Чёрт дернул меня застесняться! Настоящая Лина сейчас стояла бы молча и руки подавала в рукава. Ещё две-три такие осечки, и во мне распознают самозванку.
– Саул только сниму, – скромно потупилась я. – Он грязный, боюсь испачкать половик.
Свекровь сузила глаза и посмотрела на меня в упор. Долго, оценивающе, будто просвечивая внутренности рентгеном. От её выводов сейчас зависело, как мне будет житься в доме Вилара, пока не найду способ сбежать. Я вспоминала порядки патриархального общества и надеялась, что скромность до сих пор в цене. А большего от девушки и не требовалось. Умом блистать вредно, своё мнение иметь запрещено.
– Воля твоя, снимай, – милостиво разрешила свекровь.
Грязный ком ткани тут же унесли из горницы, а следом и рубашку умершей жены смотрителя. Может, постирают и отдадут кому-нибудь из девушек-чернавок? Не хай добру пропадать. Мне-то уже без надобности.
Эх, вот и заговорила, как местные. Быстро. Но так даже лучше.
Я стояла голая посреди горницы и прикрывалась руками. Зубы снова стучали от холода. В больших деревянных домах летом – настоящий морозильник. За то их и ценят. Кондиционер не нужен. Солнце на улице вроде припекало, а у меня нос посинел, и кожа покрылась пупырышками. Заболею, точно заболею, если сейчас же не оденусь.
Свекровь в приступе любопытства аж вокруг меня обошла. Племенную кобылу выбирала? Как там таз? Не узкий? Пригодна для деторождения?
– Вилар мой тебя бил? – спросила она, глядя на спину, а я не уловила оттенков её интонаций с первого раза. Свекровь одобряла мои синяки? Мне не показалось? Классическое «бьёт, значит любит», что ли?
– Нет, не Вилар, – честно призналась я. – Смотритель на плантации за провинность.
– Замордовали вас там совсем, – покачала головой свекровь, но потом добавила: – Ничего, вам, моровым отродьям, только на пользу.
Вот и выводы оформились в слова. Жаль. После запрета Вилару спать со мной в одной комнате я надеялась найти, если не союзницу, то хотя бы защитницу от посягательств надзорного. Увы. Зато, как выяснилось, наши цели совпадали. Я тоже не хотела становиться её невесткой.
– Отмойте её, – приказала свекровь с такой брезгливостью, что меня передёрнуло, – и одевайте.
На этот раз я не стала возмущаться, даже когда принесли таз холодной воды и долго шоркали меня тряпьём. Под конец закаливающих процедур я не чувствовала ног и оглушительно громко стучала зубами. Белья мне по-прежнему не полагалось. Вместо него заставили надеть длинную рубашку. Потом нижнее платье, и, наконец, верхнее. То самое, голубое. На талии его подвязали кушаком и положили мне на грудь тяжёлое ожерелье. Косу аккуратно переплели атласной лентой. Думала, щёки свеклой натрут для румянца, но обошлось без макияжа народными средствами.
Такую всю умытую и красивую меня отвели в светлицу. Здесь за рукоделием сидели младшие сёстры Вилара. Свекровь представила меня по имени и назвала не будущей женой их брата, а гостьей. Я тоже надеялась, что долго тут не задержусь. Девицы кивнули и вернулись к работе, а хозяйка ушла.
Женских разговоров и сплетен я наслушалась всласть. Меня даже подключили к общему делу, позволив распороть рубашку. Но в собеседницах у меня оказались обычные барские дочери, а не местные кандидаты наук. Вместо политики, истории, географии девушек волновали свадьбы подруг и гуляния с играми. Вся польза от разговора – специфические названия. Я разучила десяток новых слов и, наконец, узнала, чем баричи отличались от знатников. Каплей королевской крови. Даже если она сильно разбавлена. Как говорится, «седьмая вода на киселе». Баричи непременно относились к королевскому роду, а знатниками называли всех остальных государственных мужей. Так что Вилар ещё и родственник Ривазу. И Лина, может быть, тоже. Что ж, достойная партия, если бы не метка на шее.
Вечером был ужин, на который старший брат надзора явился в синей шёлковой рубашке навыпуск. Переоделся в домашнее, ага. Простая такая одежда, всего лишь манжеты и ворот золотой нитью расшиты. У меня уже в глазах рябило от буйства красок и драгоценного блеска, а от разговоров начинало тошнить. Но хвала местным богам, хозяева на обращали на меня внимания. Продолжали обсуждать хозяйство. Надзорный будто специально не рассказывал о работе. Может, ему в надзоре запретили. Секретность, чтоб её!
