— Выпивайте, развлекайтесь, — посоветовала довольная Аша, утирая пот со лба.
— Да я разве против, — пробормотал карлик.
В разномастных бокалах — и других емкостях — было не вино. Какая-то гремучая смесь рома, ликера, кажется, даже пива. Тирион принюхался к одному из графинов, к другому.
— Полагаю, это пойло может вполне оказаться ядом, принесенным в Красный Замок с целями государственного переворота, — пробормотал он, — вы это пьете?
— Еще ржавчину неплохо отчищает, — зевнула Грейджой, не давая себе труда хотя бы слегка прикрыться. Тирион налил себе полстакана сомнительного эликсира, посмотрел на хозяйку пиратского пира. Она подняла свой.
— У нас даже нет ничего, за что мы могли бы оба выпить? — спустя некоторое время спросил Тирион. Пиратка пожала плечами, плюнула в сторону.
— Возможно, после того как мы выпьем, что-нибудь придет на ум. Твое здоровье, милорд.
Тирион всегда считал, что хуже дотракийского алкоголя на перебродившем конском молоке нет ничего. Это была фатальная ошибка. Значительное упущение в познании мироустройства.
— Ты так морщишься, как будто хлебаешь драконью мочу, — добродушно гаркнула Аша.
— Вы невысокого мнения о драконьей моче, леди Грейджой, — скривился еще раз Тирион.
— Ух ты, а не так и плох напиток, миледи, — опустошил он стакан немного погодя. И еще один. И еще два.
— Это божественная жидкость, моя прекрасная госпожа. Божественная ночь. И вы, моя милая…
Его разбудила тошнота. Голова гудела, болела спина, а запах в комнате стоял тот еще. Он с трудом и не с первого раза сел — комната медленно догоняла его, вращаясь и растягиваясь по осям. Его трясло и знобило, и он не сразу понял, что полностью раздет — не считая двух шелковых лент на руках и каких-то перьев, запутавшихся в волосах. Вытащив их и оглянувшись, он тихо застонал в ужасе.
Обнаженная Аша Грейджой в его постели на испачканных и слегка влажных простынях действительно была сюрпризом.
Комментарий к Сокрытое внутри
moving closer…
========== Тайное, явное ==========
Санса ненавидела Королевский Тракт. Этой ненависти было много лет. С того самого дня, когда она впервые покинула Винтерфелл, чтобы отправиться на юг, ее детство закончилось, а вместе с ним и ее семья.
Но всякий раз, отправляясь с юга на север, она испытывала иррациональную тоску, как будто надеясь снова вернуться в прежний Винтерфелл, где живы были родители, братья, где она могла мечтать без оглядки на жестокую реальность.
Дорогу расширяли уже третий раз. Перемещения войск, торговля, переселенцы с севера и из-за моря наводняли тракт круглосуточно. Вдоль него вырастали новые деревни и городки, наполненные смешением языков и обычаев, и путешествие стало значительно безопаснее и удобнее.
Если не считать того, что ее Псу приходилось приставлять сундуки или стулья к кровати, потому что во весь рост он на них не помещался.
— Блядский север, вот не люблю я тебя, а рад вернуться, — высказался Сандор за их ужином на двоих: ее служанки и трое его людей ели внизу в общем зале.
Санса мило улыбнулась, оглядываясь. Да, гостиница уже была обставлена по-северному.
— Ты разлюбила Винтерфелл, Птаха? — спросил вдруг Пёс, глядя на нее и выковыривая застрявшую еду из зубов.
— Нет. Конечно, нет. Но… я не могу забыть, что со мной случилось там. Много того, что я пока не могу просто оставить позади, — она отпила из своего бокала и задумчиво посмотрела на своего спутника, — и потом, мне кажется, из нас всех я никогда по-настоящему не принадлежала Северу. Но и Юг мне чужой.
— Давай не вернемся в Гавань. Давай убежим.
