— Именно. И не якобы, собственно, — кивнул Эдди и хмыкнул. Потупил взгляд. В душе парень боялся, что за разглашение тайны, пусть даже успевшей пойти слухами среди многих людей, у него будут неприятности. Каспбрак слишком поздно подумал, что с Дример таким делиться не стоило бы. Но уже было слишком поздно отступать, к тому же, еще и некрасиво. — Но я не вмешиваюсь в эти дела, просто разгружаю ящики, коробки с лекарствами и псевдо-лекарствами, — Эдди понизил голос, чуть привстав на носочки, чтобы достать до уха Дример (разница в росте была отнюдь не маленькой). — Я даже стащил себе недавно какие-то таблетки, которые помогают долго не спать. Они работают. Наверно, смогу даже неделю продержаться.
— Каспбрак, — досадно протянула Эрин, качая головой. — ты от чего в такие ебеня скатился?
— Я не хочу больше брать деньги у матери, — заявил он с серьезностью. — Она постоянно попрекает меня этим, мол, без нее мне вообще не обойтись.
Эдди отрицательно махнул рукой, словно перед ним сейчас была миссис Кей, а не смятенная Эрин. Злой Каспбрак пробивал на смех; его милая мордашка не внушила бы злости, наверно, даже первокласснику.
— Я хочу доказать ей, что она не так уж сильно мне нужна. Теперь сам о себе забочусь.
— А она знает о твоей работе? — невзначай поинтересовалась Эрин, не поднимая глаз и смотря ими на часы. С начала урока прошло всего лишь пару минут. Надо же. Дример казалось, что Каспбрак держит ее уже больше часа. Не глядя сейчас на парня, русоволосая не видела, как его лицо исказило полное удивление, вперемешку со страхом.
— Рехнулась? — выпалил он. Когда Каспбрак говорил громче, сонливость его была даже не так заметна. Но, как стоило ему принять прежнюю интонацию, от вялости в голосе готовы были сохнуть даже комнатные растения. — Конечно, она не знает. И ни за что я ей не скажу. Надеюсь, что спальный мешок, набитый соломой с фермы Майка, она еще долго будет считать мной.
— А ты сколько уже работаешь? — спросила сероглазая. Она, скрестив руки на груди, потопталась ногами, испытывая явный дискомфорт от долгого стояния на месте.
— Всего пару недель, но прогулов, из-за перерывов на сон и выполнения домашней работы, столько нахватал, что все учителя уже готовы с меня шкуру спустить… — ответил Каспбрак. Грусть и безнадежность так и сквозили в его речи и он, не желая заострять на этом внимание, двинулся вперед, рукой подзывая Эрин. Она радостно поспешила за ним.
— Попроси остальных неудачников прикрывать тебя. Делов-то, — предложила Дример, беспечно пожимая плечами.
— Я просил, — ответил Эдди, повторяя за ней. — Но им это уже тоже осточертело. Бен уже пообещал выдать меня маме, если я опять явлюсь в таком херовом виде, — поделившись последним, Каспбрак вновь почувствовал обиду на такое предательство, еще и нагло поддержанное остальными. Он вспомнил изумление Эрин при встрече с ним и расстроился еще больше. — Боже, хоть бы он пошутил…
— Ваш новенький — тот еще козел!
— Он вообще-то тут учится уже больше года, Эрин, — Каспбрак закатил глаза на недальновидность Дример. Он не удивился бы, узнай, что она весь год вообще не замечала Хэнскома.
— И что? — хмыкнув, подтвердила Эрин эти догадки. — Я его не знаю и не горю желанием узнать.
— Ладно, — коротко бросил Каспбрак и махнул рукой. Разговор уже ушел в другое русло и затронул совсем непозволительные темы. Как он вообще это допустил?
— Почерк точно подделаешь? — переспросил Каспбрак. Дример согласно кивнула, выглядя даже почти не мегерой. — Хорошо, тогда встретимся после этого урока у входа в библиотеку, — Эдди поднял ладонь в воздух, останавливая очевидный вопрос из уст русоволосой, поясняя. — Там безопасно, меньше всего народу.
Парень бросил взгляд на дверь кабинета истории, не заметив, как они успели к нему подойти. Дример повторила за ним, а после они отвели одновременно взгляд и взглянули уже друг на друга. Эрин, не стесняясь, внимательно осматривала Эдди и оценивала ее состояние — доживет ли он вообще до конца этого урока? Каспбрак в очередной раз смутился такой открытости и, кивнув на прощание, поспешил назад. Дример смотрела ему вслед так удивленно, что даже не засмеялась, когда странный Эдди чуть не поскользнулся на пустом месте. На спине его болтался рюкзак, который с одного плеча свесился чуть ли не до пола, но Дример обратилась к нему не поэтому:
— Ты не пойдешь на историю?
