В них не было места для Э-Ви.
А если просто оставить все, как есть? Если просто ждать? Пусть приходят захватчики, убивают сопротивляющихся и берут в плен остальных… А он пересидит тяжелые времена в пещерах Синегорья и заживет по-прежнему.
А если бежать? Не от кого-то, но к чему-то; взять бабушку, Э-Ви и отправиться в путь на запад или, быть может, на север, и там начать новую жизнь. Не дожидаться бесславной кончины Афсар и горьких сожалений о погибших. Отринуть прошлое — как это сделала его рабыня.
Ба Саргун злобно хлопнул рукой по копью. Вот это мысли! Достойно ли даже перед собой признаваться в них? Бежать — это позор. Достаточно ему позора.
Но слишком хорошо, к сожалению, он помнил Таш и то, что стало с городом после налета захватчиков. Они не жгли все подряд, не убивали тех, кто не поднимал меча… До полуночи, пока отчаявшиеся и обезумевшие от грабежа и насилия жители не попытались предпринять попытку отпора, жалкого, безоружного и оттого безнадежного.
Ба Саргун помнил равнодушные лица завоевателей, пересчитывающих прибыль и то, как они смотрели сквозь огонь — где горели живьем их жертвы. Слишком хорошо помнил он и их попытки взять в плен как можно больше рабов. Помнил крики обесчещенных женщин — Таш был богат юными красавицами, а армия захватчиков — небрезгливыми мужчинами. Сколько погибло из Афсар тогда? Тысяча? Две? Три?
Если нечто подобное ждет Таш, Тарпу и Прам, он не хотел слышать крики Э-Ви из огня или из-под толпы гогочущих насильников какого угодно племени.
***
Ба Саргун задерживался уже на две недели. Тем временем, Таш лихорадило. Ограбления участились, чужаки приходили вместе с ночью — и так же бесследно исчезали по утрам. Не рискуя больше приближаться к домам Афсар, они ограничивались воровством в их стадах.
Афсар же, которых Эвента всю жизнь считала воинственным народом, реагировали на грабежи отрешенно, каждый раз заново удивляясь произошедшему. Даже семейство Муи, хитрые и прозорливые, сами перед собой делали вид, что чужаки исчезнут так же быстро, как появились, а угон нескольких отар овец — мелкое базарное воровство.
Цены на зерно из-за блокады южных ущелий росли. Э-Ви сбивалась с ног, обходя соседские дворы и пытаясь заработать. Деньги стремительно обесценивались, уже маячил призрак приближающегося голода. Бабуля Гун проводила свободное время в изготовлении съестных припасов из чего угодно — включая маринованную саранчу. Взывая к духам, она не переставала надеяться на удачный исход.
— Бабушка, а что мы будем делать, если хозяин Ба не вернется? — спрашивала Э-Ви у старухи афсийки.
— Вернется. Он всегда возвращается.
— Но если нет? Нам придется бросить все и бежать.
— Только повтори! — и старуха замахивалась на рабыню, всем видом показывая, что сомнения в своем внуке приравнивает к преступлению.
Постепенно паника докатилась и до Таша. Одна за другой по дороге через ущелье дальше на восток потянулись арбы с переселенцами. Поднятая копытами ослов пыль не успевала осесть перед следующими беженцами. Эвента была близка к отчаянию, когда, наконец, хозяин Ба изволил появиться.
То, что добиться желаемого ему не удалось, она по лицу своего хозяина прочитала легко. Но то, что он сделал дальше, удивило ее. Даже не переодевшись, как обычно, он бросил перед ней кусок кожи.
— Рисуй мне дорогу в западные земли, — требовательно произнес он, — рисуй все сто дней пути, какие ты прошла.
— Но я была маленькая совсем, — попробовала отговориться Эвента. Афс нахмурился:
— Ты знаешь дорогу, рисуй ее!
