Санса нашла забавной, хотя и несколько пугающей, ситуацию с леди Оленной.
Наиболее интересной и по-своему заслуживающей внимания ей показалась та часть, в которой пожилая Роза уговорила Дейенерис подарить ей, ни много ни мало, голову Серсеи.
Возможно, это конец многих королев, которые не были казнены, отравлены, забиты насмерть толпой или собственными мужьями и любовниками.
— Последние дни жизни проводить, глядя на мертвого врага, — задумчиво сказала Санса, разглядывая себя в зеркале, затем оглянулась на Сандора. Он молчал, хмурясь. Он стал намного реже смотреть ей в глаза. Санса вздохнула.
Причины были ей понятны без слов. Но игру следовало довести до конца прежде, чем подсчитывать окончательный итог.
— Миледи, бдения начнутся в дворцовой септе через час.
— Я буду готова, — она последний раз взглянула на себя в зеркало.
Лорас Тирелл все еще не контролировал часть города, что протянулась вдоль берега Черноводной. За последние годы она разрослась, а с прибытием Дейенерис хаотическая застройка сделала ее еще более тесной, полной сомнительных тупиков и трущоб, населенных всеми сортами отребья и бандитов.
Санса покинула свои покои в молчании. Она знала, что Клиган следует за ней.
Она была почти готова к тому, что ей предстоит увидеть в септе.
Тирион Ланнистер, ее бывший муж, союзник и друг, убитый ее рукой, возлежал в центре, осыпанный цветами и окруженный золотом и парчой. У Тиреллов и их вассалов не было никакого вкуса к трауру, подумалось Сансе. Едва ли они понимали, где нужно остановиться со слащавым украшательством.
Но Санса была Старк.
Ее траур был строг и лаконичен. Никаких лишних цветов и драгоценностей. Никаких попыток украсить то, что не нуждалось в украшениях. Не помешает добавить немного драмы, подумалось ей, но затем она оборвала себя. Еще не время. Она должна быть достаточно печальной к тому мгновению, когда бдения закончатся. Печальной, но не истеричной.
Мертвый отец. Мать. Робб. Его беременная леди-жена. Рикон. Насилующий ее Рамси. Домогающийся Бейлиш. Джоффри. Лорд Тайвин. Серсея. Мертвая Леди. Увечье Теона. Если она постарается, то перечислять придется намного дольше, чем будет длиться скорбное молчаливое присутствие у тела Тириона Ланнистера. Тетя Лиза. Робин. Санса дернула уголком рта.
На нее смотрели. О том, как она и лорд Десница близки, знал весь двор. Она не упускала случая добавить пряного привкуса интриги в их ежевечерние посиделки. Никаких сплетен. Только скромность и правда — оружие истинных леди. Сплетники додумают все, что им угодно, сами. Эта история слишком красива, чтобы ее обошли стороной поэты-лизоблюды и романтически настроенные барышни.
Они полюбили друг друга спустя много лет после того, как были насильно обручены, ах. Он погиб, она скорбела. Санса прикрыла глаза на миг.
Мертвый отец. Мать. Робб…
В крипте должно найтись место еще для одного льва.
========== Открывая истину ==========
Призрак всегда следовал за своим другом Джоном Сноу.
На то он был и Призрак. Он знал о Джоне больше, чем кто бы то ни было. Он приветствовал его первую самку, он караулил его, когда плохие злые люди забрали его тепло сталью в Черном Замке, он радовался возвращению Подруги, сестры Джона. Призрак, конечно, не помнил Леди, но точно знал, кто когда-то дружил с ней, с другими волками.
Призрак любил Джона.
