На паруснике трудились посменно круглые сутки, и весь рабочий день делился на вахты через каждые четыре часа. Почти все члены экипажа были расписаны и сменялись поочередно. Один из вахтовых в буквальном смысле стоял на страже. Устроившись, на самой высокой мачте, в "вороньем гнезде», матрос через определенные промежутки времени докладывал обстановку. Если наблюдатель кричал "Все в порядке!", значит, ничего не заслуживало внимания, и вахтенные спокойно продолжали следить за состоянием парусов, работали с помпами, теребили паклю, смолили тросы, красили, конопатили – выполняли множество дел, всего и не перечесть.
Много сил и времени у моряков занимала и обязательная уборка палубы. Тео, сцепив зубы, таскал взад-вперёд по смоченной водой и натертой мылом палубе закреплённый на тросе плоский утяжеленный сверху кусок пемзы. После доски настила окатывали из вёдер морской водой, и грязь так и бежала по шпигатам. Затем наступал черед сухой приборки. Инструментами для этого служили отнюдь не половые тряпки, а своеобразные беззубые грабли. Вода, пропитавшая палубные доски, выжималась этими швабрами и отгонялась к шпигатам18. Правда, Тэо не любил драить палубу, эта работа казалась мальчишке неинтересной, а вот шнырять по кораблю и в свободное время приставать к морякам с вопросами было его излюбленным занятием. На корабле не оставалось человека, с которым он не поговорил и не поинтересовался его обязанностями. Так сорванец познакомился с главным канониром.
Всем, что имело отношение к пушкам, пороховым бочкам, картечи и снарядам, заведовал Лорент.
Моряк и именем, и внешностью напоминал Тэо его давнего соседа, своего первого учителя. Канонир с благосклонностью относился к любопытному мальчику, но внимательно следил за тем, чтобы тот чего не набедокурил. Юнга часто крутился возле мужчины, выведывая всё о пушках и искусстве стрельбы. Лорент отличался особым ответственным характером; человеку легкомысленному, способному позабыть о долге, на этом ответственейшем посту делать было нечего. Моряк рассказывал о случаях, когда корабли взлетали на воздух лишь потому, что канонир заходил в крюйт-камеру19, не сняв подбитых железными гвоздями сапог. Гвозди чиркали по какой-нибудь металлической детали, высеченная искра попадала на порох – и всё! «Взрыв – и ты уже на небесах встречаешься с создателем», – хихикнув, предупреждал главный канонир.
Хорошие отношения у сына капитана сложились и с мастером парусов, Форестом. Правда, парусного мастера в команде частенько называли "зашиваетелем мешков». Последним прозвищем Форест был обязан своей дополнительной обязанности – зашивать в парусину умерших во время плавания; таким образом, он являлся своего рода и могильщиком. Мужчине скоро должно было исполниться сорок лет, но он уже считался стариком. Этот человек относился к самым тихим и одухотворенным натурам на корабле. Работа парусного мастера ценилась настолько высоко, что его освобождали от несения вахты. Моряки были обязаны парусному мастеру не только "последней рубашкой", но и своей повседневной рабочей одеждой, зачастую сшитой тем же мастером из остатков парусины. Но главное, именно Форест ладил новые белые полотняные крылья кораблю взамен старых, лохмотьями свисающих с рей после штормовых деньков или артиллерийского сражения с противником. Для Тэо оставалось загадкой, как парусному мастеру удавалось разобраться в огромном полотнище и не спутать ненароком в работе шкотовый угол с нок-бензельной или верхнюю шкаторину с нижней? Мальчик с
уважением посматривал на мужчину, а Форест с доброй улыбкой порой по-отечески взъерошивал
его волосы и рассказывал морскую байку, пока сам усердно орудовал иглой.