Пришлось, вооружившись обломком уголька из очага, попытаться изобразить Поднебесье и всю пройденную с Запада на Восток дорогу. Саргун внимательно следил за ее рисунком, задавал вопросы, что-то прикидывал.
— Сколько дней пути отсюда до того места, где ты жила? По пути ты видела воду? Ты видела опасных животных? Ты была от своего дома на западе?
Эвента терялась, отвечая на его вопросы. Чувствуя себя непроходимой тупицей, она понимала, что не думала ни о чем, не привыкла отмечать наличие воды, понятия не имела, где взять дрова в степи, не помнила, какой ветер дул накануне. В отличие от Саргуна.
Он, изучив ее сомнительную карту, все хмурился и что-то планировал.
— Собирай вещи, — наконец, принял он окончательное решение, — мы уезжаем.
— Куда? — выдохнула Э-Ви изумленно.
— Куда получится. Собирай вещи, позови бабушку.
Бабушка идеи внезапного переселения категорически не одобрила.
— Вот еще! — возмущалась она, бросая на пол то свою клюку, то попавшиеся под руку медные посудины, — мы переезжаем чаще, чем меняются ветра! Что за духи щипают твой зад, Ба Саргун, не те ли, что свели в могилу твоего отца?
Саргун лишь закатил глаза.
— Опасно оставаться здесь. Пришли одни воры, придут и другие.
— Мы расставим силки на воров, — не унывала бабуля.
— Придут вооруженные воины.
— Мы выкопаем ловчие ямы! Поставим самострелы, как на горного льва!
Спорить со старушкой Гун не рисковали даже старейшины, и Саргун продолжил сборы молча. Эвента обеспокоенно взирала на своего хозяина. Он был даже слишком молчалив.
Неужели он снова уйдет? Бросит Таш и свой родовой дом? Но судя по виду Ба Саргуна, именно это он и планировал сделать. Он был серьезен и стремителен. Не обратил внимания на слезающую с плеч краску. Не отвлекся ни на что, даже на скучающего соседа, пришедшего поболтать.
— Я добуду нам ослов, — сказал он в пространство, сосредоточенный и сердитый, — если хочешь, бабушка, ты останься. Ты знаешь, что делать. Э-Ви! Ты должна идти со мной.
— Сейчас? — слабо спросила сулка.
— Когда я приведу ослов. Собери книги.
Не забыл о книгах, все-таки. Э-Ви хотела бы поговорить с Саргуном, сказать ему, как неправ он, так поспешно принимая решение, но встретила его прямой жесткий взгляд и не посмела ослушаться.
Собирала узлы, чувствуя холод, ползущий вдоль позвоночника, глотая уже почти забытые за долгие дни с Афсар слезы.
— Жалко колодца, только расчистили, — ворчала старуха Гун, растирая свои уставшие руки, — опять ехать? Глупость это всё… возьмешь с собой теплые штаны, он не должен сидеть на холодном, заболеет, не отходишь…
Не слушая бормотание старой афсийки, Эвента медленно обошла дом, прикасаясь к стенам из синего камня.
Странно было. Так недолго она пробыла здесь — и так на многое надеялась. Не ее дом, не ее народ, дом, построенный руками чужих мужчин, первый, который она захотела назвать своим.
Где-то в долине, посмеиваясь, шли с родника девушки. Затянули красивыми глубокими голосами песню пастухи по ту сторону ущелья. Переливы ее разносились по всей долине, отражались от синих скал и невольно заставляли сердце замереть в груди. Растирали, подпевая песне, краски старухи вдоль дороги, привычно сплетничая и переругиваясь. Кричали где-то ослы…
«Край Поднебесья, — и Эвента взглянула на восток, где неприступными стенами вздымались горы, — что за этими горами? Кто-то да живет, верно…». Вспомнился ей родной, почти истершийся из памяти, дом в Загорье, откуда всего полтора дня пути было до моря, западнее которого тоже не бывал никто.
