— Мне не холодно, Урис! — а после прозвучало ещё несколько таких же уверений от Дример, что ей, чёрт возьми, не холодно и вообще «да пошёл ты, Урис». И дальше быстрый шаг вперед и до нелепости гордо посаженная голова. Сумку, свободно болтающуюся на плече Эрин, Стэн снял, да так, что она этого даже не заметила. Девушка перепрыгнула бордюр, заметив на пути чистый летний кустик, потом подбежала к нему. Воспользовавшись переключением внимания Дример, Урис достал из ее сумки полароид. Пары секунд ему хватило на то, чтобы понять, как им пользоваться. Дример развернулась к нему с поистине удивленным лицом, потом к её эмоциям приписалась потерянность и легкая злость. Совсем капелька, выраженная блеском стали в глазах. Стэн оторвал проявившуюся фотографию, сделанную пару секунд назад и подошел к девушке.
— Правда не холодно? — игнорируя остальное, будто издеваясь, спросил Стэн. Но Дример не реагировала. Наверно, у нее было настолько хорошее настроение, что его ничем нельзя было испортить.
— Не холодно. Серьезно, всего-то ноябрь на дворе.
— Ноябрь? Сейчас одиннадцатое октября.
— Я округлила, — ответила Эрин так, будто Стэнли не понимал очевидных вещей. У него сейчас не было времени обсуждать ее математические способности. Стэн просто бросил сумку девушки на землю, следом за ней полетел его рюкзак. Избавившись от лишних вещей, Стэн снял с себя легкую темно-зеленую куртку, оставаясь в красной толстовке и рубашке, выглядывающей из-под неё. Дример заранее закатила глаза, зная, чего он хочет. Дело было не в настроении — у нее уже было какое-то смирение к действиям Уриса и к тому, что с его решениями не сможет поспорить, наверное, даже сам Бог. Она спокойно надела куртку еврея, очень скоро начиная в ней утопать — настолько велика она ей оказалась. Но она быстро согрела продрогнувшее тело своим теплом и запахом терпкого табака и все такого же яркого лимона. Она застегнула воротник до конца, тут же зарывшись в него носом. Эта гребанная привязанность к запахам, кажется, до добра не доведет. Стэнли показал ей фото, от которого Эрин отмахнулась, как от куска дерьма. «Квиты» — довольно вынес еврей, забирая фото назад. Дример хотела спросить, повесит ли он его над сортиром. Его-то она не повесила.
Заброшку они тоже прошли быстро. Эрин взяла черный мелок (будто заранее придумывала все пакости и составляла нужный маршрут прогулки), после чего начала исписывать стены. Любые места, до каких доставала. Очень скоро не очень длинная стена (ее, собственно, все равно хватило) пестрила, как рождественская елка, разными непристойностями и ругательствами. Эрин отошла в сторону, с торжествующим видом глядя на свои художества, наверное, как Малевич на свой черный квадрат. Стэнли, совсем как маленькой девочке, позволял ей делать всё, что заблагорассудится, и, будто взрослый, молча стоял в стороне и курил. Детище Дример он осмотрел только тогда, когда отрава в руках догорела дотла и когда пепел сам начал лететь на землю. Из надписей Эрин парень узнал много нового — не особо приятного — и, не радуясь этим знаниям, выхватил мелок из любимых рук, поднялся на носочки, чтобы достать до самого верха стены. Эрин с недовольством забрала из его правой руки сигарету, когда та чуть не обожгла еврею пальцы, чего он не заметил. Стэнли был занят другим. Над всеми художествами он каллиграфическим почерком аккуратно выводил фразу «простите за все это». Фырканье Дример слышал, наверно, даже бедный Каспбрак за своей уборкой. Она бесцеремонно отодвинула воспитанного Уриса и, подпрыгнув пару раз, в итоге потушила сигарету там, где на обычной бумаге должна была быть точка.