На корабле в минуту гнева вместо пожелания сломать шею или ногу моряк мог в сердцах бросить:
"Чтоб у тебя мачты поломались!" Это было страшной потерей. А потому корабельного плотника Реймана, как ни крути, приходилось причислять к важнейшим особам на борту. Ведь всего каких-то несколько сантиметров трухлявых досок отделяли команду от мокрой погибели. С хорошим же плотником, имеющим к тому же доброго помощника, парни могли спать спокойно. Рейман никогда не сидел без дела: то он заменял доску в носовой переборке, то стругал новую грот стеньгу, а между делом и камбуз обеспечивал чурками и стружками для растопки. А бывало, по просьбе судового врача вырезал новую деревянную ногу для пострадавшего в бою. На судне плотника так же освобождали от несения вахты. Он принадлежал к тем немногим, кто имел право спать всю ночь напролет. Как-то мальчишка оказался в крохотной каюте Реймана и, увидев корабль, помещённый в бутылку, просто обомлел.
– О-о-о! Мне друг как-то подарил такой же, только большой, – восторженно проговорил Тэо. – Но как ты его туда засунул? – искренне удивился юнга, и мужчина, довольно улыбнувшись, пообещал показать. Позже Тэо, с интересом наблюдая, как Рейман собирает маленькие детали в бутылке, выказал моряку своё восхищение, но у самого сорванца терпения на столь кропотливую работу не хватило.
Почти со всеми членами команды у Тэо сложились хорошие отношения. Недолюбливал парнишку разве что Хьюго – тот моряк с рассечённой губой, предлагавший взять Тэо на корабль в качестве пороховой обезьяны. Он считал сына Мориса выскочкой и любимчиком капитана и частенько подчёркивал, что своего положения добился сам, и никто ему не покровительствовал. С самим Хьюго многим приходилось считаться, поскольку он занимал должность квартирмейстера20.
Несмотря на тяжёлую работу, которую мальчику приходилось выполнять наравне со взрослыми мужчинами, Тэо нравилась жизнь на корабле. Здесь он чувствовал себя по-настоящему счастливым. Море увлекало парня, словно первая юношеская любовь, да такой любовью оно и было для него. Отец обучал сына навигации и астрономии, показывал, как обращаться с измерительными инструментами, и юнге особо пригодились его познания в математике. Тэо увлечённо впитывал новые сведения и всё схватывал налету, чем безмерно радовал Мориса.
Команда пиратов на шхуне собралась довольно разношёрстная. Кроме французов, на корабле были и негры с индейцами, двое выходцев из Англии и даже один испанец родом из Каталонии. Тэо, узнав об этом, как-то заговорил с моряками. Услышав от мальчишки родную речь, мужчины удивились, а впоследствии не упускали возможности пообщаться на родном языке. Особенно порадовался испанец, которому не с кем было перекинуться словом. Так юнга пополнял словарный запас, изумляя моряков быстротой запоминания новых слов и фраз и всё больше поражая испанца правильностью своего произношения.
Тэо любил читать, и капитан не отказывал сыну в подобном увлечении и покупал в городах, где они бывали, заинтересовавшие мальчика книги. Тем более, прочитав их, юнга в часы досуга развлекал команду, пересказывая прочитанное.
Когда корабль заходил в порт другого государства, Тэо, спускаясь на берег, разговаривал с местным населением, пытаясь освоить язык. В результате он довольно сносно разговорил на турецком и арабском. Когда парню исполнилось пятнадцать, Тэо получил свою первую должность. Судовой клерк заболел, и моряка пришлось оставить на берегу, а юнга стал его приемником. Парнишка увлечённо вёл судовой журнал, отлично выполняя возложенные на него обязанности.
Пришвартовываясь в пиратских портах, Тэо удивлял моряков других кораблей своими манерами и образованностью. Некоторые флибустьеры высказывали предположение, что мальчишка принадлежит к разорившемуся дворянскому роду. «Поэтому он и занялся пиратством», – считали морские разбойники. Когда Тэо убеждал моряков в обратном и говорил, что он сын Мориса, парни ничуть не разочаровывались, а лишь с ещё большим уважением посматривали на капитана и его сына.
Разумеется, юного флибустьера обучали владению оружием и рукопашному бою. Каждый член команды считал своим долгом показать любознательному мальчишке приёмы и хитрые штучки, которыми владел сам. Обладая от природы недюжинной силой и целеустремлённостью, Тэо в конечном итоге сделался отменным бойцом и сильно злился, когда его не допускали до сражения, считая, что он ещё не готов. Парень подозревал, что и клерком его назначили именно с целью уберечь от схваток и от нежелания во время заварушки выпускать на палубу.
