С Беллатрикс ее объединял только рост и цвет волос, но мать Хассалеха была пострижена непозволительно коротко по меркам консервативного волшебного мира, у нее были совсем светлые, небесного цвета глаза, не похожие на угольно-черные, какие были у Беллатрикс, но в них такой лед, что захватывает дух.
Она некрасива. Беллатрикс была прекрасной, если смотреть только на внешность, а она… тонкие бледные губы, острые скулы, болезненная худоба: казалось, ее тело не способно к деторождению. Интересно, от кого она родила Хасса.
Увидев Хассалеха, который за руку с высоким мужчиной шел к школе, Гермиона сначала не поверила своим глазам. Если бы ей сказали «представь себе самого красивого мужчину на планете», она бы вообразила кого-то вроде него: высокий, широкоплечий, темные волосы падают на лоб. Черты лица удивительно пропорциональные, глаза необычного фиолетового оттенка, как сапфиры, а стоило ему улыбнуться, как у Гермионы даже дух захватило.
— Габриэль, — улыбнулся он, когда они столкнулись нос к носу. — Рад встрече.
Он не спросил, как ее зовут, но Гермиона отмела этот факт, слишком уж он был обаятелен. Он чувствовала почти то же, что и рядом с Хассом: от него не хотелось отходить. Гермиона не знала, что это из-за благодати, и просто чувствовала глубочайшую симпатию.
Не удержавшись из-за своего природного неуемного любопытства, она все же спросила про глаза, извинившись десять раз за возможную бестактность, но значит ли этот необыкновенный цвет, что у вас в роду были магические существа?
— Мой родитель — божество, — легко сказал Габриэль.
— Божество? — переспросила Гермиона, а когда Габриэль вежливо попросил ему дать время побыть наедине с сыном, зарылась в книги под пристальным взглядом Азирафаэля, который, если и удивился просьбе дать что-то о детях богов, то ничего не сказал.
— Кроули дал мне свою палочку, — сказал Хасс Габриэлю, когда они остались одни. — Мне ни одна из лавки не подошла.
— Попробуй эту, — Габриэль достал из-за пазухи длинного пиджака палочку, довольно короткую, прозрачную, словно стеклянную, в ней переливалось что-то светящееся.
— А что там? — с интересом спросил Хасс. — нас спрашивали про сердцевины, и я был единственным, кто не знал.
— Секрет, — Габриэль наблюдал за тем, как сын сначала примеривается, а потом громко произносит: «Акцио, кошелек Кроули», и через мгновение бумажник выбил витражное окошко.
— Хорошо, — кивнул архангел, давший ему палочку с собственной благодатью, и восстановил витраж взмахом руки. — Не используй ее без надобности, хорошо? Она слишком сильная.
— А зачем она тогда мне? — уныло спросил Хасс. Габриэль сел рядом на скамейку и притянул его к себе, поставил между своих колен и принялся объяснять, стараясь быть как можно более убедительным, что это ему понадобится, если он захочет его увидеть. Стоит только позвать, как он будет рядом.
— Но никто не должен знать.
— Особенно мама, я понял, — закатил глаза Хасс.
— Да, — серьезно ответил архангел. — Она хочет оставить тебя в аду. Я не виню ее, она считает, что так тебе будет лучше, но разве ты не будешь скучать по мне? По Небесам, даже по Земле?
— Она не хочет. Иначе бы не согласилась отдать в Хогвартс.
— Вообще-то это я настоял на школе, — заметил Габриэль. — Ад — место проклятых, там не место моему ребенку.
— Мне и на Небесах не место, — вздохнул Хасс. — Только ты и Михаил там меня любят.
— В тебе гораздо больше света, чем тьмы, — ответил Габриэль, стараясь не думать о том, что он сделал с Михаил, поняв, что она не одобрит его идею с новым Эдемом и попробует помешать.
И все зря.
— Я слышал, что ты гуляешь по утрам, — уже поставив защиту от демонов и запретив именно Вельзевул появляться на территории школы, Габриэль с Хассом дошли до границы невидимых куполов. — Я иногда спускаюсь на Землю и был бы рад тебя видеть.
— Я гуляю с Адамом, — отозвался Хасс. — И собакой.
— Адам Янг? — кисло переспросил Габриэль.
— Ты его знаешь?
— Слышал. От Азирафаэля, — и ничем не солгал, ему именно Азирафаэль и сказал, что Адам — Антихрист.
— Я буду с тобой гулять, — Хасс обнял архангела за пояс, спрятав лицо в мягкой ткани свитера. — Иногда. Мне было плохо без тебя.
