С шестнадцати до двадцати трех лет я грезила подобной комнатой! Этакий мирок романтичной девушки — зарисовка в сиреневато-лавандовых тонах с фарфором, белыми коваными завитушками и дозированным содержанием кружева.
Годы прошли, а мечта осталась и, как выяснилось, она не спешила теряться в дебрях памяти. Во всяком случае, сердце вполне определенно намекнуло на это сбившимся в первый момент ритмом.
Смех меня разобрал, когда я представила себя в этом антураже. Нет, я за собой следила, и собственной внешностью была более чем довольна. Да и мои сорочки тут оказались бы уместны, но… Неожиданно для себя я совершила открытие — в моей голове существовал пунктик по поводу возраста.
После ужина я открыла бутылку «Поля Роже», выбрав именно его из многочисленных «сюрпризов», оставленных тетей в баре. Казалось, оно лучше всего подходило моему настроению. Я не чувствовала себя победительницей, но определенно нуждалась в этом напитке… хотя и о поражении пока речи не шло. (Прим. автора. Тут ссылка на высказывание Уинстона Черчилля о шампанском: «После победы я его заслуживаю, а после поражения я в нем нуждаюсь».)
Некоторую подавленность вызвала записка тети. Я решила: не стоит тянуть до дня Икс, и ознакомилась с ее содержанием заблаговременно.
Какое хорошее слово — заблаговременно!
Я сделала глоток игристого напитка, будто пыталась смешать вкус и смысл…
Милая родственница переписала всю свою оранжерею на латыни и возле каждого названия растения указала, когда его следует поливать. Вот только ботаник из меня никакой!
От расстройства я выпила оставшиеся три глотка залпом и тут же неспешно наполнила фужер…
Стоя перед окном в полумраке гостиной, я наблюдала за танцем теней, что бросали на снег деревья в саду. Темноты я не боялась, растений тоже, но я терпеть не могла за ними ухаживать и не умела! Тетушке об этом было прекрасно известно, потому мне в голову никогда бы не пришло, что она оставит на мое попечение свое сокровище — оранжерею!
В душе еще теплилась смутная надежда на дневник, о котором упоминалось в послании. Судя по той же записке, хранился он в кабинете, ключ от которого нашелся в конверте.
Я допила второй фужер. На этот раз в нем оставалось шампанского глотка на четыре, если не пять…
«Вряд ли я загляну в кабинет раньше двадцать девятого», — подумалось мне.
Двадцать седьмое декабря
Я зябко повела плечами. Шаль тут же соскользнула до локтей. Не глядя, вернула ее на место и закуталась плотнее. Все ж таки на кухне в одной сорочке оказалось прохладно, но от плиты веяло теплом. Его вполне хватало для того, чтобы приглушить желание подняться в спальню и переодеться. И вообще, я не любила надевать одежду до принятия душа! Поэтому оставалась на месте, периодически ежась от утренней свежести и растирая озябшие икры верхом вязанных домашних тапочек. Ну и кофе уже закипал в третий раз — не отойдешь теперь!
В ожидании «чуда» я смотрела в окно. Сквозь небольшие островки, свободные от морозных узоров, было прекрасно видно, как в воздухе серебрится, а местами и золотится иней. Только мысли мои в тот момент занимал не волшебный вид. Мне почему-то вспоминались скрипы и шорохи, которые я слышала ночью. Возможно, эти звуки были всего лишь продолжением моего сна. Возможно, они действительно наполняли дом. Интересно, скольких людей оставило бы равнодушным это странное звуковое сопровождение? Особенно, если вспомнить о недавнем капитальном ремонте, после которого все старое, скрипящее и дребезжащее безжалостно отправили на свалку. Меня, как ни странно, они не волновали, а наоборот, успокаивали. Создавалось ощущение, будто в доме кто-то есть, но не… кроме меня, а рядом со мной. Может, об этом говорила тетя?
Пенящаяся шапка вновь взмыла к ободку турки. Я поспешно схватилась за ручку, отставляя в сторону и попутно выключая газ. Сок, кофе, брускетта с помидорами и розмарином — ну, разве не чудесное начало дня?
Я потрогала пальцем хлеб, проверяя, не промок ли, пока остывала начинка, но нет, он держался молодцом. А соус уже не обжигал пальцы, значит, и языку ничего не грозило.
