Он ткнул пальцем в карту:
— Трофеи, — и, когда никто не ответил, продолжил: — Мы меньше чем в ста вёрстах от границ Атрейны. От серебряных рудников Нойманура в двухстах. Волки останутся стоять на границах — и она захватит рудники. Половина серебра королевства будет у неё.
— Торговлю могут вести в золоте, — неуверенно заметил Ясень. Ниротиль поднял бровь:
— После прошлого года? В Лукавых Землях на приисках недосчитываются трети добытого золота. Это слишком далеко от Элдойра. Она может договориться с западными князьями и перехватить торговлю, заблокировать перевалы, и это будет означать, что Элдойр останется без богатого запада, зато с нищим востоком.
Сонаэнь молчала. Пока воины обсуждали планы леди Элдар, она живо представляла, каковы могут быть последствия успеха Латалены в её предприятии. За каких-то два-три года блокады белый город мог превратиться в ничто. Торговые пути с западной стороны оказались бы бесполезны — без потока серебра с гор. У Правителя остался бы непокорный юг и далёкий, обширный и пустынный восток под контролем, зато в горах и на севере засели бы враги.
Определённо, план Латалена продумывала долго. Сонаэнь могла представить её, не спящую долгими зимними ночами, глядящую в потолок и думающую, думающую о мести. И о том, как спустя несколько лет невидимой блокады она явится в Элдойр победительницей — щедрой, доброй, всеми любимой — и принесёт с собой всё, что прежде украла. Простой народ непременно поверит. В конце концов, династии они верили столетиями, а новое общество было слишком слабым, даже если на самом деле его ждало лучшее будущее.
Воины повышали голос. Ясень пытался убедить командира в необходимости срочно призывать штурмовые войска. Даже леди Орта знала, что это бесполезно. Подобное решение ни один великий полководец не мог принять без Правителя. И самые быстрые войска кочевников не могли явиться на помощь раньше, чем через несколько дней.
У них было лишь двое суток.
— Мы не остановим её, — громко произнесла Сонаэнь, и спорщики замолчали, — ни одним из способов, который пробовали раньше. Мы не знаем, сколько у неё волков. Мы не знаем, кто есть у Верена. Мы не знаем, насколько преданы воины Элдар трону и не отвернутся ли они. Старые способы не сработают.
Тило коротко бросил на неё взгляд. Дёрнул плечом.
— Твоя правда, госпожа. Возможно, нас ждут две армии, два врага, — проговорил полководец, поигрывая с поясом, — если горцы перейдут на её сторону. И даже в лучшем случае у нас одни штурмовики в степях — далеко от гор.
— Правитель не оценит, — буркнул Ясень.
— Правитель не оценит потери целого княжества. Но даже сейчас, исходя из одних подозрений, без объявления войны, мы ничего не можем сделать. Мы в нейтральных землях. Этого разговора не звучит. Всего, что здесь происходит, с точки зрения военного суда, вообще не случалось никогда, — резко отбил Ниротиль.
Снова тишина. Было так тихо, что Сонаэнь слышала, как где-то снаружи, ни о чём не подозревая, поёт первая весенняя иволга. Она помнила мало подобной тишины. Разве что ту, пятнадцать лет назад, во Флейе — перед тем, как петля затянулась на шее наместника Лияри и в истории её юности была поставлена точка.
Возможно, именно воспоминание послужило толчком к появлению новой мысли — Сонаэнь встрепенулась.
— Если этого разговора никогда не звучало, — она откашлялась; начало вышло хриплым и слабым, — и всего, что происходит в нейтральных землях, не случается для суда Элдойра…
— Убийство наследницы, даже ссыльной… — перебил обеспокоенно Ясень, но Ниротиль слушал без единого звука, даже не моргая, и Сонаэнь продолжила:
— Что нужно сделать для того, чтобы объявить войну? Пересечь границу с армией?
Ниротиль смотрел, не отрываясь и не произнося ни слова.