Она встала из-за стола, подошла к Псу, села к нему на колени и обняла его голову щедрым материнским жестом, словно убаюкивая его в своих руках. Он зарылся носом в ее грудь, сопя и ворча. Санса не могла сдержать улыбки. Такой могучий, выносливый, сильный, он перед ней был щенком, послушным, покорным, открытым и понятным.
— Осталось немного, — прошептала она ему в обгоревшее ухо и поцеловала, — потерпи. Скоро все изменится. Не будет больше ничего, что напоминало бы нам о прошлом. Мы начнем все заново.
— Мы начали. За Стеной, — глухо пробасил Сандор, — когда победили, и я, блядь, плакал, как гребанный младенец, что вернусь к тебе живым. И посмотри, где мы сейчас. Как ты не боишься после всего жить так?
Санса знала, что он подразумевает. Обжиматься в темных углах, проскальзывать друг к другу под покровом ночи, постоянно помнить о том, что за углом ждет яд, удавка или удар ножа — это была их жизнь при дворе.
— Я боюсь. Но я иду через свой страх. Мы сможем, Сандор.
Он смотрел на нее так, как никто не смотрел.
— Я с тобой до конца, Пташка, — твердо пообещал Пёс.
…В Винтерфелле Джон затеял перестройку и расширение, и Санса была удивлена тем, что изменения ей понравились. Ее брат — вернее, кузен — выглядел почти счастливым, был глубоко вовлечен во все дела Севера и полон энтузиазма.
Он говорил о том, чтобы восстановить Стену, и Санса поежилась. Пожалуй, Стена ее пугала до сих пор, изредка являясь в призрачных снах. Но куда страшнее было зрелище разрушенной Стены, и Санса понимала, что Джон совершенно прав.
К сожалению, его мнение не разделяла королева Дейенерис. Санса на мгновение прикрыла глаза, глубоко вдохнула и сосредоточилась перед тем, как постучать в покои своего кузена-короля.
— Джон, это Санса. Могу я войти?
Ей послышалась возня за дверью, но, когда она вошла, Джон был один, смущенно прикрывавший халатом обнаженную грудь.
— Извини, что я так поздно, — Санса чуть присела в поклоне, — я хотела поговорить с тобой… о твоем браке. Понимаю, это личное, но дело в том, что…
— Тебе не за что извиняться, — перебил ее Джон, подходя и касаясь ее рук своими, глядя на нее мягко и ободряюще, — ты знаешь, как этот брак был заключен.
Санса знала. Она смутно помнила себя в те тревожные дни, зато хорошо видела печальное лицо Джона, когда Дейенерис называла его чужим именем, убеждая его, что вся его жизнь с рождения и до их встречи была не более чем чередой ошибок и заблуждений. Драконья королева не сомневалась в том, что имеет право менять имена и судьбы людей на свое усмотрение. Джон всегда был слишком мягок, чтобы противостоять давлению.
Нужно было лишь знать, куда давить.
— Дейенерис поможет с восстановлением Стены? — спросила Санса напрямик. Мягкая улыбка Джона погасла.
— Нет, — резко бросил он, — нет, она не поможет.
— Я так и думала. Джон, люди волнуются. Она ведет себя странно.
— Что ты имеешь в виду?
«О простой, неиспорченный Джон Сноу!». Санса поджала губы, неосознанно копируя мать.
— Она начала проявлять жестокость. Не в наказаниях, нет. Просто так. Внезапно, — она покусала губу, будто бы в расстройстве отвернулась. «Возможно, слишком резко». Но Джон купился.
— Она обижала тебя? — стальные нотки в его голосе набирали силу.
— Нет, нет. Не то чтобы. Но Джон, я боюсь, что она станет гораздо хуже Серсеи. Я видела, как это происходит. Ты должен что-то сделать. Ты один можешь критиковать ее, не рискуя быть поджаренным заживо.