Мурлыча вполголоса неизвестно откуда взявшийся мотивчик, я занялась сервировкой подноса. Завтракать я планировала в столовой, игнорируя и удобный табурет, и разделочный стол, которыми вполне можно было бы воспользоваться. Как говорится, у каждого свои… особенности характера. Я вот люблю, чтобы все было красиво и правильно!
Большую часть дня я промаялась с макетами. К сожалению, другого слова не подобрать.
Для работы я выбрала мезонин. Это милый закуток, весьма комфортно обставленный, так и притягивал внимание, обещая уют, но не тут-то было! Коварное местечко оказалось пригодным только для отдыха и, возможно, для набросков, но мне в данный момент они были без надобности, поскольку весь иллюстративный материал предоставил заказчик.
Наверное, вечером опять придется открывать шампанское, на этот раз исключительно в целях поднятия боевого духа. Расстроено вздохнув, глянула в окошко. За стеклом ослепительная белизна дня сменилась таинственной синевой раннего вечера. Небо затянуло тучами, из которых густо сыпался снег. Огромные пушистые хлопья падали медленно, совсем не кружась. Что ж, возможно, я сегодня ограничусь чаем!
Выключив многострадальный компьютер, направилась к шкафу на поиски теплых вещей. Натягивая штаны от лыжного костюма, я едва сдерживала смех. Меня переполняло предвкушение прогулки. А если точнее, то задуманная шалость!
Раскинув в стороны руки, я растянулась между двумя яблонями. Снежинки все еще походили на хлопья попкорна, но их плотность на квадратный метр значительно уменьшилась, поэтому не нужно было щуриться и переживать, что лицо вымокнет за пять минут.
Я чуть запрокинула голову. Теперь перед глазами расстилалось только тяжелое серое небо. Создавалось впечатление, будто я падаю в него! Восхитительное ощущение абсолютно невозможного в реальности полета и вселенского одиночества — только я и небо, и никто больше не нужен! Возвышенный душевный настрой прервал волчий вой. Звери затянули песнопения сразу на три голоса. Хм, а недурственный концерт они устроили! Под настроение!
Когда смотришь в небо, время течет по-другому, поэтому я не могла точно сказать, сколько вот так провалялась в сугробе, но стемнело ощутимо. Хотя зимой всегда быстро темнеет, особенно в такую погоду.
Певцы притихли, но мое сердце требовало продолжения! Набрав в грудь воздуха, я попробовала завыть. Вышло не очень, но в лесу откликнулись! Вот, я всегда знала, что у любого таланта рано или поздно найдутся почитатели! Расхохотавшись, кое-как выбралась из снежного плена. Немного пошатывало.
Было ли стыдно за безрассудное поведение? Ничуть! Почему детям можно дурачиться, а взрослым — нет? Что это еще дискриминация такая!
Было ли боязно, за свое ближайшее будущее? В том смысле, не опасалась ли я, что соседи позвонят, куда надо, и за мной приедут? Тоже нет. Соседи все разъехались, как я и предполагала. Еще вчера вечером на это недвусмысленно намекнули темные окна близлежащих коттеджей.
Домой я заходила веселая и вполне довольная собой. Воображение рисовало, как на кухне я в скором времени открою… нет, не бутылку шампанского, а банку с травами, чтобы заварить себе крепкий и вкусный чай. Он станет прекрасным завершением дня.
Да, порой нужно, просто жизненно необходимо, сделать какую-нибудь глупость, чтобы почувствовать себя счастливой!
Двадцать девятое декабря
Ступни никак не желали попадать в штанины леггинсов, а глаза так и норовили закрыться. И с тем, и с другим предстояло срочно что-то делать. Потому как стрелки чалов неумолимо подбирались к одиннадцати, а я еще даже не завтракала!
Чашка крепкого кофе меня непременно взбодрила бы, но для ее приготовления следовало спуститься на кухню, а для этого, в свою очередь, следовало одеться. Опыт двух предыдущих дней показал: традиции традициями, но мерзнуть в халате и сорочке, ожидая, когда будет готов завтрак, мне не нравится, поэтому сегодня я воевала с одеждой. Если туника покорилась со второй попытки, то нижняя деталь туалета категорически не желала поддаваться.
Не выдержав, я отбросила штаны в сторону и растянулась на кровати, смежив веки. Всего на миг, но этого оказалось достаточно. Перед глазами тут же возникла картинка: поляна, окольцованная высоченными соснами, и волк, лежащий в моих ногах. Все это виделось сквозь муар медленно падающих снежинок. До чего навязчивый образ! И до чего же странные шутки выкидывает подсознание! Волчьи концерты я слушала позавчера, а сон пришел сегодня.
