— Я передам письмо с тем, кто придет рассказывать Хассалеху о Хогвартсе, — Азирафаэль стянул с носа очки и плеснул вино 1754 года в граненый стакан. Он нервничал все сильнее: с утра пораньше заявится мальчик, о котором известно только то, что он — нарушение всех законов мироздания и дитя владыки ада, а из хорошего в нем — архангельская составляющая, но если учесть характер того, от кого именно ему досталась эта составляющая, все четыре всадника могут с чистой совестью идти на пенсию. — А почему ты такой спокойный? — наконец он понял, что не так. Обычно демон паникует даже сильнее него самого, а тут спокойно лепит печати на бумажки, даже руки не дрожат.
— У этого есть несколько причин, — нараспев ответил Кроули. — Во-первых, мы ничего не изменим, следовательно, волноваться не за чем. А во-вторых, я в мясо.
— Чье мясо?
— Мое мясо. Я в хлам. В дрова. В говно. Вусмерть. В…
— Я понял, но чем?
— Я запил абсент текилой, — гордо заявил Кроули и вдруг вспомнил то, что придумал, пока еще был относительно трезв. — Знаешь, что я нам сделал? Свидетельство о браке! — он помахал листочком со свежей подписью; ангел жестом глубочайшего разочарования прикрыл дланью чело. — У тебя такая подпись… сложная, как будто ты не хотел на мне жениться, но я сделал, — гордо закончил Кроули.
— Дорогой мой мальчик, — с сарказмом окликнул Азирафаэль. — Нет, не так. Дорогой мой супруг, не соизволишь ли ты возлечь и проспаться, чтобы с утра не дышать на сына архангела перегаром?!
— Возлю, — кивнул Кроули, отправляя последний документ в архив, а его копию — в плавающую в воздухе папку. — То есть, возлягу. Ты шесть тысяч лет не предлагал мне возлечь.
— Я тебе и раньше не предлагал, — Азирафаэль встал возле кровати с пледом наготове, но Кроули перекинулся в змея и свернулся в кресле. — Ладно, как хочешь, — он накрыл пледом кресло и, сходив на кухню, принес тарелку с молоком. — Не захлебнись только, — предупредил он, помня, что после выпивки Кроули с утра ищет молоко как наркоман дозу.
Вельзевул мрачно смотрела на сына, который едва не подпрыгивал от возбуждения, только думая о том, что скоро окажется в Лондоне. В Лондоне! Лондон ассоциировался с мороженым, которое Вельзевул приносила с Земли, с ветром, всего однажды коснувшимся лица, когда Габриэль перехватил его буквально с рук на руки, прежде чем вознестись. Хассалех проводил взглядом плотно набитый чемодан, который Хастур, прикинув в голове карту Лондона, отправил прямиком в лавку Азирафаэля, и повернулся к Вельзевул.
— Я куплю себе кота, — заявил он. — В Хогвартс можно котов.
— Укради себе кота, — посоветовал Хастур. — Зачем тратить деньги.
— А если ты превратишься в жабу, я тоже могу взять тебя с собой и показать тебе Хогвартс.
— Нет, — Хастур закурил.
— Тебе неинтересно?
— Неинтересно.
— Ну ладно, — привыкший к тесному тактильному контакту с Вельзевул, Хассалех робко придвинулся к Хастуру и обнял его за пояс; демон поморщился и отодвинулся. Хасс украдкой вздохнул: Хастур много раз говорил, что от него так фонит благодатью, что от любого прикосновения он начинает чесаться. Зато Вельзевул не только обняла, но и поцеловала, погладила по щеке и наконец развернула спиной к себе.
— Ты появишься прямо перед дверью в лавку, — сказал Хастур. — Просто иди прямо в дверь, которая будет перед тобой.
— С чего ты взял, что он появится прямо с утра пораньше? — поинтересовался из-под пледа Кроули.
— Зло действует по ночам и…
— Это Хастур действует по ночам. И ночь — не утро.
— А утро — наиболее уязвимое время, потому и кошмары вы насылаете под утро обычно.
— Ты мне Лавкрафта будешь поминать всю вечность! — взвыл Кроули. — Я просто тогда пошутил! Кто знал, что он такой впечатлительный? К тому же он читал книгу Хастура, он еще тогда мог двинуться и без моих кошмаров.
Азирафаэль спустился по лестнице в торговый зал магазинчика, оставив Кроули просыпаться и приходить в себя. Ну да, как будто он поверит, будто все так случайно вышло: Говард прочел чудом уцелевшую пьесу «Король в желтом», написанную самим демоном, а ночью это все ему приснилось в подробностях.
