— Приехал большой караван, — сказал Саргун, — издалека. Из-за большой реки и черной земли. Привез много всего.
Эвента встрепенулась.
— Можно мне пойти с тобой? — спросила она у хозяина. Он оглядел ее, словно впервые увидел, подумав, милостиво кивнул, хотя бабуля Гун поджала неодобрительно губы.
.это был лучший для Э-Ви день в Тарпе. Она видела своих. И дело было не в одеждах и даже не языке. На красивых скатертях лежали товары, так трогательно знакомые ей: книги, гадательные руны, трубки для табака — предмет пока небывалый для Афсар, ножи, ножны, кожаная высокая обувь и целый ворох одежды, среди которой попадались как везде носимые рубашки из грубого полотна, так и настоящие сульские вуали из жатого шелка.
Она не смотрела на цены, не искала покупки. Все, что нужно было ей, лежало здесь — зримое вещественное воспоминание о мире, который был в сто тысяч раз больше, чем тупичок Ба, его колодец, козы и соседские сплетни.
Ба Саргун, переговорив с несколькими продавцами, внимательно наблюдал за ней, но Эвента его не видела. Руки ее перебегали с одного предмета на другой, ласково прикасались к символам жизни, недоступной, но по-прежнему манящей. Она не успевала расстроиться — знала, на это будет еще время. Потом, долгими дождливыми ночами.
Наконец, Саргун не выдержал собственного правила о молчании.
— Это что? — ткнул он пальцами в переплет книги, — письмо?
— Книга, — поправила Эвента и повторила для верности, потом попыталась отыскать аналог в речи афсов, — большое письмо.
Он ткнул пальцем в следующий фолиант.
— А это?
— Другое большое письмо.
— Одного мало?
Каждый раз, отвечая на его вопросы, она с одной стороны радовалась тому, что больше всегда молчать не нужно, с другой стороны — огорчалась его дремучему невежеству, и, конечно, бывало, едва сдерживалась от хохота. Но терпеливость — достоинство учителя, как говорили на западе, и Э-Ви старалась стать хорошим учителем.
— Книг много, — пояснила она, — в них память о том, что было и рассказы о том… Как все делать правильно. Ты можешь что-то забыть, но в книге написано, и ты всегда можешь открыть ее снова и прочитать. Так мы ничего не забываем.
Оценив это, Ба Саргун задумался, оглядывая прилавок. Затем, не поворачивая головы, метнул на рабыню косой взгляд.
— Теперь иди домой. Вот, возьми — и купи сладостей и чего захочешь.
И сунул ей в руки две медные ногаты, после чего повернулся спиной, давая понять, что разговор окончен.
…
Два с лишним часа Ба Саргун провел у прилавка торговца книгами, амулетами, благовониями и принадлежностями для черной магии. Для Афсар все эти предметы были атрибутами некоего колдовства — но теперь Саргун понимал, в чем особая ценность больших писем, над которыми так тряслись остроухие и которые так дорого стоили перевозчикам караванов.
Знания! Бесценные знания, дороже оловянных безделушек и оливкового масла! Приходящие из-за черной земли, в виде больших писем, каждый раз разных — Саргун специально проверил это, даже обнюхал их под равнодушным взглядом торговца.
После хорошего заработка оставались еще деньги. Хозяйство впервые за годы не находилось на грани полного упадка. Он собирался купить подарок бабушке. И рабыне. Бабушке — отрез ткани, который она спрячет в сундук, Э-Ви — какую-нибудь безделушку или сандалии, может быть. Но теперь его манили большие письма, на которые так жадно смотрела девушка.
Он пожалел, что отослал Э-Ви домой. Гордость гордостью, но она могла бы подсказать, что именно следует искать на прилавке.
Заметив его изменившийся взгляд, торговец поспешил к потенциальному покупателю.
— Господин желает причаститься глубин науки? — затараторил он с веселыми интонациями зазубренные фразы, — господин желает проникнуть в тайны мироздания? Быть может, господин желает найти отдохновение души в веселых историях из жизни прошлых веков? Здесь товар на любой вкус! И на любой кошелек, — добавил он тише, чтя негласный запрет на произнесение слова «дешевый» в момент рекламы.
Саргун хмыкнул, не желая показывать заинтересованность, но это был опытный торговец.
— Вот здесь, изволите видеть, — вел сул рукой над прилавком, — бесценные рукописные вариации книг пророчеств и толкований Писания; само Писание, конечно, вы найдете в храме или у проповедника абсолютно бесплатно, — он нажал голосом на этих словах, — а за скромную цену вы можете постичь больше из науки богословия.
Видя равнодушие молчаливого афса к теме бессмертия души, торговец приободрился еще больше.
— Здесь, во втором ряду, книги наук, которые нам, грешным, не во зло было бы изучать больше, отвлекаясь от мирской суеты и добывания пропитания. Вот изволите видеть комментарий о движении небесных тел, это новая книга, всего лет восемь как изданная под редакцией университета Таила…
Незнакомые слова надоели Саргуну, но он все еще надеялся разобраться в товаре сам.