Вопросы вызывала не только эта странная задержка, но и одна деталь — в сновидении на мне была лишь белая ночная рубашка длиной до самых пят, наглухо застегнутая под горло. Такие носили, не знаю в каком древнем веке. Вот уж не думала, что эта невзрачная одежка способна так врезаться в память! В остальном же ночная греза нареканий не вызывала.
Я лежала на снегу, запрокинув голову по своему обыкновению, и «падала в небо». Когда раздался волчий вой, на этот раз соло, я села и увидела невдалеке серого волка с голубыми как у хаски глазами. Легко выбравшись из сугроба, без опаски направилась к зверю. А чего мне было бояться? Я же вполне осознавала, что сплю!
Волк повел меня в лесную чащу. Он ловко пробирался под ветвями деревьев, отяжелевшими от снега, передо мной же все препятствия попросту расступались. Ах, да! Брели мы с моим четвероногим спутником по снегу, как святые по воде, не оставляя следов.
Путешествие вышло недолгим. Проскользнув между соснами на поляну, я остановилась, а волк продолжил путь. То, что за ним уже никто не следует, он заметил, лишь добравшись до дальних деревьев. Зверь обернулся, посмотрел на меня и мотнул лобастой башкой в сторону сосен, мол: «На выход!». Я покачала головой. Мне тут понравилось.
Волк сел. Я тоже. Прямо в снег. Он еще раз крутанул мордой. Я опять покачала головой. Зверь замер. Наверное, задумался. До чего в своих размышлениях он дошел, не знаю. Возможно, решил, что меня не стоит оставлять тут одну. Волк вернулся ко мне.
Вам когда-нибудь хотелось погладить хищника, не опасаясь укуса? Мне вот до того момента подобные мысли в голову как-то не приходили, несмотря на буйность фантазии. Однако раз судьба предоставила шанс хотя бы во сне — грех было от него отказываться. Я смело протянула руку…
На вас никогда не смотрели животные так, словно считали… странной? Ладно, назовем вещи своими именами! Словно считали дурой? Нет? На меня тоже. До встречи с этим волком!
В детстве у меня был кот. К нашему обоюдному удовольствию я частенько гладила его нос. Волчий нос в плане получаемого от процесса глажки удовольствия однозначно выигрывал! Шерсть на ощупь оказалась жестче кошачьей, но почему-то теплее. Эти тактильные ощущения были самыми реальными во сне. Зверь не возражал, хотя и особого восторга не демонстрировал, но все же по-джентльменски лег возле моих ног, чтобы мне не приходилось тянуться.
Вот так я провела всю ночь, наглаживая волчью морду и наблюдая, как падает снег. Проснулась, естественно, сонная и разбитая, будто посиделки в лесу были настоящими. Неудивительно, что после такого глаза слипались, а движения были заторможенными и неловкими.
Вставать не хотелось, а от мысли о предстоящей работе и вовсе становилось дурно! Если так пойдет дело, я не успею выполнить заказ до оговоренного срока. Вчера тоже весь день пошел насмарку. Оказалось, в гостиной мне тоже не работается. Никогда бы не подумала, что моя муза — настолько привередливая дама!
Можно было плюнуть на вдохновение и включить профессионала, но Дима не дурак, халтуру с одного взгляда распознает и выскажет свое неодобрение не только мне, но и тетушке…
Я задумалась над тем, какие еще комнаты остались не опробованными. Список получился короткий: малая спальня, хозяйская спальня, кухня, оранжерея и… кабинет!
Я подскочила на кровати. Точно! Мне так не хотелось возиться с цветами, что я напрочь забыла про кабинет!
Подхватив с пола штанишки, я принялась их натягивать. На этот раз они сопротивления не оказали, или же я была настолько увлечена идеей, что попросту его проигнорировала.
«Как говорила бабуля: сделал дело — гуляй смело!» — подбадривала я себя, роясь в творческом беспорядке на столе. Конверт с ключом отыскался на удивление быстро.
Ключик выглядел антикварным, замок пришелся ему под стать. Открывая его, я искренне переживала, не сломаю ли этот раритет, но нет, обошлось!