Ему нравилось, когда тот чесал его за ухом, и Призрак любил пошутить с ним, утаскивая его сапоги, занимая место в его кровати (если только там было достаточно пусто, и Джон не кричал ничего о грязных волках со свалявшейся шерстью). Конечно, люди не всегда ценили широкие волчьи жесты вроде подарков, которые Призрак оставлял для Джона: овечьи копыта, кости, приятно пахнущие беличьи шкурки. Что и говорить о той замечательной, бесподобно благоухающей поросячьей голове! Понадобилась вся сноровка, чтобы затащить ее под покровом ночи на кровать, и вся выдержка, чтобы не съесть ее. Вместо этого Призрак удовлетворился тем, что покатался вместе с ней по лежбищу Сноу как следует.
Джон ругался, а вот маленькая самка в его постели смеялась.
Маленькая самка нравилась Призраку куда больше, чем другие. Он скучал по ней, когда Джон опять взял сталь в руки и отправился на юг, и пришлось, конечно, отправиться вслед за ним. Призрак не любил юг. Больше всего он любил дом.
Дома была Нимерия, и с ней было просто замечательно; она, по крайней мере, никогда не задавалась глупыми вопросами о смысле дарения поросячьих голов и костей. С недавних пор Нимерия обзавелась новым другом. Даже двумя. Один был Волк — просто Волк — из-за Стены, обитающий неподалеку, другой ходил на двух ногах. От этого, второго, волчица была в восторге.
«Где ты его нашла? — Призрак осторожно обнюхал сапог Хорошего Человека, — он замечательно пахнет».
«Он лежал в траве. Сестра Арья подобрала его, — Нимерия горделиво ухмыльнулась, — он любит сталь».
«Еще один», уныло заключил Призрак. Он не любил сталь. Он любил снег, еловую хвою и охотиться на белок.
«Его зовут Бронн. Он делился со мной своей едой, — Нимерия со значением качнула головой, — он сильный самец. Сестра Арья созрела. Может быть, если я буду проводить больше времени с Хорошим Человеком, она решится».
«Она человек, а у людей все сложнее, чем у нас. Ненавижу, когда у тебя течка, — оскалился Призрак, — твой Волк чуть мне лапу не отгрыз в прошлый раз».
«У Ящерицы Джона не бывает течки, как у ее Ящеров, — вспомнила Нимерия, — лучше бы ты присматривал за ним. Это неправильная самка. Она слишком любит огонь».
Тут Призрак соглашался. Ящерица — с белыми волосами, сухими глазами и пахнущая чешуей — была неправильной. Он не любил ее, а она его. Он не любил огонь. Никто так не понимал волков, как Горелый Человек.
— Лучше б я, блядь, замерз, — сказал Горелый Человек в первый раз, увидев Ящерицу и ее Ящеров, Несущих Огонь, — ну их нахер.
Призрак был с ним солидарен.
Поэтому, когда над полем, пропахшим кровью, сталью и болью, пронесся ветерок с запахом Ящерицы — огонь, чешуя, сухой змеиный запах, запах песка и солнца — он запаниковал. Это могло быть опасно для Джона. Огонь, который жгли люди, они как-то пытались контролировать, хоть Призрак и не понимал, как. Но огонь Ящерицы был из другого сорта.
«Джон, уходим отсюда, — он появился у ног своего друга, всем видом показывая, что пора сваливать, — давай уйдем, поближе к воде».
— Я знаю, малыш, — рука его человека была одета в чужую кожу, теплую от его собственной, — я знаю, что она здесь. Она нас не тронет. Она не сможет подобраться к нам.
«Это ты так думаешь», проворчал Призрак, нимало не успокаиваясь.
Когда Ящер показался над ним, он прижал уши к голове, припадая к земле. Это было страшное создание, очень большое, и оно пахло огнем. Но, помимо прочего, оно пахло иначе, чем в прошлый раз.
— Рейегаль не прилетит, — сказал Джон, поглаживая Призрака, — он бы никогда не пошел против меня. Она взяла Дрогона.