— Это, как видите, книги историй и сказаний — упоительные вечера обеспечены вам, супругам, гостям! — тон пройдохи-купца потерял всякий намек на нудную почтительность к наукам, — история о том, как вор проник в сокровищницу Гавани — и нашел там разъяренного дракона; вот сказки женской половины Золотого Дворца на Лукавых Землях. А здесь трактат о любви известного ценителя наслаждений и удовольствий Мастера Лувиэля! И, разумеется, сказание о доблестном рыцаре по имени Волчок-хвоста-Клочок, перевод с сурта, в семи томах, с иллюстрациями!
— Ты умеешь читать? — спросил Саргун, прерывая поток речи. Торговец угодливо улыбнулся, — какая книга была та, что ты читал первой?
Торговец снова улыбнулся во все зубы, демонстрируя непонимание вопроса. Ба Саргун отчаянно надеялся как-то скрыть тот факт, что желает учиться читать — он и от себя пытался это скрыть.
— Дети, — вдруг пришло ему в голову, — моя жена хочет учить детей читать. Какая книга нужна для этого?
Торговец понимающе закивал. Ловкие пальцы его извлекли совсем тонкую книжицу из стопки точно таких же, аккуратно лежащих в углу.
— Это простейшее алфавитное чтение, — скороговоркой заговорил он, — на сурте и хине. Какой язык будут учить дети господина?
«Духи, помогите мне», взмолился про себя Ба Саргун. Наугад ткнуть он опасался.
— Язык запада, — пробурчал он едва различимо. Торговец взял платочек из тонкого хлопка и распахнул перед носом Афса первую из книг.
— Изволите видеть, книга красочная и оформлена доступно. Любой желающий овладеет навыками письма и чтения на хине в кратчайшие сроки…
Восемь монет! Ба Саргун возвращался домой, и голова его гудела. Даже самые простейшие знания стоили дорого, хотя до сказок и фривольных иллюстрированных трактатов о любви им было далеко.
«Трактат, богословие, университет… — повторял новые слова Ба Саргун, досадуя на весь белый свет и себя самого, — знать бы еще, что это. Наверное, я все понял не так. Э-Ви рабыня и дикарка — я-то помню, как она не умела мыть руки! — но… она знает эти слова, а я не знаю».
Холодок недоверия прокрался в его душу. Ведь могло быть так, что за внешней покорностью рабыни скрывалось лютое презрение и злоба на неграмотного хозяина. Возможно, это важно для остроухих жителей западных земель. Все может быть.
Дома он застал бабулю Гун, разбиравшую принесенные домой продукты и расписные глиняные тарелки, но Э-Ви нигде не видел.
Нашел он ее во внутреннем дворе, где она чистила что-то уксусом. Подняв глаза на хозяина, девушка встала приветствовать его. Он сделал знак рукой.
— Э-Ви, я принес кое-что, — сообщил он, открывая мешок, — это будет храниться у тебя.
И протянул ей книгу.
***
Сначала Эвента не поверила своим глазам. Ей подумалось, это какая-то шутка, если бы только у афсов наличествовало чувство юмора. Но нет, казалось, серьезности Ба Саргуну не занимать.
Как выяснилось, не занимать и терпения, и усидчивости. За одну неделю он освоил смысл азбуки. За вторую — научился складывать слоги и читать простейшие слова. Усложняло обучение то, что и сама Эвента на срединной хине говорила не с самого детства, пользуясь чаще диалектом своего народа, а у Афсар и вовсе не было собственной письменности.
И тем не менее, афс Саргун пытался учиться. Письмо давалось ему хуже чтения и произношения, руки не привыкли к тонкой работе, и он потел от напряжения, выводя сложную вязь на песке под каштаном.
Учеба днем так утомляла его, что ночью он засыпал, стоило лишь лечь на продавленную кушетку. Эвента удивлялась его старанию. Зато бабушка Гун не одобряла их, особенно то, что ее внук терял аппетит, был занят дикарский грамотой и ночью, вместо того, чтобы думать о чести рода и делать детей, спал как убитый, сраженный в борьбе с письменностью.
Но точно так же, как раньше он молчал, теперь он задавал вопросы. Он задавал бесчисленное множество вопросов — и иногда такие, на которые ни Эвента не знала ответов, ни книг не существовало.
— Что такое эти знаки? Зачем здесь стоит точка? Почему зверь и птица — это «оно», если есть самки и самцы?
И она терпеливо отвечала, стараясь объяснять лаконично и доступно:
— Это титлы. Точка — это начало имени. Птицы и звери — это «оно», пока ты не подойдешь ближе, чтобы узнать, самка это или самец…
С последним не особо получалось.
— А если птица улетит? — спрашивал опытный охотник.
— Тогда останется «оно».
— Но если это была самка — так и останется самкой.
— Но ты не узнаешь об этом.
На мгновение Ба Саргун задумался, затем лицо его озарилось светом новой мысли:
— Э-Ви! А если птица не улетит, и стрела поразит птицу, но пока я буду ее искать, прибежит шакал и съест нижнюю половину птицы, это будет «оно»? или мне сначала придется убить шакала и убедиться?..