На первый свой абордаж Тэо вышел в семнадцать, а к двадцати годам более искусного бойца на корабле, чем сын капитана, было не сыскать. Довольно скоро он занял должность квартирмейстера, что вызвало у Хьюго ещё большую злобу. Именно Хьюго всегда считался лучшим рубакой, но сварливый нрав пирата и его жадность при разделе добычи не нравилась команде, поэтому парни и решили сменить квартирмейстера. С того времени именно Тэо вёл пиратов на абордаж и первым залетал на палубу противника, он же и делил добычу. Все знали: парень не обманет. Тогда-то Тэо и начал носить чёрную одежду, цвет которой должен был скрывать от товарищей возможные раны предводителя, и тогда же он заслужил и прозвище «Корбо». Действительно, когда, готовясь к атаке, парень замирал перед схваткой, то вполне мог сойти за хищно застывшего ворона, планирующего долбануть врага своим мощным клювом.
В свободное время изголодавшиеся мужчины частенько заводили разговоры о женщинах. Чаще всего пираты делились своими похождениями по борделям. Где ещё моряку без усилий можно быстро найти плотскую любовь? Но Тэо, слушая рассказы товарищей, только недовольно хмурился. Мальчишка вспоминал мать, ему не нравились скабрезные шутки разбойников. Когда парню исполнилось восемнадцать, капитан посчитал, что сын уже достаточно повзрослел, и привёл его в публичный дом. Команда расползлась по комнатам, а Морис предложил:
– Выбирай женщину, любую, которая понравится. Я оплачу.
– Не буду! – насупился Тэо. – Не хочу, – буркнул он.
– Не хочешь же ты сказать, что тебя не волнуют женщины? – удивлённо взглянул на сына Морис.
– Волнуют, – признался парень. – Но я не люблю ни одну из них.
Пират засмеялся и проговорил:
– И что из того? Ни одна из них тоже не любит тебя. Они ждут от тебя ни любви, мой мальчик, а денег.
– Это мерзко … – зло ответил Тэо.
– Д-а-а, – вздохнул отец. – Похоже, всё-таки зря я накупил тебе твоих дурацких книжек. Это в них ты начитался про любовь? – поинтересовался пират.
Парень молчал. Перед глазами возникло грустное лицо матери, и окружающие его женщины вызывали в нём только сочувствие.
– Я понимаю твои чувства к матери, – догадавшись, чем озабочен сын, проговорил Морис. – Но ты не можешь обойтись без женщины, – понимающе улыбнувшись, проговорил отец. – Это природа, сынок.
– Не хочу, чтобы где-то бегали мои дети, а я об этом даже не догадывался, – упрямо ответил Тэо.
Отец виновато взглянул на парня и проговорил:
– Ну, есть способ, когда можно избежать появления ребёнка… Только он не совсем приятный, – усмехнулся пират и, заметив удивлённый взгляд Тэо, пояснил: – Не отдавай ей своё семя, только и всего, – пожал плечами мужчина. – Но лучше, конечно, когда ты знаешь её дни, – Морис догадался, что сын не понимает, о чём он говорит, и засмеялся. – Ладно, позже расскажу тебе подробнее, – пообещал он. – А пока посмотри на этих красоток, – кивнул капитан в сторону призывно улыбающихся девиц. – Ничего другого у тебя быть не может. У пирата не может быть жены…
– Почему? – удивился Тэо.
