Не было ни шанса, что это может быть расценено иначе, чем выглядело.
*
Первое, что сделал Джейме, когда они оказались, наконец, разоблачены сиром Марбрандом — это сдернул простыню, отделявшую их койку от всего шатра, скомкал ее и отшвырнул прочь. Бриенна открыла лишь рот, тут же захлопнула его и сжала зубы. Джейме возвышался перед их крохотным ложем, вызывающе полуобнаженный, неулыбчивый и прямой: весь напряженные мышцы и гордый разворот плеч.
Что за молчаливый разговор свершился между двумя львами, Бриенна сказать не могла, но мгновения спустя сир Аддам чуть склонил голову, боком убираясь прочь:
— Миледи.
И медленно, едва не оступившись, Джейме вернулся в постель. Чуть обернулся, улыбаясь. Тартская Дева предпочла отмолчаться.
Что ж, это был не самый безумный способ доказать свою мужскую доблесть — для Ланнистера в особенности.
А с пристойной репутацией и правилами приличия Тартской Деве, видимо, в самом деле следовало попрощаться давным-давно.
Ночь двухсот какая-то
— В конце концов, к Зиме мы привыкли, — вздохнул Джейме, лениво поигрывая завязками ее рубашки. Бриенна хмуро поводила плечами. Следовало признать: она изрядно потеряла в весе. Пришлось дважды перешивать ворот. Иначе завязки впивались в шею и натирали кожу.
Джейме замечал такие вещи. Вот и сейчас его рука была у нее на затылке. Привычно рисуя круги и поглаживая. Она запрокинула голову, надеясь разглядеть его озорной взгляд. Озорства в нем ощутимо убавлялось день ото дня, но все же, вдвоем под мехами они снова были собой.
— Пора вставать, — Бриенна потянулась, уныло покосилась на воду в ведрах. Кое-где она покрывалась коркой льда. Пальцы ломило заранее при мысли об умывании.
— Кто-нибудь, скажите, что на кухне? — лениво протянул Джейме. Послышалась вялая ругань. Смилостивился Тенн Барн — он, по своей привычке, занял место у входа в шатер:
— Свекольный суп, ржаной хлеб и оленина.
— А у леди Мормонт?
— Свекольный суп, никакого хлеба, оленина.
— А у Карстарков…
— Джейме, — зашипела, одергивая его, Бриенна, — ты лорд-командующий Ланнистер. Ты не будешь ходить по кострам и побираться.
— Почему бы мне так не поступить?
— Что будет, если мы все так станем делать?
— Сытая армия? — предположительная интонация сопровождалась зловещей ухмылкой.
Бриенна вновь глянула на ведра с водой. Ей предстояло в любом случае озаботиться стиркой — и на Джейме тоже. При всем желании, одной рукой он справиться не мог бы, а сквайры были заняты более важными делами, вроде никогда не прекращающейся заготовки дров.
Мысль о скорой встрече с ледяной водой, обмылками и холодом заставила ее глубже закопаться в мех.
— Горячая девка ленится, — пробормотал Лев. Она толкнула его локтем:
— Ты принесешь нам еды.
— Я? Ты можешь ходить, разве нет?
— Я буду стирать сегодня. А ты принесешь нам еды. Сейчас. Сюда.
— Не помню, чтобы я нанимался таскать тебе припасы. Ты видишь на мне корзины? Открытый лоток с бубенчиками? Знаешь, почему нет?
— Ты. Принесешь…
— Потому что я не долбанный разносчик еды!
Бринна выдохнула. Наконец, сонливость была побеждена.
— Ладно, — она откинула одеяло и опустила ноги, — я пойду сама.
— Стой, э, вот так? — Джейме тоже приподнялся, показывая культёй на ее обнаженные ноги. Она пожала плечами:
— Ну не босиком, я сапоги надену. А что-то не так?
Она сделала шаг в сторону очага.