Посреди стеллажей с книгами стоял старомодный кожаный чемодан, которого явно быть не должно. Азирафаэль огляделся — никого, обошел странный предмет, и в тот же момент дверь распахнулась.
========== Часть 2 ==========
На пороге остановился мальчик и, не переступая его, заглянул внутрь. Неужели это он? Азирафаэль ожидал увидеть уменьшенную копию Габриэля, ребенка, может быть, похожего на Адама, широкоплечего, высокого, с запоминающейся внешностью и громким голосом. Мальчик даже выглядел тихим.
— Входи, Хассалех, — негромко позвал Азирафаэль, наблюдая за тем, как ребенок переступает порог только после приглашения. Как поступает истинная нечисть.
Он был невероятно похож на Вельзевул: тонкий, невысокий, с упрямыми черными волосами, падающими на лицо. От Габриэля ему достался только прямой подбородок и четко очерченные губы, в целом Азирафаэль не сразу бы и понял, если бы не знал, что это мальчик, а не девочка; вычурная старомодная одежда это сходство только подчеркивала.
— Здравствуй, Азирафаэль, — голос тоже от Вельзевул, тихий и вкрадчивый, но кажется, звучит из всех уголков комнаты.
Кроули скатился по ступенькам и воззрился на сына Вельзевул, приподняв очки, потом издевательски поклонился: запомнив сказать потом Азирафаэлю, что Хассалех одет точно ему под стать.
— Принц ада, мое почтение.
— Хорошо, называй меня так, — надменно сказал Хасс. — А ты, — он повернулся к Азирафаэлю и продолжил уже доброжелательно. — Просто по имени.
Ангел с демоном переглянулись, у Кроули вытянулось лицо. Выждав несколько мгновений, Хассалех продолжил.
— Или ты можешь вести себя нормально и называть тоже, — Хасс сжал руки в замок. — Что мне надо делать?
Азирафаэль поманил его в комнату, где одиннадцать лет назад он и отдельно взятый демон надирались, узнав новости об Антихристе, и усадил на диван; сам собой закипел чайник на подставке.
— Расскажи о себе, — мягко попросил ангел. — Мы ведь ничего не знаем, — он оглянулся на Кроули, который прислонился плечом к дверному косяку. — Что ты обычно делаешь, ешь ли ты вообще, спишь… твоя природа уникальна, и мы, честно говоря, в растерянности.
— Я читаю, — Хасс с интересом огляделся. — Про чувство голода я узнал из книг, у меня его нет, но я ем, если хочу узнать вкус. И со сном то же самое, но обычно я сплю, потому что мне скучно.
— У нас больше общего, чем кажется, — пробормотал Кроули себе под нос. — Значит, слушай, Хассалех. План такой: ты делаешь что хочешь, мы дожидаемся преподавателя из Хогвартса, выбираем день, идем покупать все для этой школы.
— И кота, — перебил Хасс.
— Какого кота? — не понял Кроули.
— Я хочу кота, я видел на картинке, а в Хогвартс можно брать животных.
— Зачем тебе кот?
— Ну, вообще-то я хотел жабу, но она не согласилась ехать, — Хасс тяжело вздохнул. Он решил, что для того, чтобы ни в коем случае не проболтаться отцу о Хастуре, будет представлять его своим фамилиаром и говорить о нем также. Архангел же не знает, в кого превращается палач Вельзевул, и Хастур никак не выяснит, как о нем говорят, и не разозлится.
Кроули расхохотался и выпал из дверного проема обратно в магазин. Моральное состояние вышло из глубокого минуса. Чудо, а не мальчик. Завел себе в аду жабу! Кроули представил себе, сколько каламбуров можно высказать на эту тему и впервые пожалел, что не общается с Хастуром. Впрочем, в ад все равно придется наведываться, и там можно смотреть на Герцога и повышать себе настроение. Кроули вышел назад в торговый зал и схватился за ручку тяжелого чемодана как раз в тот момент, когда вошел первый покупатель.
— Ангел, к тебе клиент! — крикнул Кроули, в который раз потешаясь про себя, насколько же эта фраза подходит борделю.
— Почему ты зовешь его ангелом открыто? — спросил Хасс, когда Азирафаэль торопливо вышел, а сам Кроули вернулся, таща тяжеленный чемодан, держа его тремя пальцами, словно он был пуст. Вельзевул всегда говорила ему, что чертыхаться, как и поминать Небеса всуе, строго настрого запрещено; Хасс не знал, что это делается потому, что обе конторы фиксируют любое обращение, и воззвание из ада вряд ли проигнорирует та же Михаил, а на земле лучше просто не привлекать внимание, и думал, что запрет основан на конспирации.
