опустившись на колени и запрокинув голову, наблюдая за луной, Грайс казалась самой себе древней культисткой, ожидающей прихода бога в ее покои.
Грайс протянула руку и постучала пальцами по стеклу, скользнула ногтями, вырвав душераздирающий звук, отрезвивший ее.
Она была так близко к тому, чтобы совершить что-то непоправимое. Была так близко к смерти, абсолютному концу, по совершенно не значащей причине, по крохотной прихоти. Сердце Грайс забилось часто-часто, глаза защипало, но они остались сухими.
Интересно, подобным образом чувствуют себя наркоманы в состоянии, которое Лаис называет "отходняк"?
Так Грайс легла под одеяло и дрожала, дрожала, дрожала там, пока светлело небо.
Грайс вытянула руку, и красный блеск рекламы "Кока-колы" полоснул ее кожу. Стянув одеяло с головы, Грайс увидела, что окончательно рассвело. Луна исчезла. Грайс снова накрылась одеялом с головой. Она лежала, уплывая на волнах дремы, которая так и не оканчивалась сном, время стало липким, и Грайс не понимала, как оно идет.
В какой-то момент она услышала шаги за дверью, ровные, знакомые. Грайс снова с головой накрылась одеялом. Она хотела, чтобы Кайстофер думал, будто Грайс спит.
Она ведь не знала, что сказать ему после всего. Что она могла?
Грайс сделала большую глупость из-за которой Кайстофер убил множество людей. Могли ли они вообще говорить после этого? А потом Грайс пошла с Ноаром, Аймили и Лаисом, обманув Кайстофера.
А он - он обманывал ее с самого начала.
Грайс лежала неподвижно, она даже боялась дышать. Кайстофер ходил очень тихо, будто боялась разбудить ее. Самым громким звуком, который Грайс услышала прежде, чем он ушел в ванную был стук его часов о стол.
Грайс слушала мерный шум воды и думала, что будет, когда он вернется.
Он разбудит ее, чтобы поговорить?
Он ляжет на другой конец кровати?
Он ударит ее за то, что она едва не подставила его?
Он ее убьет?
На глаза навернулись слезы. Грайс подумала, глупая ли это идея - бежать? Прямо в ночной рубашке сбежать в Нэй-Йаркское утро. Мысль была такая же соблазнительная, как мысль о шаге вниз некоторое время назад. И такая же самоубийственная.
Дверь открылась так тихо, что Грайс едва услышала. Она вся сжалась в комок, вцепилась в одеяло.
Кайстофер замер у кровати, Грайс едва слышала его дыхание. Она, будто испуганный зверек, сжалась, задрожала в ожидании удара. Солнце внезапно поблекло, перестав раскрашивать веки под звезды сосудов. Грайс услышала, как бьют по стеклу первые сорвавшиеся с неба капли дождя.
Кайстофер лег на кровать рядом с ней, он прижался к ней сзади, положив одну руку ей на живот, а другой обхватив плечи, он коснулся губами ее позвонка, провел носом по ее затылку.
Он ничего не говорил, и Грайс подумала, что сейчас он мог бы обхватить рукой ее горло, задушить. Он не гладил ее, не унимал ее дрожь, но он прижимался к ней, живой и теплый, а Грайс вспоминала совсем другое существо, в этом же теле, того, в ком не было отстраненной, почтительной бережности, он ощущался так же, у него были те же руки, что обнимали ее сейчас, и в то же время он был совсем другим. Он брал ее грубо, он был развращенным и абсолютно сумасшедшим.
Кайстофер покрепче прижал Грайс к себе. Он хотел унять ее дрожь? Она раздражала его?
Тело этого мужчины, единственного, который познал ее, казалось теперь едва ли не чужим. Но запах океана, исходящий от него, оставался родным, успокаивающим, усыпляющим.
Грайс почувствовала, как одеревеневшее от флуоксетина тело начинает уступать дреме. Ее крепко обнимали, и она ощущала запах морской воды, от бессонницы кружилась голова, и Грайс представляла, что ее качает на волнах неназванного океана.
Она подумала вдруг, что боги обладают весьма дурным характером, а их эмоциональные всплески имеют далеко идущие последствия.
Может быть, миллионы лет назад, когда еще людей-то никаких не было, этот чудесный озоновый запах был нужен, чтобы успокаивать партнера, такое же своенравное и сильное существо, как бог или богиня, источавшие этот запах. Нечто вроде природного транквилизатора, позволяющего брачной паре чувствовать себя спокойно и не причинять больших разрушений. Боги были очень свободолюбивые и территориальные существа задолго до того, как у людей появились границы и государства. Боги воевали друг с другом, жили тесными семьями и ненавидели других богов. Чтобы умиротворить друг друга, хотя бы для продолжения рода, им могли быть нужны совершенно особые средства, сверх сознания и разума.