«Нет, Джон. Кое в чем ты ошибаешься, — Призрак втянул воздух носом и зарычал, — она принудила ее. У Черного Ящера течка. Это самка». Сверху оврага послышался звук, с которым Ящеры обычно выдыхали воздух, приземляясь. Призрак попятился назад, ненавидя свои непослушные длинные лапы и трусливо поджимающийся хвост. Джон не боялся.
— Ты должен мне больше, чем дал, король Севера! — послышался голос беловолосой Ящерицы, — ты был нечестен со мной!
— Как и ты со мной, — повысил голос Джон.
— Здесь наверху много твоих людей. Ты хочешь их смерти?
Призрак коротко зарычал. Он не был уверен, но ему показалось, что наверху действительно есть еще их люди.
Та большая женщина, дружащая с Арьей, например. Почуяв неумолимую угрозу смерти, Призрак задрал голову к небу и протяжно завыл.
*
…В конце концов, этого она хотела, не так ли? Умереть за Джейме.
В первый раз это было страшно. В те далекие времена, когда у него еще были две руки, ее поволокли в кусты, и он посоветовал ей «уйти в себя», оставив насильникам только оболочку, над которой они могли бы издеваться.
И сам не выдержал наблюдать за тем, как это произойдет.
После, слушая его крики, наблюдая страдания от увечья, Бриенна в какую-то минуту пожелала умереть самой, но не видеть его мук. И все же она разделила их с ним, как бы страшно ей порой ни становилось, какими бы словами он ее ни проклинал. «Не смей меня жалеть», стонал Цареубийца, изредка приходя в себя. Сначала она говорила, что не жалеет, а позже врать не могла — пришла жалость. Это было мимолетное, слабое чувство, но оно присутствовало.
В какую минуту из жалости и сочувствия появилась привязанность, переросшая позже в любовь, ведующую ее следующие годы, Бриенна не знала и сама. Он звал ее «коровой», «ослицей», «тупой девкой» — и тут же отпускал двусмысленные комментарии, звучащие почти как комплименты, упрекал и оскорблял — и благодарил, и через какое-то время все это потеряло значение, когда осталась она, он и дорога.
А потом была медвежья яма, в которую прыгнул уже не Цареубийца, а рыцарь из ее детской мечты, и Бриенна Красотка влюбилась окончательно. И призналась себе в этом тут же.
Не было ничего мучительнее, чем дни между первым проблеском симпатии к Цареубийце — и падением в пучину обожания Джейме Ланнистера, думала она тогда. Очень скоро оказалось, что жизнь с безответной любовью сама по себе мучение. Пыткой стало все, каждый глоток воздуха, каждое случайное прикосновение его руки, каждый добрый взгляд его ясных глаз.
Лучше не стало, когда явилась Серсея. Серсея, о которой Джейме говорил мало, но которую любил, и Бриенна, конечно, тоже готова была ее полюбить, наивно полагая, что это возможно для ее большого сердца.
Женщина, которую любил солнцеликий Джейме, не могла быть меньшим, чем луна и звезды, разве не так?
Какой наивной я была. Какой наивной остаюсь, раз иногда мне кажется, что теперь Джейме любит меня больше, чем тогда — Серсею.
Зимой она редко вспоминала о существовании коварной Львицы. Со всей своей красотой и властью, королева была бессильна в схватке со льдом и снегом, в схватке с Иными. Серсея вряд ли знала, как бинтовать раны или зашивать глубокие порезы. Почти наверняка, она не знала ничего о том, как помочь Джейме пережить боли в культе, не заставляя его даже просыпаться при этом. И он сам сказал, что сестра никогда не пела ему, а с тех пор, как Бриенна сделала это впервые, она часто получала от него просьбы повторить.
Она, а не Серсея, сидела у его постели, когда у него была лихорадка, она поддерживала его, хромающего и стискивающего зубы, спасала его жизнь и была им спасена не единожды.
— …Женщина, слева! — кричит он Зимой, когда они отброшены в последней схватке Иными к самой Стене, и Бриенна, не размышляя, замахивается с разворота.