Они шли дальше, совсем не разговаривая. Дример не могла этого делать, сейчас лишь думая о том, как ее раздражает эта воспитанность Уриса. Кто бы мог подумать, что когда-то это было самым лучшим качеством в нем, которым Эрин восхищалась больше всего. Стэн схватил ее за руку, чувствуя до этого напряженную атмосферу. Но от смятения не осталось и следа, когда он увидел на пути магазинчик. Такой, в котором можно было купить все — от билетов на мюзикл до, когда-нибудь, запасной почки. Он хотел предложить Эрин доехать до него на велосипеде, но, обернувшись, не увидел ее на месте. Когда перед ним мелькнуло что-то светлое, Урис повернул голову назад, а после ему оставалось лишь довольствоваться видом Дример, быстро бегущей к этому магазину. Он хотел купить что-нибудь попить; погреться еще, ибо даже в толстовке было очень холодно. Вообще поразительно, как Эрин гуляла в одном топе, как ни в чем не бывало. Настолько, что он даже не сразу заметил это, привлекшись ее открытым поведением.
— Есть деньги? — на входе спросила Эрин и, даже не дожидаясь кивка, сказала. — Покупаем с тобой водку и сигареты. Первое делим, как тот отвратительный черничный пирог тетки Марш, а последнее забираешь только себе. Как награду за то, что возишься со мной весь день. Тебе, видно, совсем заняться нечем, Урис.
На миг Эрин выпала после того, как Стэн спокойно кивнул на ее заявление. Это подразумевало под собой молчаливое согласие, и Урис это подтвердил, когда сразу пошел к стеллажам с алкоголем. Поздно он спохватился и вспомнил, что несовершеннолетним алкоголь не продают. Но он не спросил, как они будут эту дрянь покупать, ибо Эрин достала из сумки паспорт — ехидная улыбка и легкое волнение на лице говорили, что в этом паспорте ей уже все тридцать, а то и сорок. Стэн с уверенностью взял самую большую бутылку водки и пошел на кассу.
— Стой, — вдруг сказал он и вручил алкоголь в руки Эрин. Она растерялась, когда еврей быстро ушел куда-то еще, перед этим велев ей идти на кассу. Дример пискнула, стараясь сейчас не завыть от отчаяния. Прямо как в детстве, когда мама велела ей занимать очередь в магазине, а сама уходила за макаронами или рисом куда-нибудь в Россию. Благо, Урис оказался не противной Джейми и перехватил Эрин тогда, когда она еще к кассе не подошла.
— Покупаем только то, что надо, — твердо сказал он, вновь вызывая у русоволосой ассоциации с мамочкой. Она прошла вперед, сопровождаемая мрачным взглядом большой тучной продавщицы. Чувствуя себя от этого неловко (подумать только, Дример — и неловко!), Эрин развернулась к столику с корзинами, слыша, как Стэн уже пробивает покупки.
Он положил ей руку на плечо. Сейчас, когда дело позади, у Дример было лишь два вопроса в голове. Зачем она решила купить то, от чего воротит всей душой? Почему Стэн так легко это сделал и сейчас, к тому же, лыбится во весь рот? Эрин спиной это чувствовала. Уж она знает. Она знает его достаточно хорошо. Или не очень. Поскольку, к большому девичьему изумлению, ей в руки упала не отрава — не алкоголь и сигареты. Это была бутылка вишневого сока и большая шоколадка. Дример, наверно, задохнулась бы от возмущения, если бы Урис не вытолкнул ее на улицу, все под тем же тяжелым взглядом продавщицы, однако, посветлевшим.
По началу, Стэнли пытался решить проблему мирно. Возмущения, медленно перерастающие в крики, его не смущали — с Дример, бок о бок, он каждый раз чувствовал себя как под тройной дозой валерьянки. Но даже его вселенское спокойствие дало сбой, когда Эрин открыла бутылку, отбросив крышку в сторону и вылила сок на землю. Тяжелым взглядом Урис наблюдал за красной струей, похожей, наверно, на ту, какая полилась бы из шеи русоволосой, будь на его месте кто-нибудь другой. Эрин бросила пустую бутылку в сторону, даже не подозревая, что это было для Стэнли приглашением к дальнейшим действиям. Он сделал пару очень больших шагов к ней. А после, под таким же недовольным, но уже и немного испуганным взглядом, он начал раскрывать шоколадку, также не к месту купленную и уже, кажется, забытую бешеной русоволосой. От плитки он отломил небольшой кусочек. Урис сжал щеки Эрин, покрывшиеся соблазнительным румянцем. Из уголка приокрытых губ потекла тонкая струйка слюны, но это не портило общее впечатление от потерянного, взволнованного, но все еще безумно привлекательного и, что скрывать, любимого лица чертовой Эрин Дример. Он протолкнул кусочек шоколадки ей в рот, не желая больше терпеть такие выходки и отошел. Дример начала жевать его машинально, как младенец первую кашу.