— Мы не можем остановить её, — закончила Сонаэнь мысль, — но волки подчинены не только ей. Они идут за Вереном.
— Этот — самый большой упрямец из всех, — покачал головой Ясень, — он не сойдёт с пути, госпожа.
— Сойдёт, — подал голос наконец Ниротиль, и на лице мужа Сонаэнь разглядела призрак улыбки, — так, госпожа моя? Я правильно понял твою мысль?
Она прикрыла глаза, соглашаясь. Ниротиль выдохнул.
— Вот что мы делаем, — твёрдо сказал он, сворачивая карту, — все волки смотрят на Верена Старого. Все. Только большие стаи, вроде Своры Вольфсона или Вершинского, могут действовать сами по себе. Но и они поостерегутся, когда увидят, что Верен оставил жену и отправился за нами в погоню. И когда он пересечет границу, это будет равносильно объявлению войны; тогда мы будем действовать, не дожидаясь разрешения или запрета.
— Почему он должен оставить леди Элдар, командир?
— Потому что, — Тило коварно усмехнулся — рубцовая ткань шрамов на его лице пошла мелкими морщинками, — мы украдём его дочь.
***
Два года назад
Сонаэнь Орта никогда не считала себя добродетельной женщиной.
Она не освободилась от многих чувств, кои следовало победить истинной последовательнице Веры. Но главное, чему научилась в Ордене госпитальеров леди Орта, — это тому, что не все болезни возможно вылечить и, пытаясь исцелить, порой всё, чего можно добиться, — это получить мертвеца или слабоумного калеку, чья жизнь полностью утратит смысл.
Это относилось и к чувствам, и к желаниям. И Сонаэнь не готова была судить и казнить себя за желания, которые обуревали её, когда она наконец увидела Туригутту Чернобурку в цепях.
Наконец-то.
Мгновенный триумф, который было не с кем разделить, она отпраздновала, пропев торжествующе молитвенный гимн младшему сыну — Ильсту — которому едва исполнилось полгода.
Радость быстро улетучилась, когда вечером после суда Ниротиль не явился домой, зато на следующий день его привезла из дома цветов Гедати, сонная и злая, вместе со счётом — никогда прежде ни одна из куртизанок не смела передавать такие записки жёнам полководцев, в этом леди Орта осталась убеждена.
Триумф оказался преждевременным. Полководец ударился в самобичевание и траур по потерянной соратнице, и вкус семейной жизни обернулся для Сонаэнь пеплом во рту.
Вдруг оказалось, что их кажущееся понимание, теплота основывались на том, что Сонаэнь отказывалась признавать и видеть, но что успешно делила с Тило неуёмная Чернобурка. Вся кровавая мерзость, осады, набеги, резня, путешествия по борделям и кабакам, драки — это было необходимо полководцу. И, потеряв ту, что воплощала в себе эти сомнительные удовольствия, Ниротиль нёс их в дом, с каждым днём больше.
Сонаэнь воспротивилась единожды — это стоило такого удара по лицу, что больше она благоразумно решила не протестовать.
В подобном осадном положении леди Орта провела месяцы, пока бежавшая на запад Туригутта не получила помилования от Правителя лично.
Сонаэнь нашла Тило вечером в арсенале. Дома он держал достаточно оружия для небольшой осады — или набега, — и прежде она любила пошутить над ним. Не в последние полгода.
— Ты собираешься.
— Подай другой ремень, — отрывисто бросил он, примеряя ножны — сабля входила в них не полностью, — тот. Серый. Чтобы не протёрся.
Она подчинилась. Спокойно просчитывая, на сколько месяцев — или лет — будет его новый поход и что он может привезти из него. В чём они всегда сходились, так это в образе и скорости мышления. И потому Сонаэнь была уверена, что Ниротиль придёт к тому же выводу, что и она.
Из прежних походов он мог привезти шрамы, наложниц, трофеи и завоевания на верстовых картах землемеров. Из того, в который отправилась в очередной раз Туригутта Чернобурка теперь, он не должен вернуться живым.