После ужина все снова разошлись по комнатам. Я насчитала тридцать слуг в тереме. И это только те, кто хоть раз попался мне на глаза. С таким количеством народа на квадратный сантиметр площади улизнуть незаметно будет тяжело даже ночью. Да и сбегать без четкого плана больше не хотелось. Хорошо бы добраться до маленькой деревни на окраине и пропасть там без вести, но нельзя. Мне кровь из носу нужно обыскать королевскую сокровищницу. Там хранился мой билет домой. Амулет Сердце Душ.
Сёстры Вилара часто упоминали столицу – Думшат. Вздыхали, что летом там скучно, потому что все баричи по уделам разъехались и вернутся только на Покров. «Ах, какие будут гуляния!» Вечеринка, значит. Светский раут. Когда знатные семьи ходили друг к другу в гости. Хороший повод приехать в столицу, кстати. Но тогда я должна оставаться невестой Вилара или выйти за него замуж. Проклятье, не хотелось решать одну проблему за счёт другой! А добираться в Думшат своим ходом я могла не один месяц и попасть в бездну неприятностей. Это не цивилизованная Европа, где автостоп – один из способов передвижения. Здесь на дорогах тебя и ограбят, и убьют. Проще выйти замуж за Вилара. Чёрт, нет! Мне отчаянно не нравился этот план. Нужен другой.
Придумать я ничего не успела, нас отправили спать. Меня перед этим раздели и оставили в одной нижней рубашке. Положили в крошечной комнате на перину, как обещал смотритель. Подушку, размером с кровать. Я в ужасе представляла, как взмокну на ней за ночь, а дверь с тихим скрипом отворилась. В полной темноте сначала появилось жёлтое пятно от пламени свечи, а потом рукав синей шёлковой рубашки с золотой вышивкой.
– Вилар, тебе нельзя ко мне! – испуганно зашипела я, не веря, что он пришёл. Наплевал на распоряжение матери и местные нормы морали. Я задергалась, не зная, где спрятаться. В окно прыгать глупо, я на высоте третьего этажа. Под сундук не залезешь, из-под кровати Вилар меня достанет.
– Уходи, пожалуйста, – взмолилась я, – возьмёшь меня в доме матери до свадьбы – умру утром от позора.
Я не знала, был ли он близок с Линой, как мужчина. Чёрт, даже слово это вслух невозможно произнести. Если Лина вдруг «уже», то я-то ещё точно «нет»! И не хочу вот так с первым встречным, которого боюсь и ненавижу. Мамочки, что же делать?!
Вилар зашёл в комнату и поставил свечу на сундук. Отблески пламени танцевали в его глазах. Я забилась от страха в угол кровати, а барич приближался ко мне с неотвратимостью беды.
– Не бойся, – зачем-то попросил он. – Больно не сделаю.
Я оттолкнула его руку, но он в ответ подошёл ещё ближе. Тени от пальцев чёрными когтями легли на мою рубашку. Я хотела закричать, но не смогла даже вдохнуть.
– Лина, – простонал он. – Я мужчина и хочу ласки. – А потом в его голос вернулась жёсткость. – Неужели не люб тебе? Прошу ведь такую малость.
– П-поцелуй? – заикаясь, спросила я, чувствуя себя дурой.
Взрослая девочка. Понимаю, чего он хочет.
– Да. Лишь его.
Я не собиралась его злить. Рассвирепеет, услышав отказ, – хуже будет. Точно целой не останусь. Поцелуй, если он будет один, можно позволить. А потом надеяться на честность Вилара. Поверить, будто поцеловав такую желанную для него девушку, он успокоится и уйдёт. Глупость, же. Ведь глупость, да?
Барич провёл пальцами по моей щеке и убрал с плеч пряди распущенных волос. Я дрожала так, что больше не могла думать. Есть мужчины-медведи, огромные и неуклюжие, а есть волки. Вожаки стаи. Жених накрыл меня тенью от своего тела. Упёрся руками в стену, запирая в клетке, чтобы не увернулась от его губ.
– Обещал, что не трону, но не могу, – прошептал он. – Не могу.