— Только скажи, если хочешь быть со мной, — тихо сказал Габриэль, гладя его по голове и стараясь преодолеть слабость после установления защитного купола; зря он вчера провел ночь с Вельзевул, после нее и так чувство усталости неделю не проходит, а тут еще и барьер, и палочка… Он оставляет здесь, в палочке Хассалеха, немного своей благодати, значит, может появиться в любую секунду, как Вельзевул способна материализоваться везде, где есть ее мухи. Только вот мухам ее теперь ход сюда заказан, а сам он будет здесь появляться довольно часто. Габриэль не считал это ударом ниже пояса: Хассалех одиннадцать лет был в аду с Вельзевул, его самого видел раз в полгода, хотя они договаривались, но Вельзевул боялась выйти с сыном за пределы тайных покоев. Теперь он имеет полное право видеть его чаще Вельзевул; это будет справедливо.
========== Часть 4 ==========
Жизнь потекла размеренно: ни Адам, ни Хасс на занятиях звезд не хватали, но не потому, что не могли или не старались, просто у них были другие дела. Мало того, что приходилось каждое утро бегать с Псом, так еще и один из маршрутов Кроули сработал, и теперь Хасс только и делал, что чертил пентаграммы и выучивал заклинания. Он не знал, получится ли Хастуру обойти защиту отца, но в книге было написано, что призыв как таковой помогает демону обойти все препятствия. Хассалех расспрашивал Кроули, что там в аду, когда тот возвращался с докладов владыке, но про Хастура впрямую говорить опасался; говорил и с Азирафаэлем, но и его не спросишь о Михаил. О Михаил молчал и Габриэль, который стал появляться в Хогвартсе каждую субботу, когда Адам еще спал, и Хасс брал на прогулку Пса сам.
Азирафаэль знал о том, что Габриэль проводит время на Земле и видится с Хассалехом, но не говорил об этом Кроули; все же он был на стороне Небес, а Габриэль оказался настолько хорошим отцом, насколько был ужасным руководителем. С другой стороны, недовольство начальником высказывал (и то не высказывал, а испытывал) только сам Азирафаэль, а уж он за шесть тысяч лет жизни на земле среди людей научился признавать за собой вероятность ошибочных суждений.
Кроули смущало другое: Адам начал жаловаться, что Хасс перестает быть прежним, теперь он замкнутый, сосредоточенный и все время что-то делает. Адам не мог сдать друга и сказать, что тот полностью погрузился в идею вызова демона в школу. Кроули о грядущем визите герцога преисподней не знал, но подозревал, что ничего хорошего не предвидится.
Хассалех в процессе подготовки пришел к выводу, что звать Адама на вызов Хастура не стоит. Во-первых, Хастур не любит людей, а во-вторых, Хасс ревновал своих друзей друг к другу. И если Азирафаэля и Кроули он просто не воспринимал по отдельности, то тот факт, что Адам общался с ними не как его друг, а сам лично, его задевало. Поэтому он устроил целое представление, с дымом, искрами, неправильным заклинанием, а потом, весь взъерошенный, убедил Адама в том, что вызов не удался. Хасс специально потом три дня провел, не отходя от Адама, чтобы тот поверил, что все по-прежнему, да и не было надобности теперь проводить время в заброшенном подземном зале: все было готово.
***
И однажды ночью Хасс решился. Дождавшись, пока заснет Адам, он выскользнул из спальни и выбрался в коридор. Он не переоделся, остался в пижаме, поэтому из-под коротких рукавов и штанин были видны символы адской росписи, даже в промозглых подземельях он не чувствовал нужды в теплой одежде. Он дошел до зала и запечатал за собой дверь той палочкой, которую дал ему Габриэль.
Надо было принести жертву, и Хасс заблаговременно поймал несколько толстых крыс, специально кормил их и пытался привязаться, помня, что жертву надо отрывать от сердца. Надеясь, что Хастур не рассердится из-за настолько незначительной жертвы, Хассалех, сцепив зубы, перерезал им горло над пентаграммой и, стараясь не заплакать, принялся читать заклинание призыва. Все руки его до локтей были в крови, его трясло — первое убийство, но ведь Вельзевул всегда учила, что если что-то нужно, то убийство — это необходимый шаг, сложный, но если дело того стоит, то ничего плохого в этом нет. А Хассу надо было встретиться с Хастуром, с которым он никогда раньше не расставался дольше, чем на месяц, а тут уже скоро Рождество, а он не видел его с августа.