Джон несколько раз прошелся туда-сюда по комнате, скорбно нахмурив брови. Санса прошла к кровати, села на нее, облокотившись о столбик в углу, посмотрела на кузена. Он был хорош собой, очень хорош. Но она надеялась, что ей не придется очаровывать его, как когда-то она делала это в Черном Замке, еще до возвращения в Винтерфелл. Несколько их ночей до сих пор отзывались чувством вины у обоих, и Санса старалась, чтобы у Джона оно не погасло.
Это была упряжь, знакомая ему с детства. Дейенерис не могла знать таких деталей. Даже Санса, считавшая Джона бастардом своего отца и избегавшая его, могла назвать с тысячу подробностей его повседневной жизни. Дейенерис в голову бы не пришло ими интересоваться.
Наконец, он был Старк. Старк не только по крови, но и по духу.
— Это правда, что Мормонт казнит людей по ее приказу? — вдруг спросил Джон. Санса кивнула.
— Он не очень хорош в этом. А может, именно это ей и нравится. Хуже всего пришлось на казни Серсеи. Пять ударов меча.
Он поморщился, качая головой и тоже поджимая губы с выражением леди Кейтилин.
— Скверно. Я бы поехал хоть завтра, Санса, милая, но…
Она терпеливо выжидала.
— Думаю, мне и Дейенерис лучше встречаться на нейтральной территории.
Леди Старк не смогла удержаться от улыбки. Два зверя делили территорию и не хотели пускать друг друга в логово. Сандору бы понравилось такое сравнение. Если Джон и Дейенерис встретятся не в Королевской Гавани, это будет даже лучше для их дела. Осталось только сообщить Тириону. Она поднялась и склонила голову.
— Спокойной ночи, Джон. Самое главное, я тебе все рассказала. Ты лучше знаешь, что делать.
Эта ложь давалась ей всегда очень легко.
*
Когда Джейме проснулся, он не сразу понял, где находится. Яркий сон о тех временах, когда он еще имел обе руки, спал с сестрой и служил ее мужу, заставил его несколько секунд дрожать, задерживая дыхание. Ему снилось борское вино и дорогая одежда, Серсея, выбирающая ткани для платьев, и их переглядывания через приоткрытую дверь, и отец, гордо рассказывающий Томмену и Мирцелле о временах расцвета Кастерли.
Пожалуй, он мог назвать этот сон кошмаром. Джейме и не подозревал, сколько много страха носил в своем сердце в те далекие времена. Страх разоблачения. Страх позора. Страх перед правдой.
Он выдохнул с облегчением и только тогда окончательно открыл глаза.
Рассветало. Джейме повернул голову направо и улыбнулся. Бриенна. Они спали, обнявшись, как обессиленные любовники; руки ее обнимали его за плечи, ноги были переплетены с его. Безмятежность ее лица казалась удивительной и незнакомой. Губы она немного смешно вытянула вперед, и Джейме усмехнулся, склоняясь к ней, чтобы…
«Стоять». Вечернее отчаяние истаяло почти без следа, но сдержанность проявить следовало. Словно почувствовав, что была чего-то лишена, женщина легко вздохнула с сонным гнусавым звуком. Он едва сдержал хихиканье. Семеро, она умела умилять его любой ерундой.
Он осторожно снял ее ладонь с шеи и выпутался из ее объятий. Навык с Зимы сохранился без потерь.
Предрассветный холод заставил его поспешить с умыванием, и назад он возвращался почти бегом. Стоило ему заползти под одеяло, и Бриенна вновь оплела его собой, как повилика старую стену. Джейме погладил ее по плечу и задержал дыхание, бессмысленно борясь с собой.
Какая разница, как он возьмет ее, если возьмет все равно?
Бездумно, отказавшись от бесполезного самоистязания, он распустил шнурок на вороте ее рубашки и приспустил ткань с ее плеча, почти обнажив грудь. Она чуть изменила положение тела, словно подставляясь его прикосновениям.