— Нет, — ответил парень. Не разворачиваясь к ней, он присел на пол, завязывая шнурки на одном из кроссовок. Он продолжал также медленно, будто с большим трудом, говорить. — Сейчас единственное свободное время, чтобы успеть дописать эссе по английскому. Миссис Харрисон сожрет меня без зажарки, если я сегодня уже его не сдам.
— Ясно, — формально ответила Дример.
Ей стал не интересен странный интерес к Каспбраку после того, как в голову ударила мысль — зачем, собственно, она задает столько вопросов? Неужто ей правда любопытен этот астматик и его практически поломанная жизнь? Дример, взглянув еще раз на часы, опять удивилась такому медленному течению времени. Как Каспбрак, что «трещал так быстро», потратил на нее всего лишь около трех минут? Обрадовать бы его этим; наверно, он из сорока минут на чертово эссе потратит около десяти. И оставшееся время сможет занять чем-то другим.
— Слышишь, Эдди, — позвала парня Эрин. Он только что скрылся за поворотом, но после этого объявился вновь, с любопытством взирая на русоволосую с конца коридора. Она показала пальцем на дверь кабинета и неуклюже улыбнулась.
Смущенная такому до мозга костей.
— Я тебя тоже сегодня прикрою. Не волнуйся. И вздремни… хоть немного.
12:10
День шел очень медленно. Очень-очень-очень медленно. Дример казалось, что она продержалась в школе огромное количество времени даже тогда, когда часы не переставали настойчиво показывать всего двенадцать дня. В то время прозвенел самый длинный звонок, символизирующий начало обеда. Остальные десять минут Эрин потратила на поход к своему школьному убежищу. Дример наконец ступила на его территорию. И вздохнула почти на весь, к счастью, пустой коридор. Она хотела присесть на подоконник, но вовремя вспомнила об отоплении — вот уже десятого октября до сих пор не включенным. Неизвестно, правда, был ли пол как-то теплей. Эрин не собиралась сравнивать, когда приземлялась на него, в облегчении прикрывая глаза. Она бежала от мыслей о гребанных неудачниках, в последнее время совсем захлестнувших разум. Несмотря на то, что этот коридор внушал чертово дежавю — открыто горланил о первой нормальной встрече с самой приятной неудачницей — Дример не собиралась отсюда уходить. Нет.
Отношения с неудачниками двинулись с мертвой точки. Эрин не собиралась с этим ничего делать. А отношения с хулиганами, кажется, застыли на месте. С этим она тем более не собиралась ничего делать. Можно было подумать, что она избегает Реджи и Вика именно из-за того, чтобы найти время на бывших товарищей — тот же Эдди как тому пример. Но первые сами крутились возле нее — слетелись, черт возьми, как пчелы на сладкий цветочек. Эрин не бесило это внимание. Она только не могла понять, чем оно вызвано. Объяснение можно было найти только Каспбраку — и его дурной любовной записке Тейтум Райли, якобы написанной рукой самого Ричи. Эдди страдал полной хуйней; ответ его был ещё более хуевым, звучащим не как изначальное «я просто хочу проверить, нравится ли она ему», а как «я гребанный параноик и ревную это драгоценное сокровище, я ценой жизни должен узнать, влюблен ли он в эту шмару или нет». Эрин чуть ли не ржала в голос, когда выводила размашистым почерком послание любви неизвестной ей девчонке с параллельного класса. Она прямо спросила, зачем Эдди это нужно; между делом еще поинтересовалась, действительно ли Каспбрак считает, что Ричи поверит в то, что писал эту записку сам еще когда-то давно. Эдди кивал-кивал-кивал головой, будто китайский болванчик. О. Он тот еще болван.
Не в глубине души, а прямо наяву Дример искренне жалела, что такая история не произошла в ее время. Пожалуй, это было бы самым приятным воспоминанием из прошлой жизни. Эдди даже не подозревал, как глубоко она посвящена в эти отношения, выстроенные на сплошных подколах, мелких ссорах, обидных шуточках и нездоровой привязанности к миссис Кей. Конечно, это было ненормальным. Но чертовски увлекательным.
Грустным и слегка больным.