Он узнал это слово в восемь и с тех пор его обожал. Впрочем, в этом и заключалась вся его жизнь.
— Люди дают друг другу прозвища, — пожал плечами Кроули.
— А он тебя как зовет? — поинтересовался Хасс.
— Нечестивое создание, демон, — начал загибать пальцы тот. — Лукавый, шайтан, но это было давно и в Аравии, почему именно ты, за что мне это наказание, убийца на дорогах, но чаще всего просто Кроули.
— Кроули — это ведь тоже прозвище.
— Исторически да, но вообще-то теперь это называется фамилией. Еще есть имя: Энтони Джей Кроули.
Хассалех улыбнулся, и черты лица преобразились: он не скалился, как Габриэль, не ухмылялся, как Вельзевул. Обычная немного застенчивая улыбка, из-за которой на щеках появились ямочки, а синие глаза заискрились весельем. Наверное, Вельзевул улыбалась так до падения.
Кроули вот уже шесть тысячелетий не мог вспомнить, кем и какой она была в раю. Хастур — хоть сейчас как на ладони, Лигур, который создавал тропические леса по просьбе первого, Дагон, управлявшая морскими течениями — всех их Кроули прекрасно помнил, а вот владыка ада словно появилась сразу из-под земли.
Почему-то Кроули боялся ее сильнее Люцифера, вероятно потому, что видел самого сатану последний раз в момент падения.
Хассалех прошелся по комнате под пристальным взглядом Кроули, разочарованно оглядел книжные полки.
— Ты вроде сказал, что любишь читать, — напомнил демон, развалившись на диване.
— Да, — подтвердил Хасс. — И я все это уже читал.
— И даже «Сагу о Форсайтах»?
— Три года назад.
— Тяжелое детство, — хмыкнул Кроули.
— Нет, мне нравилось в аду, — Хасс повернулся к нему. — Только скучно, когда одна комната и все. Я только один раз был в тронном зале.
— Что делал там? — усмехнулся демон, вспоминая зал, от которого навевало холодом, и мороз шел по спине даже у него. Чего стоит то, что колонны состоят из черепов, в глазницах которых полыхает адский огонь: Вельзевул любит тепло.
— Сидел на троне, — Хасс пожал плечами. — Ты когда-нибудь сидел хоть на чем-нибудь в аду?
Уел, маленькая язва. Стульев в глубоком аду был тотальный дефицит, тронами обзавелись только сатана, Азазель и сама Вельзевул, Вельзевул еще кресла поставила для особо близких ей персон; а вот остальные даже за столами стояли. Своеобразное наказание.
Хастур и Лигур, насколько помнил Кроули, не мудрствуя лукаво, сидели и на полу, но подобное пренебрежение традициями мог позволить себе герцог и его, если можно так выразиться, друг, а остальные страдали.
Хасс подобрался к выходу в зал, где были покупатели, и осторожно выглянул. Кроули соскреб себя с дивана и подошел к нему, тоже посмотрел.
— Можно? — спросил Хасс, подняв голову на Кроули, и тот машинально кивнул. Хассалех подобрался к стеллажу с комиксами и почти благоговейно открыл: если в чем Вельзевул и Габриэль сходились полностью, так это в абсолютном неприятии всего современного: Вельзевул с трудом смирилась с тридцатыми годами двадцатого века, Габриэль — с шестидесятыми, хотя мнил себя ультра-современным и иногда притаскивал на Небеса какую-то совершенно новую модную идею и внедрял с энтузиазмом, как например, гироскутеры и мобильные телефоны. Хастур, бывший для Хасса авторитетом в области искусства, глядя на современные рисунки, появившиеся как-то у Хасса из верхних уровней ада, плевался и ругался, а потом садился с холстом и красками и за пару дней рисовал такую панораму преисподней, что казалось, будто можно войти в картину.
Азирафаэль, спровадив большинство потенциальных покупателей, заглянул в проход между стеллажами и увидел, что Кроули сидит на полу и почти спит, а возле него высятся две огромные стопки, и Хасс перекладывает один журнал за другим, быстро проглядывая.
— Надо рассматривать, — заметил Азирафаэль. — Не только читать.
— Я такого не видел никогда, — с восторгом отозвался Хасс. — Я хочу сам рисовать.