— Душу твою сношать! — Ниротиль бросил ремень, потёр лицо руками. — Ну скажи уж, давай, жена.
— Езжай.
Этого он не ожидал, и Сонаэнь кротко опустила взгляд в пол.
— Ты можешь, — повторила женщина, поднимая глаза, — оставить Элдойр. Дать ей резню на востоке. Ты можешь.
— Оставить тебя и детей?
— Ты всё равно это однажды сделаешь. — Она пожала плечами.
— Что будут есть мои армии? Наступает зима. Что я оставлю вам?
«Мы уже торгуемся, Тило?»
— Торговцы будут рады кормить армию, защищающую их, пока им достаётся прибыль.
— Но ты хочешь, чтобы я остался.
Сонаэнь остановилась перед супругом, держа в обеих руках по ремню с ножнами. Она знала Тило наизусть, ослепнув с годами к достоинствам и недостаткам — перестав видеть многочисленные шрамы как нечто, что его портило. Всё было его неотъемлемой частью. Шрамы на лице, шрамы на теле, скверный нрав, жестокость, которой он даже не чувствовал, — это был Тило, и другого на свете никогда не существовало.
И у неё никогда не было бы ничего лучшего, чем он.
— Я хочу, — прошептала она, разжав пальцы — пряжки обоих ремней брякнули о пол, — и положила руку ему на грудь.
Он остался.
После, подвергая хладнокровному анализу поступок Ниротиля, леди Орта разгадывала мотивы. Ведь в Элдойре, вопреки первоначальному намерению полководца, остался не Тило-любовник и не Тило-муж. Как воин, он желал отправиться на восток вместе с безумной Чернобуркой. Больше всего желал.
Но желания, как знала Сонаэнь, имели начало и конец. Были мгновения, когда она желала мужу смерти. Моменты, когда испепеляющая ненависть охватывала всё существо и трудно становилось дышать, только билось перед закрытыми веками «Чтоб ты сдох», много, много тысяч раз.
Кто бы мог подумать, что однажды это закончится?
***
Если когда-то Сонаэнь Орта и задумывалась о том, чтобы отправиться в Школу воинов, то только не для того, чтобы становиться лазутчицей в стане врага.
Но вот она была крадущейся в темноте тенью, и целью являлись покои Снежаны Полукровки.
Яре дежурил на посту, но не один; Суай восседала на его коленях, полуобнажённая, и что-то шептала стражу на ухо. Великан фыркал и беззвучно смеялся.
Сонаэнь подавила вздох. Ужин заканчивался в Золотом Зале — где в очередной раз собрались пировать гости и к ним присоединился Верен — он распевал звучно «Волшебный родник», насколько слышала леди Орта. Долгие дни празднований окончательно подорвали дисциплину волков Посада.
Сонаэнь дождалась, когда пара увлечётся достаточно, чтобы перестать видеть мир вокруг; дверь была приоткрыта, и она прищурилась, пытаясь рассмотреть в неровном свете от очага княжну. Но очаг не горел. На самом деле, из двери тянуло прохладой, и сквозняк был достаточно ощутим. Только увлечённый любовницей разгоряченный Яре мог не заметить этого.
Сонаэнь постаралась игнорировать звуки удовольствия — больше со стороны Суай, конечно, но и рычание волка тоже, — когда шагнула в покои княжны.
Причиной холода оказалось настежь распахнутое окно. Сонаэнь почти не удивилась. Можно было не сомневаться, княжна улизнула не в первый раз: из окна вниз тянулась прочная верёвочная лестница.
— Боже мой, эта девочка предприимчива, — усмехнулась леди Орта, выглядывая из окна. Новые белые туфельки аккуратно пристроились на одном из выступов фундамента внизу, точно у лестницы.
Убежала ли желанная добыча Ниротиля одна или ей кто-то помогал? Ждал ли он снизу лестницы? Выяснить можно было единственным способом.