И ей повезло побывать на окраинах мира. И нигде не довелось найти безопасного места.
Тем же вечером она и Ба Саргун собирались покинуть Таш. Эвента совсем расхворалась, по привычке терпела до последнего, но бабуля углядела ее дурное самочуствие. Бесцеремонно уволокла рабыню за свою занавеску, так же, как и всегда, ощупала своими тощими когтистыми руками ее ноги и живот, повертела из стороны в сторону и задумчиво прищурилась.
— Что, синегорская лихорадка? — спросила Э-Ви у старухи.
Девушка с одного взгляда поняла, что произошло нечто совершенно особенное. Она медленно поднялась с кушетки, подошла ближе.
— Бабушка, — сказала она растерянно, и старуха Гун ответила ей торжествующей улыбкой.
— Получилось! — прошипела она, ликуя, и схватила Эвенту за руку, — получилось… Ты теперь будешь мать Афсар.
Смысл слов старухи не доходил, не осознавался. Но она радовалась — даже деньгам она так не радовалась, а потому Э-Ви улыбнулась, а затем и рассмеялась.
— Но бабушка… — через какое-то время забеспокоилась она, и старая афсийка сделала знак молчать.
— Это тайна женщин, — сказала она твердо, — не говори мужчине! Может быть, духи будут милостивы, и новая жизнь исполнится. А может, и нет. Но если получилось один раз, будет получаться еще.
Она внимательно посмотрела на Э-Ви. Во взгляде ее мешались беспокойство и расчет.
— Не говори мужчине, — повторила она.
Саргун вернулся с вылазки недовольный, оголодавший и напряженный. Ослов найти ему не удалось, вместо суток он отсутствовал почти трое, и Эвента трусливо была рада тому, что поездка откладывается. Ей не нужно было спрашивать, чтобы видеть: случилось что-то плохое, неудача постигла воинов Афсар. Наверняка, подробности будут знать соседки.
Они знали немногое.
— Какой-то оборотень собирает дружину, — неуверенно мямлила Фоска, — и хочет идти к Прам-Дорнасу. А наши хотят драться. Но говорят, это очень хитрый воевода, и с ним тяжело справиться.
Эвента догадывалась, что речь о владыке Верши, князе Держане — самопровозглашенном спесивом северянине, который не раз навлекал на себя гнев более могущественных соседних княжеств и всё равно упорно отстаивал собственную независимость.
Но что могло понадобиться ему в сухих пустошах юга? Оливки? Ковры? Или он заключил союз с воеводами запада? Раньше оборотни сражались вместе с остроухими за долю в трофеях. Могло же такое повториться.
Мысли сулки возвращались против воли к тому, что дремало в ее собственном теле, вызванное к жизни страстью афса и колдовством бабули Гун. Ребенок. Будь Эвента решительнее, она избавилась бы от него вмиг из страха перед грядущим. С тем, что сердце ее привязалось к дикарю, смириться можно, но быть привязанной кровно… общими детьми… Эвента терялась в собственных чувствах.
А сейчас нужно было задавить в себе чувства и слушать голос рассудка. Рассудок говорил лишь одно: бежать, как можно быстрее и дальше. Одной или с афсом, но прочь от Афсар и угрозы воевод Элдойра. Должен же остаться в Поднебесье край, куда война не добралась и не доберется.
Место, где полукровка сулки и афса в будущем не станет предметом издевательств и насмешек. Поймав себя на отчаянной этой мысли, Эвента выдохнула с некоторым обреченным облегчением. Она думала о перспективах, просчитывала детали. А значит, ребенку быть. Значит, придется решать за себя и за него.
Ба Саргун не виноват в войнах. В бедности ее семьи. В том, что за мечтой о богатом женихе пряталась другая, детская еще: голубая вуаль, венки из ромашек, загорные пейзажи и светловолосый красивый жених. Жить и умереть там, где родились.