Дример хлюпнула носом; предвестником начинающейся истерики. Эрин, почувствовав, как слезы уже потекли по ее щекам, начала быстро искать в пакете влажные салфетки. Но руки тряслись как у обдолбанной, а глаза накрыла пелена, размазывая изображение. Дример тихо плакала снаружи — и навзрыд ревела про себя. Эта истерика уже не была такой, как прежде. Она не была основана на гневе, странном бешенстве и вечной непонятной злости. Наверно, так плакал любой нормальный человек. Дример срочно нужны были салфетки, чтобы смыть следы этого позора. Вместе с этим, правда, она еще смоет косметику. Эти черные-черные тени, засохшую подводку и тушь, сыплющуюся ей едва не в глаза. В течение двух лет Дример красилась каждый день. Это нравилось Генри, да и ей, собственно, тоже. Она чувствовала себя по-настоящему уверенной. Гребаной. Бандиткой.
Тварью.
Нащупав наконец салфетки, Дример вытянула сразу несколько штук и быстро начала тереть лицо. Будто времени у нее было в обрез на то, чтобы смыть все это с себя. Она хотела избавиться от слез, косметики, желательно, второго слоя кожи. От самой себя целиком. Когда салфетки почернели, будто окунутые в черную краску, Дример сжала их в руке, и тут же еще ладонь ее почернела; хотя, она вся целиком была черной, насквозь. У Эрин не было с собой зеркала, но она справлялась и без него — во всяком случае, у нее еще не было не малейшего желания видеть свою рожу. Генри называл ее красивой… Ангелочком. А с дерзким макияжем, по его мнению, она была уже настоящим дьяволом — достойным сопровождать Бауэрса в его злодеяниях. И как же Дример это было приятно слышать. Ходить с ним по магазинам, выбирать косметику, любезно спонсируемую своим первым парнем. Денег, правда, у него всегда было немного, и Эрин приходилось довольствоваться тем, что есть. Это был девиз Стэна, который в новой жизни стал и ее собственным. Может, Урис им руководствовался, когда целовал ее? Якобы, любил?
Количество салфеток достигло двухзначного числа, когда он появился на горизонте. Эрин не услышала его шагов, накрывшись салфеткой, как шторкой от окружающего мира. Когда он приземлился рядом, тут же душа запахом крышесносного одеколона, Дример сразу поняла, что это он. Она в очередной раз протерла салфеткой глаза, которые сильно щипало. От спирта, наверно, они еще были красными; хуже, чем в прошлом Каспбрак во время лихорадки. Дример тяжело вздохнула, будто перед смертью и повернулась к Урису. А он держал в руках все испачканные салфетки и крепко сжимал их в кулаках. Потом взгляд парня перевелся на Эрин и он, с абсолютной невозмутимостью, сказал:
— Так лучше.
— И тебе привет, Урис, — передразнила Дример, не зная, куда ей спрятаться от пристального взгляда Стэнли. Когда она отвернула голову, он приблизился, желая рассмотреть еще внимательней обновленную мордашку. Эрин резко повернулась, едва не сталкиваясь с парнем лбом и грозно выпалила. — Чтобы я делала без твоих одобрений!
— Ты вообще дышать-то могла? — абсолютно невинно поинтересовался Урис, поднося испачканные салфетки к сердитому лицу Дример. Стэнли с настоящим удивлением еще раз взглянул на них. — Как все это поместилось на твоем лице?
— Вообще-то, вся эта косметика совсем не ощущается, — донесла Эрин. Типичному мальчику такое заявление казалось просто невероятным.
— Но вряд ли с ней комфортно, — ответил Стэн, полностью уверенный в правдивости своих слов.
Эрин хотела выхватить салфетки из его рук (зачем они вообще ему нужны?!), но Урис, едва только ладонь русоволосой легла на его, накрыл ее другой сверху. Эрин с непониманием заглянула ему в глаза. Отчетливо видя в зрачках еврея свое отражение, Дример поспешила снова отвернуться. Всего секунда наблюдения за собой казалась ей вечностью; наедине с такой уродиной. Дример пожалела, что смыла макияж — с ним она была хотя бы симпатичной. Сейчас она была готова снова тереть салфетками лицо. Только уже грязными и с желанием вернуть всю косметику назад.
— Никогда не понимал, зачем тебе эта боевая раскраска, — Стэнли имел удивительную способность одной фразой или только словом выбивать любые глупые мысли из русоволосой головы. — Я не осуждаю тебя. Только любопытствую.
— Ох, Урис, а я вот не понимаю, почему ты воло…
— Тшш, — шепнул Стэн, прекращая этот словесный понос.