— Наверняка можно купить краски, которые будут оживлять нарисованное, — вспомнил Азирафаэль. — Или волшебное перо. У меня есть несколько магических газет, там движущиеся фотографии и…
— Какой милый мальчик! — вдруг громко умилилась женщина. Хасс подскочил от громкого звука и вцепился в рукав кожаной куртки демона: он никогда не слышал ничего подобного — Вельзевул разговаривала тихо, Габриэль старался шептать, чтобы никто не заметил, Хастур говорил редко, предпочитая изображать то, что хотел бы сказать, а Михаил обменивалась с Хассалехом записками.
— Ага, это наш, — отозвался Кроули, не открывая глаз.
— Это мой племянник, — возразил Азирафаэль, вставая между Хассом и источником звука.
— Но его родители по не зависящим от нас причинам покинули нас, и мы с мужем его усыновили, — подхватил Кроули. Он вспомнил, что сделал им с Азирафаэлем свидетельство о браке, и раз он вполне жив и здоров, ангел не рассердился, значит, можно продолжать шутить.
— Как мило, — просюсюкала мадам и попыталась подойти ближе, чтобы потрепать милого ребенка по щеке. Милый ребенок нахмурился, и воздух вокруг него заискрил. «Уведи его», одним взглядом велел демону Азирафаэль. «Нет, я хочу посмотреть, чем все закончится», Кроули поднял бровь и окончательно проснулся.
— Хасс, сейчас Энтони отведет тебя в магазин за альбомом, — не терпящим возражений тоном проговорил Азирафаэль, отдавая Хассалеху старомодный женский кошелек для мелочи, в котором лежали разные купюры.
— Энтони отведет? — усмехнулся Кроули.
— Да. Или отправится домой пешком, потому что совершенно случайно пожарная машина запрет его «Бентли» на парковке.
— О-о-о, мне все же удалось довести тебя до сарказма, время покурить, — Кроули закатил глаза. — Хасс, чем ты рисуешь?
— Углем, — ответил Хассалех, проскользнув мимо женщины, и в дверях уже добавил. — И карандашом. Красками мне пока рано.
— Кто сказал? — фыркнул Кроули, открывая ему тяжелую дверь, ожидая услышать имя Габриэля, потому что Вельзевул своему сыну явно ничего не запрещает, но Хасс вдруг смешался, почти в панике глянул на Кроули и убежал вперед. — Эй, ты все равно не знаешь, куда идти! — крикнул тот вслед и торопливо зашагал за ним.
Хассалех остановился посреди улицы, понимая с ужасом, что на него надвигается толпа. От испуга все лица показались ему одинаковыми, он обернулся назад, но с той стороны тоже все шли, и он бы заметался, но его парализовал ужас. Он уже зажмурился, помня, что Хастур говорил в случае величайшей опасности перемещаться в ад и схватился было за висящий на шее оберег-портал, но тут на него налетел Кроули и, лавируя между людьми, вынес его обратно на тротуар.
— Куда тебя понесло на проезжую часть? — спросил он, ставя его на ноги.
— Какую часть? — переспросил Хассалех, хватаясь за его руку. Кроули только сейчас понял, что на нем бежевые перчатки из тончайшей кожи.
— Не отходи от меня, — не стал пускаться в объяснения Кроули и, дойдя с ним до магазина, уперся рукой в дверь над головой Хасса, так и не выпустив его ладони, открыл и вместе с ним прошел внутрь.
— Вам для школы нужно купить? — улыбнулась консультант эпатажному посетителю, больше похожему на байкера или музыканта, чем на отца, но сразу оборвала свои мысли: как будто рокеры не размножаются. Но мальчик был одет в шелковую рубашку с воротником-бантом, больше похожую на женскую блузку, и бархатные штаны, на ногах были лакированные туфли. Когда он выпустил руку сопровождающего его взрослого, она заметила перчатки.
— Нет, — отозвался Хассалех, оглядываясь: у него от яркости и света начинала кружиться голова. — Я хочу рисовать. Мне надо все, чтобы рисовать.
— Конечно, милый, — ласково проговорила женщина, и Хасс посмотрел на нее удивленно, но ничего не сказал. Может, все так говорят. Ласковые прозвища давала ему только мама, в книгах такого не писали.
То, что ему показали, его разочаровало:
— Это не то, — заявил он, крутя в руках упаковку фломастеров. — Я хочу рисовать по-настоящему.
— Покажите карандаши и уголь, — ухмыльнулся Кроули, сполна насладившись сценой.