От одной мысли о пасте маршмеллоу и ее химически-приторном вкусе Кейси вздрагивает, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, но мгновенно одергивает себя. Сегодня можно абсолютно всё, как и в детстве. Один день в году разрешено побаловаться тем, что так любят дети и некоторые взрослые.
- Отлично, - девушка старалась разделять его восторг, качая головой в знак согласия. – Неси сюда.
- Мистер Деннис будет недоволен и накажет, если здесь все будет в крошках.
- Мы ему не скажем, - Кук заимствует его интонацию, ощущая себя частью какого-то заговора. – Никакого завтрака или ленча, лишь телевизор и сладкое.
Кейси удавалось видеть такой восторг на лице, проходя практику в детском отделении, когда медперсонал разрешал или самостоятельно предлагал бесплатные прилипающие к ещё молочным зубам карамельки со стойки. Наверное, будь у неё младшие братья, они бы испытывали нечто подобное, когда уходили взрослые.
Она указывает взглядом на дверь, приложив палец к губам, подразумевая, что это останется только между ними.
Как и прежде, Хедвиг за пару мгновений сокращает расстояние до двери, а потом и вовсе скрывается из виду. Кейси остаётся лишь последовать за ним, ступая на носочках по полу, прямо как в детстве.
В шкафах кухни удается обнаружить еще хрустящий хлеб для тостов и несколько шоколадных батончиков. Сладкое, кроме Хедвига и иногда Барри, никто не употреблял. Деннис ненавидел сахар, Патриция считала, что он портит фигуру и отдавала предпочтение мёду, ну а Оруэлла никто и никогда не спрашивал на этот счет. Остальные личности были в некотором смысле всеядны, исходя из утверждения «бери, что дают и пока дают».
Барри продолжал покупать все сладости, которые хотел Хедвиг, начиная от шоколадных конфет и заканчивая извращениями, вроде пасты маршмеллоу или сахарной ваты с каким-то диковинным вкусом. Сам он ограничивался конфетами или пирожными, но остальное было в отместку Джейд, над которой издевательства не прекращались, даже в сознании.
Сколько бы лет не прошло, но разлад между ними лишь крепчал.
Кейси нравилось наблюдать восторженный взгляд Хедвига, когда каждый тост был обильно смазан пастой с розовым красителем, объясняющимся клубничной отдушкой.
Ей хотелось еще сварить горячий шоколад, как в детстве, но подобного удовольствия на полках и в запасах мальчика не оказалось, и пришлось довольствоваться крепким кофе и мятным пакетированным чаем. Трогать коллекцию Патриции Кейси откровенно побаивалась.
Как можно удобнее устроившись на полу перед телевизором и прижавшись спиной к дивану, они пересмотрели по пятнадцать серий каждого из шоу, начиная с “Топ-модели по-американски” и “Проект Подиума” и заканчивая “Jenna’s American Sex Star”** на платном канале, который, по чистосердечному признанию Хедвига, подключил Барри, но смотрела добрая половина личностей. В конце концов было выбрано три телепрограммы, на которые то и дело переключала Кейси, подлавливая моменты между рекламами. Одним из них стал повтор старых выпусков про Лягушонка Кермита из “Улицы Сезам”.
В детстве Кейси обожала смотреть это шоу вместе с отцом, и, когда они уходили на охоту, он всегда просил кого-то из соседей записать на видеокассету пропущенные серии. Старые воспоминания разлились патокой по телу, когда Кук, как и когда-то в детстве, сложив ноги по-турецки, продолжила просмотр, смеясь над шутками и умиляясь куклам Берта и Эрни***. Ей даже пришло в голову провести параллель между куклами и личностями. Берт, как и Деннис был невероятно умный и немного занудливый, в то время как Барри или Хедвиг отлично походили на роль Эрни, как пример наивности и беззаботности.
Каждые пять минут Хедвиг зудел, чтобы она переключила шоу, предназначенное для детей, напомнив, что он уже не ребенок и реклама на VH1 закончилась (и есть шанс упустить советы судей для будущих топ-моделей).
Но сейчас Кейси удалось досмотреть весь выпуск без напоминаний о рекламе и мольбе переключить канал, что означало или о смирении мальчика или о смене личностей. Внимательный ледяной взгляд подтверждал второй вариант.
- Я смотрела это шоу с отцом в детстве, - поспешила оправдаться она, выпрямляясь и стряхивая крошки с одежды на тарелку рядом.
- У тебя нет никаких родственников, верно? Братьев или сестер.
- Нет. Я ничего не знаю о родственниках со стороны матери, но со стороны отца никого не осталось.
Говорить об опекуне не было надобности. Кейси давно эгоистично списала его со счетов. Никто из личностей обычно не поднимал тему семьи и родственных уз, считая, что если нужно будет, то девушка сама расскажет.
- А мама?