Семеро, это — на удивление — сработало. Джейме выскочил из койки со скоростью, которой она, кроме как в бою, не могла за ним припомнить. Мгновение спустя она была закрыта ото всех песцовым одеялом, а Джейме натягивал штаны.
— Ты — сиди, — рыкнул он на женщину, путаясь в рукавах, — я сейчас.
Уже у самого порога раздалось его рычание: кажется, он угрожал кому-то, чрезмерно пристально глядевшему в сторону леди Тарт. Бриенна удовлетворенно завернулась в мех.
У этого мужчины нет стыда. Ему плевать на правила приличия, честь и достоинство — за редким исключением.
Ощущать себя исключительной было в кои-то веки приятно.
========== Слова, слова ==========
Комментарий к Слова, слова
Мне очень нравится идея (в хэдканоне “Легкого дыхания” она легко прослеживается), что из-за дислексии и проблем с травмами детства у Джейме наличествуют некоторые значительные нарушения в причинно-следственных связях. Посудите сами, его действия прямо нам об этом говорят)
Моя персональная вера в том, что Бриенна - помимо прочих достоинств - это воспитательное начало, восстанавливающая целостность картины мира, которой у бедного Джейме с самого детства не было.
Джейме взглянул в мутное зеркало еще раз. Прикусил губу. Постарался дышать ровно.
Что, если он облажается?
Эта мысль не давала покоя. Она, казалось, свила себе крепкое гнездо в ветвях его разбегающихся в разные стороны намерений и планов — победить, доказать, освободить, покорить — чувство паники все еще было там. В самой глубине его черного сердца.
Он не мог быть не лучшим. Только не в этом. Не в постели с собственной женой. Семеро, жена; как их угораздило? Любимая Бриенна, его женщина, и вдруг — оно, это слово, как зловредный сорняк, пустивший корни в благоухающем саду, где пели песни о тайной запретной любви рыцарей и прекрасных дев.
Жена. А он — муж. Это так и есть, это засвидетельствовали люди, пекло, они были свидетелями даже большего, чем Лев готов был допустить. Но вместе с тем, что ему было отвратительно брать Бриенну на глазах у целой толпы любопытствующих, он не мог не признавать — опять же, где-то глубоко внутри, втайне от себя же — что так было лучше.
Когда на него смотрели все они, облажаться невозможно. Это была битва, и Бриенна на его стороне. А с ней не страшно ничего.
Если бы не опасность быть услышанным, Джейме прислонился бы лбом к прохладной поверхности зеркала и застонал в голос. Может, завыл бы. Кожу на скулах жгло от прилившей крови. Непривычное ощущение.
Я, Лев, Ланнистер, Цареубийца, боюсь спать с женой. Вторая брачная ночь пугает меня до колик в кишках. Я предпочел бы вернуться в Зиму и сражаться с мертвецами.
Как это будет? Губы уже кровили в нескольких местах, поэтому Джейме перешел на заусенцы.
Вспышки памяти из прошлого, помутневшие за Зиму, приблизились и захватили его полностью. Септа, ругающая за обгрызенные ногти. Взгляд отца — о, этот взгляд — когда он пытался одолеть по слогам хотя бы самое примитивное из стихотворений. Снова септы и мейстеры. Снова книги. Унылые сочинения отшельников-септонов о добродетелях семейной жизни.
Серсею они доводили до бешенства рассказами о пользе подчинения старшим и мужчинам, Джейме страдал чуть меньше, но страдал все равно — в основном, от уроков чтения и каллиграфии.
После того самого дня септы стали врагами куда более опасными. Вдруг выяснилось, что они везде, их хитрые глазки, их уши, их настороженное извращенное внимание. Джейме и Серсея могли обманывать нормальных взрослых, но септы — эти женщины, казалось, видели их насквозь.
Возможно, думал Джейме, его поведение не могло его не выдавать.