— Тогда… — начала было Эвента говорить, но потом догадалась оглянуться на Ба Саргуна. Он давился от сдерживаемого хохота. Э-Ви открыла рот, но не могла ничего сказать.
Афс шутил! Этого ей еще видеть не доводилось. Она залилась смехом, и тут же рассмеялся и он.
Постепенно ей удавалось объяснить ему и более сложные понятия. И большинство из них Саргун подвергал беспощадной критике, да такой, что многие софисты знатных университетов Поднебесья начали бы чесать затылки, пытаясь достойно ответить. Пытливый ум прирожденного следопыта признавал ценность географии, астрономии, медицины, но напрочь отвергал достоинства истории и философии.
— Ты там была? — ворчливо спросил он, когда Э-Ви попробовала рассказать ему о битве за Элдойр, — ты видела своими глазами?
Ей пришлось признать, что тогда она была слишком юна и находилась далеко от белого города.
— Значит, это неправда, — убежденно продолжил Ба Саргун, — нужен кто-то, кто видел.
— Но он написал книгу об этом! Он там был!
— Все написали книги? Все, кто там был?
Эвента растерялась перед таким вопросом. Насколько она знала, едва ли не половина воевод белого города писать вообще не умели и не видели в том особой нужды.
— Значит, голос одного ценнее остальных? А почему? — видя ее замешательство, рассудил Саргун, — или письмо одного… Нужно спросить всех.
— Книги писали многие, — неуверенно возразила Эвента, — это была великая война. Книг о войнах очень много!
Тут уже настала очередь Ба Саргуна задуматься. Но свои соображения он удержал при себе.
В следующем месяце Ба Саргун окончательно простился с заветной мечтой когда-либо жениться на Фоске Муи. Или на ее сестре. Или на ком-либо еще, за кого пришлось бы платить.
Он долго смотрел на столбики монет на столике у очага. Шесть по пять и еще двенадцать. Шесть по пять — на мечту, двенадцать — на дом и быт. Саргун упрямо сжал челюсти, прикусив губу, постарался остановить сам себя, но…
«Прощай, Фоска, — грустно осознал Саргун, сжав монеты в кулак и бережно опуская их в кошелек, — вы все того не стоите». Решительно облачившись в кожаную перевязь и парадные штаны, нанеся зеленую краску особо тщательно и сердито растрепав волосы, он отправился на базар.
К несчастью, торговец его узнал.
— Господин, — учтиво поклонился он, и буквально расстелился по прилавку, — как Ваше здоровье? Как успехи в науках у достойных наследников? Не сомневаюсь, вы оценили по достоинству качество предлагаемого мной эксклюзивного товара — и я счастлив лицезреть вас вновь.
Он принялся перечислять новинки, привезенные в Тарпу, но Ба Саргун его не слушал, изредка откликаясь на упоминание цен.
Сжав кулаки, он пристально всматривался в обложки книг, с удивлением обнаруживая, что может прочитать некоторые названия!
Пораженный, афс застыл на месте. До сих пор ему казалось, что вся его учеба была сплошным миражом — черчением бестолковых символов на песке и притворством, но сейчас он вдруг смотрел на знаки на книгах, и узнавал их, словно перед ним были старые знакомые.
На-у-ка ал-хи-ми-и, прочел, волнуясь Саргун, ощущая в коленях нечто, недостойное настоящего воина. Он поднял взор на угодливого торговца, который токовал сам с собой, перечисляя все новые и новые достоинства своего товара.
— Я хочу купить книгу историй, — услышал свой голос Саргун и насупился, желая придать тем самым больше твердости своему намерению, — мне нужны истории. Из тех, что на самом деле.
И вновь торговец не удивился запросу покупателя.
— Вы желаете истории забавные? Волнующие? О подвигах? О сражениях? Быть может, истории о подвигах не столь ратных, сколь сердечных? Истории поучительные или развлекательные? Истории те, что можно прочесть даме сердца и разжечь в ней желание? Разнообразные истории в сборнике?
— Да! — краснея от умственного перенапряжения, рявкнул Саргун, надеясь, что торговец умолкнет наконец.
Торговец умолк, глядя на афса как-то подозрительно доброжелательно.
— Только без картинок, — поспешно добавил Ба Саргун, памятуя о том, что книги с картинками — дороже; об этом неоднократно упоминала Э-Ви. Торговец прищурился…
С базара Ба Саргун уходил, ставший беднее на двадцать пять монет — духи зла ополчились на него в тот день! — но богаче на целую толстую книгу. Настоящую. Живую.
========== Отступление ==========
Слова. Книги. Живые и манящие.
Даже добыча охотника, даже черепа врагов так не завораживали прежде Саргуна. Ему казалось, кто-то снял веревку с его шеи и отпустил на волю после многолетнего плена.
В том, что книга жива, Ба Саргун не сомневался с того дня, как взял в руки первую. Она не только пахла совершенно по-особенному, она еще и менялась — от страницы к странице, то веселая, то грустная, то — заставляющая учащенно дышать или даже расстраиваться едва ли не до плача.