Хастур появился в столпе черного света, ужасный, как олицетворение бездны, Хасс даже присел от страха — он никогда не видел демона в гневе, а тут Хастур был именно в гневе, потому что мало того, что его вызвали, так еще и в жертву крыс принесли. Хорошо еще, не видел никто, а то позора не оберешься: Хастур загнал крыс в небытие и поскорее отправился к нахалу, чтобы уничтожить саму память о нем, но тут увидел перед собой сжавшегося Хасса.
— Это… что. Такое. Хассалех. Я спрашиваю? — грозно поинтересовался герцог, выходя из пентаграммы, когда Хасс, увидев, что тот двинуться не может, стер пальцем одну из линий.
— Я хотел тебя увидеть, — ответил Хасс.
— Крысы? Ты вызывал меня, принеся в жертву крыс!
— Не злись, у меня больше ничего не было…
— Ты в школе! Здесь полно детей! Неужели не нашлось ни одного, кто бы тебе не нравился?
— Не злись, — повторил Хасс. — Я больше не буду.
Азирафаэль, ночевавший в школе, внезапно резко выпрямился в кресле, почувствовав присутствие ада так близко, словно сам Люцифер появился за его спиной. Оглянулся — никого, но чувство не исчезло, и он отправился к источнику концентрированной темной силы. На ведущей в подземелье лестнице столкнулся с Кроули, который едва успел зажать ему рот, чтобы он ничего не сказал вслух.
— Я тоже чувствую, — прошипел он и обернулся змеей, стек вниз по ступенькам. Ангел, вооружившись мечом, не пылающим, из Эдемского сада, а своим рыцарским мечом, выкованным по приказу короля Артура, неслышно ступал следом.
— Запечатано, — Кроули обернулся человеком и шагнул от двери Азирафаэлю навстречу. — Архангельской силой, я не пройду.
— Зато я могу, это моя природа, — отозвался Азирафаэль и, подняв меч, закрыл на миг глаза и открыл уже с той стороны двери.
Хастур медленно обернулся к нему, одновременно притянув к себе Хасса.
— Один шаг, ангел, и он будет мертв, — спокойно сказал он, держа руку на шее Хассалеха, который, к удивлению Азирафаэля, не проявлял ни малейшего признака испуга. — О, ты думаешь, он отправится на небо на радость твоему шефу? Нет. Он только что вызвал меня, принеся жертву и помолившись мне. Это седьмой круг, не меньше.
— Жертву? — одними губами вымолвил Азирафаэль, бледнея. Хастур провел ладонью по воздуху перед собой, и ангела окружила высокая плотная стена адского огня.
— Хасс, я не могу забрать тебя сейчас, Габриэль… защитил тебя и от меня, как бы пародоксально это ни звучало. Тебе нужно выйти за пределы школы, я буду тебя ждать, — Хастур знал, что его огонь не продержится долго против Стража Эдема и потому торопился.
— Опять в ад? — убито спросил Хасс.
— Твой отец не поверит ничему, что бы ты сказал, — проговорил Хастур. — Он заберет тебя, потому что был договор, по которому твоя мать не должна была дать тебе увидеть преисподнюю. Ты видел меня, я растил тебя, ты смотрел в бездну, Хассалех. Беги как можно скорее, Кроули тебе поможет… я надеюсь, — уже угрожающе добавил он.
— Скажи маме, что я… про меня знает Михаил, — быстро сказал Хасс. — Это то же самое, все осталось поровну!
Азирафаэль распахнул крылья, сбивая пламя, и рванул дверь изнутри, впуская Кроули внутрь. Демон рванулся внутрь и успел увидеть трупики крыс, залитого кровью Хассалеха с ножом, Азирафаэля в полном ангельском великолепии и тающего в черном дыме герцога ада. Кроули шагнул было к Хассу, но Азирафаэль преградил ему дорогу, подняв меч.
— Сдурел совсем? — устало спросил Кроули, щелчком пальцев убирая с пола и одежды последствия ритуала и обнимая трясущегося от страха ребенка. — Пошли, Хасс, от этого ненормального, я тебя успокою.
— Не смей его трогать, — Азирафаэль, слышавший, что сказал Хастур о том, что Кроули поможет, в отчаянии приставил острие меча к горлу демона. — Он останется здесь до прибытия Габриэля.
— Психологом сам ему станешь? — огрызнулся Кроули, хватаясь рукой за лезвие: меч раскалился до такой степени, что металл безнадежно погнулся. — Хасс, я перемещу нас с тобой в мой дом, а пока один чокнутый ангел добежит до него, как раз остудит больную голову, — у Кроули, как у владельца магической недвижимости, был мгновенный портал в свое жилище, а после установки защиты Габриэля и Вельзевул перемещаться под куполом было затруднительно даже для эфирного существа.