– Какая разумная женщина согласится ждать тебя месяцами, а, возможно, и годами, со слабой надеждой, что ты вообще, когда-нибудь вернёшься? – спросил Морис. – Даже если такая найдётся, именно у неё тебя и будут поджидать, если решат схватить. Поэтому пользуйся тем, что есть, малыш, и не строй воздушных замков, – посоветовал отец. – А любовь доставляет мужчине и тем более моряку одни неприятности. Поверь мне, сынок, – грустно проговорил Морис, и Тэо внимательно посмотрел на капитана, но промолчал и не стал расспрашивать. Как-то парни рассказывали про отца, будто его предала девушка, которую он любил. Тогда он подался в пираты и больше не испытывал пылких чувств. «Может, парни не врали?» – подумал Тэо, а отец продолжил монолог:
– Если уж тебе хочется завести приличную женщину, то можешь, конечно, поискать молодую вдовушку или морячку. В порту полным-полно женщин, чьи мужья месяцами не появляются дома. Вполне возможно, некоторые из них будут рады утешиться с тобой, – улыбнулся мужчина и тут же, хмыкнув, уточнил. – Но это сложно… Захочет ли честная женщина сдаться тебе в первый же день? А у нас не так много времени, чтобы разменивать его на пустые ухаживания.
Тэо задумался над мудростью старого моряка, но не принял предложение отца, а вернулся ночевать на корабль. Но сколько парень не сопротивлялся, природа взяла своё, и юному пирату всё же пришлось воспользоваться услугами проституток. Постепенно совесть перестала мучить его, тем более он вскоре понял, что большинство девиц в заведениях не обладали качествами его матери. Женщины вовсе не томились своим положением, а охотно использовали мужскую похоть в качестве заработка. А потому Тэо послушался отца и старался больше не думать о любви.
Парень рос и начал нравиться женщинам. В некоторых портах Тэо обзавёлся горячими вдовушками, привечающими привлекательного молодого мужчину, и всё чаще он прибегал именно к их услугам. Особенно приятно удивило пирата открытие, с какой лёгкостью «честные» женщины сдавались сыну шлюхи. Такие победы тешили самолюбие Тэо, и он вспоминал, с какой изощрённой злобой подобные женщины в прошлом оскорбляли его мать, и слова старого моряка частенько приходили парню на ум: «Придёт время, и девчонки, которые сейчас презрительно смеются над тобой, будут мечтать о свидании с тобой». И захватывающее ощущение исполненной мести заполняло душу Корбо победным ликованием. Он понимал, насколько это чувство недостойно и низменно, но не мог отказаться от желания снова испытать его, настолько обида, нанесённая в детстве, засела в нём. Но особый триумф Тэо ощутил, когда первый раз оказался в постели со знатной дамой…
Это случилось в порту Гранвиль, в том самом городке, где сироте пришлось промышлять воровством. Тэо спустился на берег, но, в отличие от команды, он направился не в ближайший кабак, а решил прогуляться по знакомым местам. Летнее солнце ещё не успело раскалить камень улиц, свежий морской ветерок разносил дурманящий запах жасмина, и моряк от души наслаждался ощущением твёрдой земли под ногами. Возле одного из домов парень заметил чистильщика сапог, остановился и подсел к мальчишке, решив воспользоваться его услугами. Молодой пират спокойно наблюдал за проворной работой паренька, как вдруг его привлёк женский смех. Тэо невольно повернулся, разыскивая взглядом веселящуюся даму. На балконе дома напротив стояла хорошенькая девушка и откровенно его разглядывала. Глаза аристократической кокетки искрились любопытством и манили многообещающим задором. Дама оживлённо переговаривалась со служанкой и, улыбаясь, поглядывала на Тэо. Парень догадался, что они обсуждают его, и хотел уже, было, отвернуться, как неожиданно узнал девушку. Тэо вспомнил её. Это была та старшая девочка из дома, где с ним не хотели играть. Она, по-видимому, уже тогда знала, что означает «сын шлюхи», и всегда с презрением говорила о малолетнем соседе своим младшим братьям и сёстрам, советуя малышам не общаться с недостойным ребёнком. Усмехнувшись своим воспоминаниям, Тэо отвёл глаза и продолжил следить за чистильщиком, не задумываясь, каким образом девица оказалась здесь. Наконец, мальчишка закончил свою работу. Молодой пират заплатил за услугу, поднялся и собрался уйти, но неожиданно перед ним упал платок, а дама, взмахнув руками, запричитала:
– Ой, какая неприятность! – притворно огорчилась девушка. – Месье, я случайно уронила платок. Вы не могли бы вернуть его мне? – мило улыбнулась она.