Сначала он просто накрыл ладонью ей рот, но потом, заметив, что Эрин успокоилась (потеряла дар речи…), Стэнли убрал ее. Он погладил большим и указательным пальцем, одновременно, уголки губ девушки; потом повел их по нижней губе к друг другу, а когда те соприкоснулись, дернул к верхней губе. Этим действием он словно нарисовал невидимую молнию и закрыл ее. На губах еврея расцвела легкая улыбка, вызванная потерянностью в серых глазах.
— Помолчи немного, Рина. Я тут кое-что принес.
Стэнли взял в руки рюкзак. За очень быстрое время (будто боясь, что Дример снова оживет и взбесится с еще большей силой), Стэнли достал оттуда красный бумажный пакет. Он просто сунул его в слабые руки Эрин и снова вернулся к рюкзаку. Дример ожила, когда разглядела на дне этого пакетика что-то блестящее. Может не ворона, а сорока? Может, там какая-нибудь брошка? Хотя, вряд ли под нее был бы нужен такой большой пакет. Эрин от чего-то стеснялась сразу вытащить неизвестную вещь оттуда. Ей бы подхватить сейчас уверенность Стэна. Он достал из рюкзака пачку сигарет, зажигалку и безрассудно закурил прямо в коридоре. Урис выдыхал дым в сторону, стараясь не попадать им на надутую Дример. Она считала такой поступок Стэнли более, чем безумным. И факт того, что сейчас обед, а этот коридор — самый безлюдный в школе, не останавливали Дример от мысленных ругательств в сторону глупого еврея. Конечной остановкой им и вообще здравому смыслу послужила только вещь, которую достала из пакета Эрин. Она разжала, каким-то чудом скомканную до маленьких размеров, сумку. Черную, лакированную; но на ощупь больше тряпочную. С брошкой в виде посеребренной розочки в самом центре.
— Нравится? — спросил Стэн, довольно наблюдая за озадаченным лицом Дример, на котором после отразился шок. На какое-то время она вообще застыла с открытым ртом, держа сумку на весу. Стэнли хмыкнул, делая очередную затяжку, смахивая потом пепел прямо на пол.
— Это… Сумка? — находясь в полном неведении, спросила Эрин. Реакция ее была такой, будто Урис ей подарил уменьшенный космический корабль. Она с нетерпением взглянула на него, похоже, серьезно ожидая ответа.
— Ну… да, — он сдержался от насмешки, считая, на самом деле, такой шок Эрин вполне оправданным. Стэн не мог припомнить, когда вообще дарил ей подарки — ни в этой жизни, ни в той.
— Сумка для меня? — уточнила Эрин. Наблюдая за тем, как она по хозяйски пытается ее размять, местами любовно прижимая к груди, Стэнли решил, что даже отрицательный ответ ее бы устроил. Потому что она бы ему не вняла.
— Просто ответь, черт возьми, — поторопил Стэнли. В нем вдруг вспыхнула необъяснимая ярость на эту потерянную девчонку. — Тебе нравится эта сумка или нет?
— Красивая, — блаженно протянула она, кивнув. — Очень красивая, — Дример кивнула еще пару раз, после чего перевела глаза на Уриса. Бесстыжие, они горели фальшивой надменностью и упреком. — Хотя, мне всегда нравились яркие цвета, но это тоже, собственно, пойдет.
— А, да? Ну, тогда передай ее Беви, как встретишь, ладно?
— А… — ляпнула Эрин, быстро моргая уже потрясенными глазами. — А…
— Ох, да для тебя она, — закатил свои глаза Стэн. Он закончил курить и, отбросив окурок в сторону, потянулся к девушке; убрал пару распущенных прядок за ее ушко, не зная, куда еще деться. Урис до сих пор чувствовал себя неловко рядом с ней и даже сейчас был не в силах придать больше уверенности ломающемуся, в силу переходного возраста, голосу. — Ты же свою старую потеряла. И, не обижайся, пожалуйста, но я просто не могу смотреть на твой дурацкий пакет. Выбрось его сразу же.
— Я с той сумкой ходила, наверно, еще с начала школы. И, раз деньги мне не выдавали, думаешь, у меня было что-то другое? — слова Дример по всем законам ее поведения должны были сейчас сочиться сарказмом и иронией, но она звучала удивительно спокойно. Говорила плавно, без привычных взлетов эмоций. — Радуйся, что хоть с пакетом пришла. Мать сегодня «тонко» намекнула, что я могу нести весь свой хлам в руках.