Когда другие мальчики подкладывали жаб в постели своих сестер, он оставлял розы на подушке Серсеи.
Когда они ставили подножки, он галантно целовал руку, задерживая губы на ее тонком запястье.
Септы всегда подозревали в людях худшее, и это был тот случай, когда их подозрения были полностью оправданы.
Много позже, с Серсеей — Джейме до сих пор не мог вспоминать без боли, подобно фантомному ощущению отсутствующих пальцев — они смеялись над ними. Над их уродливыми одеждами. Над всеми ценностями, что они упорно продолжали вбивать им в головы, снова и снова пытаясь и проигрывая. Семейные добродетели они высмеяли, вступив в кровосмесительную связь и наплодив ублюдков. Покорность и уважение родителям — презрительными комментариями и ядовитыми взглядами за спиной отца. Любовь…
Любви Джейме сопротивляться не смог. И пал в сражении.
Но любовь — ее звали Бриенна — была больше, чем все слова, которыми он попытался бы ее описать. Они, как и прежде, распадались на нечитаемые тайные символы, и даже по слогам он не мог произнести связного предложения, ни одного. А на то, чтобы рассказать их историю, ушли бы все чернила всех Семи Королевств. Да что там, не хватило бы и Узкого Моря.
Джейме усмехнулся жалко. Песни и стихи звучали в его ушах естественно. С мелодией слова никогда не пугали.
Но вряд ли в их первую супружескую ночь наедине Бриенна оценит песни. Он судорожно вдохнул и выдохнул, разжал кулак — ладонь вспотела, сердце билось все еще слишком быстро — и сглотнул ком в горле.
Еще минуту — и я пойду к ней. В наш шатер. К нашей постели. Она посмотрит на меня, я посмотрю на нее, скажу — ложись, жена, и она…
И ведь она ляжет. Разведет послушно свои длинные, длинные белые ноги, тревожно глядя перед собой, сложит руки на груди и посмотрит в сторону. Немного поморщится при первом проникновении — после вчерашнего ужасающе краткого соития ей наверняка будет больно. Потерпит пару минут, сведет колени, повернется на бок… и тихо будет всхлипывать, когда он притворится, что уснул.
Так это бывает? В правильных, добродетельных семьях? Так это должно быть? Джейме не знал.
У него не было семьи, в которой об этом можно было бы узнать.
У нее, насколько ему было известно, тоже.
— Милорд, что-нибудь еще? — некстати послышался шорох за спиной, и Джейме вздрогнул.
— Передайте… моей леди, что я скоро буду, — повысил он голос, вкладывая в него остатки самообладания, — принеси вина ей.
Еще минута. Еще две минуты. Джейме Ланнистер собирается на сражение с добродетелью. Нет, конечно, он не оставит жену плачущей. Он будет опытным превосходным любовником. Должен им быть. Но как?! Как, если в те немногие минуты близости, что у них были — сначала в пещере, потом в Хайгардене — все, что происходило, было спонтанным проявлением чувств, неловким, наверняка — небезупречным?
Взрывом ощущений, оставлявшим их обоих дрожать и лепетать друг другу в губы всяческую бессмыслицу, словно после боя. Семейное ложе не должно быть полем сражения, где соратники бьются против общего врага, а после утешают друг друга и исцеляют. Брачная постель — это…
Это Серсея, свернувшаяся в комок и рычащая от бессильной ярости и унижения на запятнанных простынях. Это синяки на ее теле. Это звуки похоти из глотки Роберта, когда он, особо довольный собой, отпускал шлепок по ее заднице с такой силой, что слышно было снаружи покоев. Перед людьми и Семерыми Роберт был ее мужем. Семеро освящали этот союз. Этот — и десятки тысяч таких же.