Он поцеловал ее плечо. Поцеловал еще раз. Медленно, осторожно, он целовал ее руку до локтя, целовал локтевую ямку, чувствуя под губами биение ее пульса там, где просвечивали вены. Целовал запястье, задержав в руке ее твердые пальцы. Она сладко потянулась, когда он целовал ее спину около лопатки.
«Спина, значит, женщина? — усмехнулся Джейме, чувствуя трепет первооткрывателя, — я так и знал. Боги, вы дали этой женщине самую нежную кожу в мире, чтобы я сошел с ума». Он дотянулся до ее шеи, до сладкого места за ухом, где мог вдыхать ее утренний аромат.
— Джейме… что? — ее голос из сонного почти сразу стал тревожным.
— М-м. Ничего. Я тебе снюсь.
Она забурчала что-то со спорящей интонацией, и он положил на ее уже обнажившуюся грудь руку, которую она тут же попыталась убрать. Но потом их пальцы переплелись, и Бриенна сделала движение навстречу — открывая его губам шею, ключицы, грудь.
Ее рука невесомо лежала у него на затылке, другая комкала одеяло, она выдохнула, подаваясь к нему, и Джейме подхватил ее, садясь и нетерпеливо задирая ее рубашку, когда женщина окончательно проснулась, пытаясь отстраниться.
Это было слабое сопротивление.
«Только без грубости, — повторял Джейме про себя, — не напугать. Она мне доверяет. Только не напугать».
— Ты хочешь. Я хочу. Позволь.
Мгновение перед тем, как она станет его, лучше, чем в мечтах, лучше, чем во сне; руки, скользящие по нежной коже, и она не отстраняется от культи правой, она ловит любое прикосновение, настороженная, но, наконец, открывшаяся…
— Стоит их оставить на минуту!
Бриенна прикрылась одеялом, Джейме обернулся.
На фоне почти посветлевшего утреннего неба, сложив руки на груди, ухмылялся Бронн.
*
— …еще раз убедился, какой ты козел, Ланнистер…
— …всегда ходили слухи. Люди иногда стучат в гребанные двери перед тем, как войти, понял?
— …еловый лапник, а не дверь. И как, разрази меня, я мог предполагать, что вы начинаете трахаться уже на рассвете?
Бриенна закрыла лицо руками. Она просто не могла поверить, что это все происходит с ней. Она чувствовала руками, как сильно покраснела, но у нее были все причины краснеть.
Септа Роэлла учила бояться близости, романтические песни и баллады, куртуазные истории — желать ее. Иносказательно, но они описывали удовольствие от физической любви, и Бриенна робко надеялась, что они хоть чуточку правдивы. Служба у Ренли избавила ее от иллюзий. Солдаты не утруждали себя долгими ласками или разговорами, а шлюхи начинали визжать, едва раздвинув ноги и принявшись подпрыгивать, лежа на спине. Это выглядело и звучало ужасно.
Но та одичалая и ее мужчина, которых она случайно подсмотрела в Зиму… Бриенна застыла всего в нескольких шагах от них. Мужчина, высокий крепкий брюнет с густой бородой и звучным смехом, затащил женщину за остатки соломы и сложенные колотые дрова. Они не раздевались донага. Женщина, пышнотелая, невысокая, гладила любовника по животу под шубой. Он целовал ее, что-то шепча. А затем они принялись яростно сдирать с себя мешающие детали одежды, брякнули пряжки ремней, зашуршала одежда, женщина прогнулась, опираясь на поленья. Мягкая улыбка на ее лице, прикрытые глаза, звуки соприкосновения тел — Бриенна отвернулась, не рискуя шевелиться, чтобы не выдать себя. Они шептали и стонали, и вроде бы даже смеялись, а потом звуки приняли более беспорядочный характер…