Распахнув дверь и окинув взглядом кабинет — видимую его часть — я испытала острый приступ ностальгии. Узор обоев поменялся, но оливковый цвет тетя решила оставить. Мелкие детали сохранили оттенок латуни, а вот шкафы и стеллажи она заменила, выбрав вместо венге состаренный дуб. По-моему, комната от этого только выиграла, став светлее и просторнее. Опять же — видимая ее часть. А мне требовалось пройти в относительно небольшой закуток, тот самый, что придавал планировке кабинета форму буквы «Г».
С тем, чтобы заглянуть туда, вышла заминка. Слишком уж свежими оказались воспоминания из отрочества. Нет, пробравшись сюда в четырнадцать лет за книгой — кстати, мне обещанной! — ничего страшного и ужасного я не увидела, но увешенная картинами стена произвела неизгладимое впечатление. Дело в том, что в тот раз ее украшали целых шесть мужских портретов с погрудным изображением в натуральную величину. Выполнены они были отменно и настолько реалистично, что я попросту замерла на месте, глядя на молодых дядек, взирающих на меня со стены как из окошек. Помнится, я даже пролепетала нечто невнятное вроде: «Здрасьте! Извините, я за книжкой!». А когда поняла, что это всего лишь картины, почувствовала себя такой идиоткой, что во взоре каждого незнакомца, мне почудилась насмешка.
Схватив книжку, оставленную тетушкой на столе, я пулей вылетела из комнаты. И тут же получила выволочку от мамы, так как в кабинет мне запретили заходить категорически. Мое моральное изничтожение прекратила тетя. Подмигнув, она поинтересовалась, не приглянулся ли мне кто-нибудь? Мама тут же направила свой гнев на сестру, мол, нечего моей дочери всякой чепухой голову забивать и разрешать ей пялиться на всяких мужиков.
Честно сказать, я такому выпаду удивилась. Выходила совершеннейшая нелепица: на обнаженную мужскую натуру в художественных альбомах можно смотреть, а на портреты вполне приличные — нет! Пока я пыталась постичь логику родительницы, тетушка покачала головой и посетовала: «Наденька, вырастет у тебя с таким воспитанием…» Мама не стала слушать сестру, оборвав ее безапелляционным «Вырастет у меня нормальная женщина, которая должна будет найти нормальную работу, нормального мужа и родить нормального ребенка!».
Тут уж не выдержала тетя, заведя извечную проповедь о том, что настоящая женщина никому ничего не должна, а вот обязанностей у нее хоть отбавляй: любить себя, ценить себя, уважать себя, заботиться о себе, не размениваться на мелочи, не идти на компромисс с сердцем и совестью…
В общем, уехали мы тогда раньше, чем планировали.
Философия тетушки мне всегда импонировала, только в моей жизни вечно выходила серединка на половинку, но все же лучше, чем у мамы. Как бы я ее ни любила, но это очевидно! В любом случае, до идеала и мне было далеко.
Окажись на моем месте тетя, она бы смело шагнула за угол в ожидании приключения, а я морально настраивалась на то, что могло бы меня ожидать, или не могло… Да, впечатлительность всегда мне мешала!
Вздохнув еще раз, я обошла угловой стеллаж и оказалась в рабочей зоне кабинета. На залитом светом столе сиротливо лежала тетрадь. Потрепанная жизнью и распухшая от обилия непредусмотренных вкладок вид она имела довольно жалкий. Достопамятная стена, можно сказать, пустовала. Картина, висевшая на ней, выглядела так же одиноко, как и тетины ботанические заметки на столешнице. Со своего места я толком даже сюжет не могла рассмотреть: слишком уж темные краски выбрал художник. И он явно перестарался с лаком.
Поняв, что ничего шокирующего и впечатляющего не предвидится, я подошла ближе к шедевру. Полотно неизвестного мастера оказалось портретом. Мужским. В полный рост. Только назвать его картиной язык не поворачивался. Пусть в раме, но это был всего лишь этюд, хотя и весьма умелый. Однако вся фигура объекта не позволяла усомниться в том, что на большее живописцу рассчитывать не стоит. Темноволосый незнакомец в светлой рубашке и брюках невнятного цвета застыл в вызывающе агрессивной позе: широкая стойка ног, скрещенные на груди руки, плечи немного отведены назад, а бедра и грудная клетка наоборот подались вперед. Лицо тоже не отличалось доброжелательностью — льдисто-голубые глаза жестко смотрели исподлобья, губы сжались в тонкую линию, подбородок выглядел напряженным.