— Вкусно, Рина? — с набитым ртом, наполненным сразу половиной оставшегося лакомства, спросил Урис.
Эрин фыркнула. Она открыла рот, желая высказать претензии, но это было ее ошибкой. Позорно из него выпал еще не прожеванный шоколад, сначала прилипая к куртке, оставляя пятно (как дерьма), а потом уже падая на землю. Стэн откусил еще шоколада, радуясь, что дошел наконец-таки до орешков; и тому, что не может добавить никаких язвительных комментариев. Но Эрин просто вытерла рот рукой и опустила глаза. Смена эмоций у нее проходила просто с поразительной скоростью, и каждый раз Стэна это до чертиков пугало. Он снова сжал пальцами ее щеки, но на этот раз очень нежно и ласково. Приподнял голову, немного еще смущаясь своим действиям (хотя, полностью понимая, что теперь он имеет на них право). Дример бегала глазами по нему, задержавшись в итоге на шоколадке в его руках, цепляясь за нее, как за спасительный якорь; или пистолет против гребанного еврея. Но она все-таки была вынуждена поднять на него глаза, после того, как он поцеловал ее. Сначала в уголок губ, как будто бы извиняясь (Дример видела его почти насквозь), а потом уже в сами губы. Это все еще был легкий чмок, детский и невинный — переполняющий все края своей любовью. Отстранившись, Урис увидел перед собой уже посветлевшее лицо Дример. Он оставил после себя горький вкус шоколада и вновь вспыхнувшую ненависть к своей персоне. Хотя Дример осознавала, что ей полностью нравятся действия еврея. Будь она в ладах с биологией, то могла бы обнаружить у себя ебанный Стокгольмский синдром.
Но сейчас её это уже не волновало, когда она пыталась удержаться на бордюре, параллельно пытаясь отбиться от слишком заботливого Стэнли.
— А что с тем рисунком? — спросила девушка. Она не повернула голову к Стэну, посчитав, что упадет, если отвлечется. К тому же, почти во всех ее неприятностях всегда был виноват он. Эрин принялась объяснять, спиной чувствуя возникшее недоумение на красивой роже. — Ну, помнишь, ты мне на крыше показывал. Белая ворона. Я, собственной персоной.
— А, ты про этот, — Уриса, как всегда, не смутила тонна иронии в голосе русоволосой. — Я от нервов немного его порвал.
— Немного? — спросила Эрин, в пол оборота глядя на него.
— Много, — спустя некоторое время ответил Стэнли. Неприятное воспоминание, как он после чертового признания Эрин в том, что она ненавидит только его, застыло перед глазами. Эти слова-слова-слова не оставляли его в покое и не заглушались даже громким голосом Дример. В воспоминании он был еще громче. Тогда-то Стэн и не заметил, как разорвал пальцами рисунок с той самой белой вороной на маленькие кусочки.
— Расстроился? Да ладно, это же просто рисунок. Тебе сколько лет, Стэн? — бесчувственно заявила Эрин, в конце задавая неуместный вопрос. Несмотря на то, что Урис хорошо ее знал, иногда ему казалось, что человечность в Дример исчезает касательно некоторых вопросов. Но лишь некоторых. — Хочешь, мы тебе найдем настоящую белую ворону и сфоткаем? Снимок получше рисунка будет.
— Фото? Ты что, потратишь краску и целый клочок бумаги на меня, Дример? — особым тоном спросил Стэн. Как Эрин. Как та еще мразь — на деле безобидней новорожденного котенка.
— Да, что-то я просчиталась, Урис, — делая большие перерывы между словами, ответила Эрин, и Стэн мог покляться, что она сама не знает, о чем именно сейчас говорит. — Ты того не стоишь, да… О. Ооо… Смотри, это же церковь. Зайдем, посидим?
И вообще все равно, сколько прошло времени. Полгода, год или два. Наверно, и через пятьдесят лет Стэн бы злился такой безолаберности русоволосой и поправлял с терпением, которое когда-нибудь должно было кончиться:
— Это синагога!