Я перестала дышать, упершись руками в широкую грудь. Как скала, не сдвинуть. Вилар коснулся поцелуем уголка губ так осторожно, так нежно. Глаза сами закрылись, а шёлк рубашки заскользил под ладонями. Жених поцеловал ещё раз, проведя языком по верхней губе. Настойчиво, но мягко. До головокружения, до лёгкости во всём теле. Не понимая, что делаю, я обняла его за шею. Сама тянулась губами и подчинилась, когда он раздвинул их языком. Барьеры рушились. Вилар отпускал себя, целуя страстно и глубоко. В объятиях становилось жарко. И хорошо. Были парни и робкие поцелуи у подъезда на прощание, но никогда такого мужчины. Он обнял меня за бёдра и посадил к себе на колени. Прижал к себе крепко, чтобы почувствовала, как сильно хочет. Нельзя верить обещаниям жениха, когда вместо разума – одно желание. Но он снова удивил.
– Довольно, я едва держусь. Сладкая, как мёд. Лина…– он запутался пальцами в моих волосах и говорил очень тихо. – Я уйду. Сейчас.
Хватка стала железной. Вилар рывком ссадил меня с колен на кровать и дёрнулся встать. Качнулся, как пьяный к двери, свечу забыл с собой взять, и ушёл. А я ещё долго гладила пальцами губы и прикладывала ладони к пылающим щекам.
Глава 5. Моровка – дочь смерти
Петухи звали солнце, надрываясь криком. Каждый пернатый красавец пытался перекукарекать другого. Кажется, сегодня выяснить, кто из них лучший, никак не получалось. Я уже хотела записаться в председатели жюри и прекратить этот певческий конкурс. Как именно? Кляп в клюв, конечно, не вариант, но можно же запереть их в курятнике.
«Или головы отрубить», – подсказывал внутренний голос. Уж больно настроение было ни к чёрту. Проклятый «петушиный будильник» сработал на рассвете! Это пять утра! Я когда-нибудь высплюсь в этом мире?
Свекровь вломилась в комнату так же бесцеремонно, как Вилар прошлой ночью. Я села в кровати, натянула одеяло до подбородка и сонно пробормотала:
– Утро доброе.
– Мой сын приходил к тебе!
Ни тебе «здравствуйте», ни «как спалось», ни «дорогая невестка, нам нужно поговорить» – сразу к делу. Я не удивилась, что она была в курсе. Ушей в тереме предостаточно. Да и болтливых языков тоже. А уж проследить, куда барич ломанулся ночью – святое дело.
– Между нами ничего не было, – с неизвестно откуда взявшейся твёрдостью в голосе заявила я. Плевать, что по меркам средневековья, Вилар вчера опорочил поцелуем мою девичью честь. Я выросла с нормальной моралью, не гипертрофированной. Жених же? Жених. Значит, можно. Совесть моя чиста, а свекрови в наши отношения даже нос совать не положено.
Жаль, что она считала по-другому.
– Знаю, рассказали, – ехидно ответила хозяйка. – Кровь на простыне искать не пойду. Вилар мой хоть и горячен по молодости, но не глуп. Или ты усовестилась? Отвечай!
Я поджала губы и демонстративно промолчала. В конце концов, она не следователь, а я не на допросе. Чистосердечно во всём признаваться не обязана. Блин, да пошла она! Кем себя возомнила?
– Ты как с ним жить надумала? – заводилась свекровь. С каждым словом её голос звучал злее и громче. Скоро орать начнёт. – Я не верю в вашу любовь. Кому угодно сказки рассказывай, а мне не смей. Вилар – мужик, у него всё просто. Увидал девку чуть краше козы, и в штанах уже торчок подпирает. Но ты-то куда? Морово семя. Дрянь! Как вас всех не передавили?!
Мне не нравился её тон, а слова ещё меньше. Я не понимала, почему должна молча выслушивать гадости. Может, Лина и прикусила бы язык, глядя в пол, но я выросла в мире, где за «козу» и «дрянь» в ответ прилетает. Даже свекрови, даже у неё дома. Она оскорбила меня уже во второй раз. Если сейчас я сделаю вид, что ничего не было, то это войдёт в привычку.