— Джейме, сзади! — ответно предупреждает она его, и еще один оживший мертвец рассыпается под валирийской сталью.
Костры, окружившие лагерь, отступают все дальше на юг. Сплошная огненная преграда заменяет ту часть Стены, что рухнула под натиском Иных. Джон Сноу слишком далеко на Севере. Утомились все: одичалые, южане, даже Призрак и лошади — те, что еще остались.
Бриенна видит, как Джейме устал. Подмечает, что его движения замедлились. Видит, что он уже несколько раз едва не подставился под ледяной меч Иного. Она старается быть ближе к нему, даже когда он оказывается на Стене — обрушившаяся часть похожа на лестницу с гигантскими ступенями.
— Уходи, — слышит Бриенна от него.
— Я тебя не брошу.
— Дура, уходи! Уходи вниз, за Стену!
Ей удается отбросить врага от него в последнее мгновение, но вместе с тем она балансирует на самом краю на одной ноге, и только Джейме ухитряется удержать ее, бросившись к ней и втащив ее обратно.
Над северным горизонтом разгорается зеленое пламя близкой смерти. Буря идет на них, и жизнь ведет счет на минуты. Но Джейме рядом, и она смотрит только на него и дышит только им.
Теперь, стоя между позициями Джейме и королевой Дейенерис, Бриенна снова чувствует уверенность и гордость.
Страх понемногу отступал по мере того, как дракон приближался. Огромная черная чешуйчатая шея клокотала, мелко подрагивали шипы на загривке. Бриенна не видела Дейенерис. Она смотрела черному дракону точно в глаза.
— Дракарис, — услышала она над собой голос королевы.
Послышался звук, с которым обычно в мехе с молодым вином лопаются пузырьки от долгой тряски.
На короткое мгновение Бриенна зажмурилась, не желая смотреть смерти от огня в лицо.
Но ничего не произошло, кроме того, что жар приблизился, и ее рук коснулось теплое, даже горячее дыхание дракона. Она приоткрыла один глаз.
— Дрогон, Дракарис!
Ноздри дракона раздулись. Он обнюхивал ее, начиная с живота. Совершенно очевидно для Бриенны было, что происходило нечто, неподвластное человеческому пониманию.
Огромные глаза дракона открылись чуть шире, и правого бедра Бриенны коснулось нечто горячее и влажное. Затем дракон двинулся назад. Шаг за шагом, сопя и порыкивая.
Бриенна почувствовала головокружение, стоило ей только понять, что смерть в ближайшие секунды ей не грозит. И, чем больше накатывало это осознание, тем сильнее кружилась голова. Она постаралась дышать как можно глубже, но это привело лишь к тому, что ее совершенно повело в сторону.
Дракон обеспокоенно остановился, вдруг дернулся снова к ней.
«Сзади», услышала она вдруг так же ясно, как если бы это прокричали ей в ухо, и прыгнула вперед, разворачиваясь, готовая встретить что угодно и кого угодно.
Только не Джораха Мормонта.
*
— Дракон ее не тронул, милорд.
Джейме медленно, боясь лишний раз вдохнуть, обернулся. «Твоя шлюха будет гореть, Цареубийца», звучала угроза Дейенерис у него в ушах. Надолго ли его женщина спаслась, если все же спаслась?
Дым и копоть, спускавшиеся сумерки поглотили все поле боя, и Джейме уже не мог разглядеть противников. Следующее, что он смог увидеть, был медленно взлетающий дракон. Очевидно, Бриенна, если уцелела, отступила в лес. Ни ее знамен, ни герба Мормонта видно не было.
— Прикрытие потеряло много людей? — ровно спросил лорд Ланнистер. Сир Аддам прищурился, прикидывая.
— Пятьсот, я полагаю.
— Имеет ли смысл идти к ним?
— Милорд…