Двухэтажное здание, с первого взгляда напоминающее обычный дом, грязно-розового цвета и засохшей грязью на старых, обшарпанных стенах — точно как в старых диснеевских мультиках — наверно, даже слепой человек, при всем своем желании, не спутал бы с церковью. Вопреки сложившимся стереотипам, иудейская синагога даже чуть-чуть не отдавала богатством или роскошью, в отличие от тех же православных храмов. Лишь забор, растянувшийся острыми черными кольями вокруг этого места, табличка на воротах и скромная Звезда Давида над массивным деревяным входом, говорили, что это не обычный дом. Но Дример легко могла назвать его так — а еще любимым местом ночевки бездомных или, как самая большая грешница в мире, местом, которое стояло под номером один в списке самых неприятных вещей.
Она и раньше его не любила — думала так Эрин, когда переступала порог, с воспоминанием трехлетней давности в голове; тем, где ее выгнала толстуха Иза Урис на улицу, когда Эрин решила прикольнуться, будучи типичным ребенком и к общей молитве прибавить глупое «бла-бла-бла». Мать с отцом, которых чета Урисов незаметно втягивали в этот пиздец, и пальцем не повели. Даже тогда, когда она стояла на морозе уже больше часа. Стэн, якобы отпросившийся в туалет, принес ей сладкую воду и мацу. Дример приняла это со свирепым взглядом — наверно, еще более свирепым, чем был у его матери.
И сейчас, спустя столько времени, Эрин вновь стояла посреди синагоги; фальшиво уверенная, но с настоящим презрением в серых глазах. Урис обошел ее стороной, до сих пор недовольный. С недавних пор, когда отца-раввина тут не было, в одиночку Стэн не посещал это место. Он присел на длинную лавочку и посмотрел туда же, что и Эрин — на мини-алтарь, который еще служил стойкой для каких-нибудь громких речей. Стэн стоял за ним, когда читал тору. До этого еще пережив чистой воды кошмар.
— А ты научился своему глупому ивриту? — спросила Эрин. Казалось, что этот вопрос был задан ею только с целью интереса. Но она не была бы собой, если бы все было так просто. От одной этой издевательской улыбки Урису хотелось выбить ей все зубы, чтобы она хоть красивой не была. Красота и такой наглый тон были просто несовместимы. — Скажи, что да, Урис. Мне так хотелось поговорить с одним отбитым выродком, а он не говорит по-английски. Надеюсь, что хоть язык своих собратьев знает.
Дример прошла вперед, оставляя мрачного Стэна позади. Когда русоволосая не видела его лица — смелости в ней было много. Но глядеть на него в упор, параллельно осыпая оскорблениями, Эрин, истинная трусиха, просто не могла.
— А еще этот человек, кажется, был поджигателем. Вот ведь ирония, а? — вне его обозрения сероглазая становилась совсем другим человеком. — Еврей, который сам любит все или всех жечь. Как думаешь, кудрявый, это может считаться каким-то особым расизмом?
— Вот это шуточки, — кажется, совсем безразлично протянул Стэн, несколько раз хлопнув в ладоши. — От Бауэрса научилась? Его работа?
— Ревнуешь, Стэн? — мурлыкнула Дример и вздрогнула.
Уголок ее губ скривился, но зубы все еще обнажались в улыбке. Одной рукой она потрепала русую прядку, как скромная девочка. А другой провела по губам, в конце приложив один палец к нижней, строя уже из себя натуральную мразь. Стэн забыл о своем негативном настрое сразу, как увидел это. Воображение парня подкинуло страшную картину — он увидел, как черные руки демонов разрывают девушку на части; так четко, будто это все происходит наяву. Парню пришлось моргнуть пару раз, прежде чем он снова увидел перед собой Дример. Целую, невредимую.
— Больно надо, — ответил Урис, слишком хрипло. Он смахнул кудрявый локон со лба и облизал от чего-то пересохшие губы.
— Может, ты его боишься? — вынесла еще одно предлоположение Дример. Непонятно почему и для чего.
— Видел вещи по страшней, — ответил Стэнли с такой серьезностью, будто ему было уже пятьдесят, и он успел всю жизнь пройти. Эрин хотелось разрушить эту холодность смешной, как в известных анекдотах, фразой «меня без макияжа, что ли?» Но Стэн заранее дал на нее ответ (наверно из-за того, что знал русоволосую слишком хорошо). — И отнюдь не тебя без всей боевой раскраски. Конечно, это тоже жуткое зрелище, но… — Урис с феноменальной ловкостью увернулся от кулака Эрин, быстро двигающемуся по направлению к его лицу. — Никого страшней Юнид быть не может.