– Бария, извольте сбавить тон, – сказала я, и свекровь округлила глаза. Не ожидала? Я тоже. И дело не в том, насколько необычно звучала стилизованная под местных речь. Поцелуй Вилара придал мне сил, и я, наконец, почувствовала, что моё положение в тереме выше, чем у безмолвной служанки. Да, я не собираюсь выходить замуж, но пока я здесь невеста, вытирать об себя ноги никому не позволю! – Я вам не «дрянь» и не «морово семя». Меня зовут Лина. Будьте добры с этого момента обращаться ко мне только так. Я не понимаю, чем лично вам не угодили моровки. Метка на шее и способности к магии – не повод для ненависти. Девушки не делают зла, а их держат взаперти и стегают кнутами.
– Зла не делают? – переспросила свекровь, уперев руки в бока. – Ты блаженная? Или вчера на свет родилась? – Если говорить об этом мире, то позавчера, но я не стала уточнять. Тон хозяйка терема сменила с истеричного на сердитый. – Вас отлавливают по деревням. Заведется одна, как хворь, и пошла мужиков косить. А всем врёт. То с крыльца он упал, то с коня.
Мне показалось или она обвиняла моровок в убийствах мужей? Приписывала им повадки «чёрных вдов».
– И при чем тут магия? – искренне недоумевала я.
– Правда, что ли, не понимаешь? – нахмурилась свекровь. – Когда тебя клеймили, как скот, не рассказали за что?
Лина – убийца? Не может быть! Вира, девочки. Нет!
– Нет, – эхом повторила я, и свекровь сбилась с обвинительного порыва. – Я не знаю.
Глупо, конечно, права хозяйка. Раз клеймо есть, то должна знать. Но я спать больше не смогу, пока не услышу правду. Версия, что моровки – преступницы, хорошо объясняла плантацию, смотрителей, кнуты и травлю собаками. С заключенными примерно так и обращаются. Всё логично, правильно. Но как барич мог жениться на такой невесте? Этого не объяснить любовью. Даже одержимостью не объяснить. Вилар – не простой человек. Родственник короля. Он не мог. Ему бы никто и никогда не разрешил, а он к Верховному собрался.
– Однако, – цокнула языком свекровь. – Не ведаешь про силу, что вытягиваешь с каждым поцелуем? Про то, как мужиков с ума сводишь, в постель к ним ложишься и забираешь душу? Ты – хворь. Погибель! Моровка! Дурное семя самой Смерти! Сколько женихов извела, пока до моего сына добралась?
Я не шевелясь, а свекровь кричала. «Ну, что, Оксана? Ты хотела правды? Услышала». Вилар привёл домой собственную смерть и назвал невестой. Потому что с каждым поцелуем Лины всё больше сходил с ума. Она – яд. Нет, теперь я. Сказки о ведьмах, забирающих силу у людей и молодеющих от неё – вот они. Сколько на самом деле лет моему новому телу? Надзорные не жгли нас на кострах, но держали в рабстве. Особо буйных сажали в подвалы. Ведь, кроме способности вытягивать жизнь, была ещё и магия. Вира крошила дерево в труху, Лина обменивалась душами. Это не Вилар, это я – чудовище. Все моровки – чудовища.
– Я не хотела, – прошептала я, когда хозяйка замолчала. – Правда, не знала. Не будет свадьбы, я откажусь. Ваш сын не умрёт. Только не из-за меня.
– Не откажешься ты, – вздохнула свекровь и безвольно опустила плечи. – Вилар не услышит. Это уже не мой сын.
Мне стало по-настоящему жаль её. Старший сын, наследник рода – и вдруг вот так. Защищать должен был простых людей от моровок, но сам отравился. Теперь я понимала, почему Лина оказалась в лагере. Вилар убрал её с глаз долой и думал, что из сердца вон, но я всё испортила. Повелась на просьбу смотрителя, подставила барича под проблемы. Именно я подставила, а не Лина. Невеста-моровка спасти его хотела. Душу из своего тела вынула, фактически, на самоубийство пошла… Что теперь делать?
– А если я уйду? – спросила я у свекрови. – Сбегу из терема и спрячусь в какой-нибудь деревне?
– Надзор найдёт, – проворчала она, но я уже сама вспомнила об Алтыне.
Помог Вилару один раз – поможет снова. Невесту барича искать будет, а не простую моровку. Не убивать же меня теперь, чтобы спасти Вилара.
– Голова пухнет, ничего путного не соображу, – простонала я.
– Не отчаивайся загодя, – ответила свекровь. – Вместе покумекаем – что-нибудь да сладится. А пока обещай мне, что Вилара к своему телу не допустишь. Не мне тебя учить женским уловкам. «Кровь идёт, голова болит». До свадьбы проси ждать.