Виноват ли Саргун в том, что самим своим существованием разрушал эту мечту? Эвента воскрешала перед собой образ своего афса с хладнокровной решимостью.
Средний рост. Стать и грация охотника. Мощное гибкое тело из мускулов, волос и смуглой кожи. Сжатая пружина, натянутая тетива. Черные, как маслины, глаза, то полыхающие огнем, то таящие загадочную молчаливую глубину… в которой умещается больше, чем племя Афсар и весь Элдойр.
Хорошо бы родился сын. Столь же сильный и неукротимый. Такой же неловко-нежный, но с другой судьбой. Судьбой, в которой запретам арут не будет места.
Загадав это мимолетное желание, Э-Ви усилием воли заставила себя не заплакать.
========== Наедине с пустотой ==========
Ба Саргун не хотел уходить из Таша. Пожалуй, никогда еще в жизни он не хотел ничего так, как остаться в доме родителей и жить мирно. Но потом он смотрел на Э-Ви, которая напряженно всматривалась в западный горизонт, и вздыхал, понимая, что уходить придется.
Навстречу западу. До того, как он придет, не постучавшись.
Сборы проходили мрачно. Никогда еще бабушка не была так суетлива и напряжена. На ишака нельзя было нагрузить больших сумок, да и скарба у афса почти не водилось. Но он приготовил с собой все, что могло бы пригодиться.
Веревки. Ножи. Точильные камни. Кремни. Книги. Краска для тела, мел для зубов на первое время, гнутый котелок для еды. Бесценные сокровища там, где жизнь может зависеть от умения использовать все, что попадется под руку. Сто дней пути — это много. А им придется идти медленно, останавливаться на ночлег, возможно, переживать непогоду или обходить стоянки врагов. В степи врагом мог быть кто угодно, особенно во времена нашествий соседних племен. Или войск.
Саргун потер левое плечо. Когда-то он был ранен, еще в тех Ташских боях. Ранения могут быть очень опасны в степи. Даже простая колючка, попавшая в сандалию, способна убить. Нужны будут лекарства. Немного риса. Бараний курдюк. Сумка становилась неподъемно тяжелой.
— Самые злые духи водятся в ложбинах у источников, — напутственно сообщила бабушка, — обязательно на ночь складывай ножи накрест.
— Обязательно.
— Не забудь хорошо красить за ушами. Так тебя не сглазят.
— Конечно.
— Не ложись с женщиной под открытым небом.
— Бабушка! — зарычал Саргун, уже злясь.
— Что? Если ты покажешь голый зад небесным духам, не удивляйся, если они захотят отомстить, — бабуля Гун сурово сдвинула седые брови, — скажи женщине, пусть прикрывает тебя сверху.
Ба Саргун вздохнул на пороге дома. Бабушка вынесла огонь.
— Э-Ви, — позвала она негромко рабыню, — подойди ко мне.
Саргун внимательно следил за тем, что делает старуха. Вот она провела рукой над огнем, прикоснулась ей ко лбу сулки, посмотрела на нее пристально. И впервые за очень долгое время увидел в глазах своей бабушки особое нежное беспокойство, с которым она когда-то провожала и его. Как раз в те давние времена. Перед боями…
— Отойди, — велела бабушка афсу, — я должна сказать женщине слово.
Ба Саргун подождал, повернувшись спиной к порогу. Прощание бабушки и рабыни длилось долго. Когда обернулся, Э-Ви держала чашку с огнем в руках, глядя на нее непривычно сосредоточенно.
— Я не смогу, — тихо прошептала сулка. Бабушка положила руку на ее плечо и сжала его:
— Ты уносишь порог дома с собой! Я старая. Я отдаю огонь тебе. Уноси его туда, куда пойдет мужчина. Будьте аматни.
Ба Саргун посмотрел в лицо бабушке, она улыбнулась — небывалое событие. Взяла назад огонь и смело перевернула чашку. Огонь погас.