— Ох, Тило, — вздохнула Сонаэнь, перекидывая ноги через подоконник.
***
Хотя весенний сад ещё не распустился, уже пахли набухшие липовые и акациевые почки — Сонаэнь, пробираясь между деревьев, могла учуять сочный аромат. Под ногами по-прежнему чавкала грязь, кое-где подсыхавшая, а в воздухе чувствовались грядущие предрассветные заморозки.
Леди Орта многажды пожалела, что не взяла хотя бы безрукавку — на севере их носили почти все. В тонкой шали было холодно.
Что, Ниротиль думал, она сможет сделать? В одиночку похитить Снежану? Выведать её тайны? Сонаэнь вздрогнула, едва не вскрикнув, когда наступила на обломок камня. Чуть прихрамывая, пролезла между кустов жимолости и боярышника и вовремя спохватилась, отпрянула назад.
В нескольких шагах на грубо сколоченной скамье — очевидно, так Верен пытался воссоздать для требовательной супруги роскошные сады и парки Элдойра — молодой вожак Вольфсон держался за руки с княжной, одетой в богатую соболью шубу поверх тончайшей ночной рубашки.
Они не отрывали глаз друг от друга, и хотя Сонаэнь уверена — волк мог почуять её присутствие, он полностью казался погружён в происходящее. А именно в то, как юная Снежана гладила его по волосам. Сонаэнь показалось, она может со своего места услышать глубокое утробное урчание, что издавал оборотень.
Возможно, кое-кто из оборотней всё-таки шёл не за леди Латаленой, и не за Вереном, и уж тем более не за трофеями серебряных рудников.
Сонаэнь осторожно, медленно, стараясь не делать резких движений, ступила назад. Возвращаться она планировала не через окно княжны, но и через Золотой Зал пока идти было рано. Оставалось надеяться, что она не заболеет воспалением лёгких после ночи на холоде ранней весны.
Парочка на скамье продолжала шептаться. Насколько могла видеть Сонаэнь, разбойник Вольфсон не позволял себе неуместных прикосновений, не говоря о поцелуях или нескромных ласках. Что ж, если он не поторопится, его мечтам сбыться вряд ли суждено. Сонаэнь не могла не думать, насколько мала была надежда для подобной пары.
Как ни странно, гораздо меньше, чем для родителей Снежаны. Верен в дни войны мог купить жену самого высокого рода во всём Поднебесье. Леди Латалена, Солнце асуров, прекраснейшая из прекрасных, не имела ровни, соперниц. И когда наглый волк потребовал её в обмен на помощь северян, растерянность, охватившая клан, да что там, Элдойр, не дала задуматься о цене.
Снежана, пусть и известная как Полукровка, стояла на другом поле. Какие планы лелеяла её мать, было неизвестно; её имя в Элдойре вовсе не звучало. Но что точно могла сказать леди Орта — один шаг Полукровки по земле стоил дороже, чем всё, награбленное шайкой Вольфсона за все годы разбоя. Вряд ли ему помогло бы названое родство с Вереном.
За жимолостью послышались восклицания, Сонаэнь уловила на сурте несколько противоречивых отдельных фраз:
— …меня будут искать… жди завтра.
— …дай знать в обед.
— …если нет, на закате на нашем старом месте.
«Это давно? Она так юна, — потрясённо рассуждала Сонаэнь, дожидаясь, дрожа, пока стихнут звуки шагов за зарослями, — или волчицы созревают раньше?».
…но на следующее утро, когда Сонаэнь с другими фрейлинами занимала место рядом с Латаленой Элдар, было время рассмотреть княжну — которую Ниротиль намерен и должен был похитить. Должен, напоминала себе леди Орта, или Элдойр не устоит, а половина Поднебесья утонет в новой Смуте на следующие десятилетия, если не на века. Её нужно похитить, хладнокровно рассуждала Сонаэнь, искоса наблюдая за Снежаной, а возможно, придётся однажды и убить.