Оказавшись в домике демона, Хасс не удержался на ногах после перемещения и свалился на пол, обхватив голову руками:
— Я все испортил, — в ужасе проговорил он. — Зачем я только вызвал Хастура, но я думал… я думал, никто не узнает!
— Азирафаэль ангел, он чувствует природу и суть всего, — успокаивающе сказал демон. — Сейчас, пока он десять минут бежит до меня, он сообразит, что к чему, и поймет, что распространяться не стоит. А Хастур… у него мало положительных черт, но одна из… ладно, одна-единственная его положительная черта — немногословность. Зачем ты его вызвал?
— Мы дружим, — пожал плечами Хассалех. — Он научил меня рисовать.
— Ну и друзья у тебя, — с интонацией глубочайшего осуждения проговорил Кроули, протянул Хассалеху чашку с теплым чаем, а в следующий миг его отбросило в сторону: крыша провалилась и съехала в две стороны от дома, теперь в середине зиял провал метров на пятьдесят в глубину, а над ним в воздухе завис сверкающий молниями до крайности взбешенный архангел.
***
Азирафаэль не стал искушать судьбу: домик хогвартского лесника находился так близко к разлому защитного купола, что он сразу взмолился Габриэлю, упомянув Хастура и то, что демон сказал Хассалеху выйти из защищенного пространства, а Кроули отвел его в свой домик.
Хастур бесцеремонно сдернул Вельзевул с трона, щелкнув пальцами, и говорившую с ней Дагон выбросило на другой круг. Оказавшись перед заглянувшим на пытки демоном из верхнего ада, который не успел склониться в поклоне, увидев древнего демона, Дагон в ярости щелкнула акульими зубами: Хастуру она ничего не противопоставит, но вот отыграться на мелкой шушере никто не запретит.
— Что ты себе позво… — начала было владыка ада, но Хастур прижался губами к ее губам, запуская в рот личинку, которая за считанные секунды добралась до мозга, передавая информацию. Так было гораздо быстрее, и теперь Вельзевул владела его воспоминаниями и сориентировалась в долю секунды. — Иди к разлому, я сейчас, — Вельзевул выкашляла личинку и сорвала со стены кривую саблю, которая сразу же полыхнула адским огнем, но владыка ада вогнала ее в ножны и повесила на пояс. — Если Кроули его не вывел, я… — начала она уже на поверхности, но замолкла, глядя на яркий свет, пронизывающий полуразрушенный домик лесника. — Он не успел, — обреченно сказала она.
— Ты еще можешь сказать Габриэлю о Михаил, — напомнил Хастур.
— Хасс у него, он и слушать меня не станет. А Михаил будет все отрицать.
— Призови ее, — предложил Хастур. — Она не лжет на прямые вопросы, а то пала бы. Давай, нам нужны козыри.
Габриэль сломал пополам ту палочку, которую дал раньше Хассалеху, и сияющая звездочка выплыла из осколков и влетела ему в рот; сапфировые глаза на миг полыхнули ледяным синим. Архангел снова был в полноте своих сил.
— Папа, я не хотел, — шепотом сказал Хассалех, не решаясь поднять глаза на отца и все пытаясь найти взглядом Кроули, но того завалило обломками. Он никогда не видел его в ярости, это было свойственно матери, особенно после собраний Совета, но отец всегда был веселым и спокойным, что бы ни случалось, он улыбался, говорил, что не стоит Хассу ни о чем думать, он сам все исправит. Так было на Небесах, когда Хасс влез на интерактивную карту и случайно отправил двух ангелов в Мексику, когда он на Земле расправил крылья, не подумав, что их могут увидеть.
— Я все исправлю, — негромко сказал Габриэль привычную фразу, но от этого Хассу стало еще хуже. — Я должен был понять раньше, что Вельзевул не сдержала слово.
— Ты тоже, — напомнил Хасс. — Михаил.
— Ты был на Небесах трижды, а в аду прожил одиннадцать лет, — отозвался Габриэль, подняв его на руки. Он не мог вознестись в пределах установленного Вельзевул защитного купола и не представлял, что делать дальше: ребенку, рожденному от владыки ада, не место на Небесах, где одним из условий является прозрачность. Это Вельзевул могла запереть его в своих покоях и одиннадцать лет никого туда не пускать, а на Небесах система открытости. Габриэль и так скрывал непозволительно многое.