Старые Боги были жалкой уступкой отвращению Джейме к Вере. Хоть северяне и гордились своим свободолюбием, не сильно их нравы отличались от южных. Перед Старыми Богами выходила замуж Санса Старк за бастарда Болтона. И что-то подсказывало Ланнистеру, что и Утонувший Бог, и все прочие тоже были безучастными свидетелями многих дурных союзов и вынужденных свадеб.
Больше ждать было нельзя. Джейме сглотнул еще раз, яростно взъерошил отросшие волосы и покинул свое убежище. Что ж, теперь он узнает, что такое быть мужем. От одного слова хотелось морщиться.
***
В шатре было темно.
— Сир Джейме, это ты?
— Я, женщина моя, — он не мог не добавить саркастичного тона, — ты уже в постели? Это предусмотрительно.
— Замолчи, — она поворочалась в темноте, и, Джейме мог поклясться, покраснела, — уже полночь. Где тебя носило?
— Ты могла лечь спать раньше, как всегда.
— Я… решила… что…
Словам не нужно было звучать, чтобы быть услышанными. Бриенна осталась верна себе. В прежние времена она уже давно храпела бы, но теперь она была замужем, и сочла своим долгом дожидаться супруга.
— Мне надо выпить, — Джейме встряхнулся, потянулся к любезно оставленному графину вина и двум бокалам, — тебе налить? выпьем за вчерашний день. За худшую ночь в нашей жизни, — поднял он бокал, но Бриенна покачала головой.
— Худший день, — поправила она, — ночь была самая обычная, не считая того, что ты надрался с моим отцом. Из всех людей с моим отцом, Джейме!
Хотя по-прежнему было темно, вдруг ощутимо потеплело. Возможно, это было вино в их желудках. А может быть, привычная рутина. Джейме отбросил одеяло в сторону, сел на койку и, кряхтя, принялся нашаривать застежки на сапогах.
— Все еще шерстяные носки в постели, — сонно прокомментировала Бриенна, подпирая голову рукой.
— М? О да. Весна не балует теплом. Подвинься. Женщина, двигайся. Мое изможденное тело много места не займет.
— Как люди спят под одним одеялом? — проворчала Бриенна, привычно набрасывая второе меховое поверх первого и подтыкая его так, как любил Джейме, — они вообще не шевелятся во сне?
— Ты точно лягаешься, как кобыла.
Она ощутимо пнула его в лодыжку.
— Оу. Беспощадная воительница, моя жена.
Вдруг стало очень тихо с последним словом.
— Помнишь, на мосту? — прошептала Бриенна — ее большая, теплая нога была прижата к его; знакомое, правильное ощущение, — когда люди Болтонов поймали нас… перед тем, как…
— Я помню. Я сказал, что наказываю свою жену, — он не мог не усмехнуться.
— Я…
— Ну, смелее. Признавайся.
В темноте было проще. В темноте она не могла видеть, что он тоже краснеет, как влюбленный дурак, которым и был.
— Это началось тогда, — слова прозвучали, как легчайший ветерок, — я подумала: а что было бы, если бы… если бы это было правдой? И я начала… утешать себя этими мыслями. Иногда. Редко. Сначала.
— Ты фантазировала, — Джейме задохнулся от неожиданного признания, подбираясь ближе, — о нас? Тогда?
— Не злись, — сказала она в ответ с новой, примирительной, зимней интонацией; так обычно Бриенна звучала, когда умудрялась учудить нечто отважное, и без него.
— Я не злюсь, я просто… О чем ты думала? Что представляла?
Ее дыхание участилось, и под одеялами он мог почувствовать жар между ее ног, близкий, опасный и приглашающий. Было мгновение паники, когда Джейме искал правильный способ проявить необходимую инициативу — но к счастью, ему не пришлось, потому что Бриенна взяла дело в свои руки.
Решительно и бесстрашно, как и всегда. Одним движением она насадилась на его пальцы и яростно зажала запястье между бедер. Джейме был достаточно проницателен, чтобы догадаться: попытка остановиться будет стоить ему второй руки.