- Она умерла. Я не помню её, а отец мне никогда и ничего не говорил о ней, считая, что это лишь причинит мне боль. Раньше я часто представляла её и скучала по этому образу, но я даже не знаю, как она выглядит и где похоронена. Документов никаких нет, а запросы в архив никто не читает, - Кейси сама не понимала, почему решилась на откровенности, но ей давно хотелось поделиться этим. – Я лишь знаю её имя из свидетельства о рождении.
- Должно быть, тебе одиноко.
- Сейчас у меня достаточно собеседников, - постаралась отшутиться она, чувствуя, что разговор зайдет в тупик, если будет построен на жалости и сострадания к её персоне. – Мне нужно ещё забрать некоторые вещи.
- Конечно, твоя одежда уже в комнате.
Несмотря на то, что её рубашка уже была идеально выглажена, как и кардиган, Кейси оставила свой выбор за рубашкой и прежней кофтой Джейд, которая хоть и была велика, но значила намного больше, чем растянутые собственные вещи.
- Тебе больше не нужно следить за мной, - констатировала факт Кук, вернувшись в комнату, где Деннис, изображая бурную деятельность, устремил взгляд на газету из разряда желтой прессы.
- Разумеется, - он произнес это, не отрываясь, будто бы статья о разводе какой-то знаменитости крайне интересовала его. По интонации можно было понять, что кому-то хорошенько достанется за неумение держать язык за зубами.
- Можешь просто идти рядом, а не выслеживать меня, - говоря об этом, Кейси явно нервничала, дергая рукой веревку на кофточке. – Просто прогуляться, ну, знаешь, как друзья.
- Как друзья? – неуверенно переспросил Деннис, осматривая её с головы до ног. Сомнительное предложение о дружбе казалось не таким уж и странным.
- Ну, мы же друзья?
- Хорошо.
Односложный холодный, безэмоциональный ответ в стиле Денниса, который будто бы сделал ей одолжение, согласившись на прогулку до дома и обратно. Обычно часть всех теплых посиделок и прогулок была прерогативой Джейд или Барри, который со своим простодушием и способностью легко заводить друзей всегда мог привлечь и завоевать раз и навсегда внимание собеседника.
Денниса сложно было назвать приятным человеком, который поддержит любую глупость, необдуманно сказанную кем-либо ,или засмеётся над шуткой (засмеётся ли вообще?), когда все будут молча хлопать глазами, переваривая услышанное. Он мог поддержать беседу, касавшуюся безопасности, стратегии и практических действий, но никак не заговаривать зубы собеседнику. Роль лидера-экстраверта всегда принадлежала Барри, но негласно главным продолжал быть Деннис.
В какой-то момент, покинув пределы пристанища, Кейси была уверена, что если возьмёт своего спутника за руку, то либо получит выговор с последующим обливанием руки антисептиком, либо просьбу надеть перчатку, но, вопреки всему, словно благородный шевалье****, он почти сразу предложил взять его под локоть.
Никакой спешки, никакой погони, никакого сковывающего страха.
Прежнее чувство ностальгии по прошедшим годам и детству, когда отец водил за руку, вновь овладело ею, отчего в носу предательски защипало. Она была невероятно благодарна за каждое воспоминание, и прекрасно осознавала, что, родись она в ком-нибудь другом или прожив другую судьбу, ей бы не удалось познакомиться с удивительным человеком с двадцатью тремя личностями. Пусть он не подарок, но это ничуть не портило того факта, что знакомство с ним оставило глубокий кровоточащий шрам длиною в жизнь.
Кейси часто нужно было повторять эти монологи в голове, чтобы поверить в них и в то, что, несмотря на все тяготы жизни, она была счастливым человеком, хоть и не соответствуя общепризнанным канонам счастья и любви.
В жизни был любящий отец, которому в противовес был брат, но даже этот человек не смог очерствить ее сердце и душу, а также испортить светлые воспоминания о детстве, которые сегодня стали слишком яркими и блестящими в памяти, будто бы случились вчера.
- Ты можешь подняться, - предложила Кук, оказавшись у пансиона. – Они не запоминают лица.
- Я подожду.
Немногословен, как и всегда.
Кейси несколько секунд переминалась с ноги на ногу, поддавшись влиянию своего спутника анализировать всё и вся.
Девушка видела несколько сотен раз, как это делают в фильмах, где главные герои более романтичны и чувственны, а не невыносимые и замкнутые в собственных мыслях.
Что она потеряет? Ничего.
Поддавшись порыву и приготовив аргумент, что сегодня слишком импульсивный день, и на неё так влияют фазы луны, Кейси оставляет короткий поцелуй на сухих губах, получая в ответ недоумение во взгляде. Для первого раза весьма неплохо.
Лишь закрыв дверь в собственную комнату, она осмысливает собственный поступок, прижав тыльную сторону ладони к губам. Она была уверена, что кровь прилила ко всему лицу, а грудную клетку, как и пару часов назад, распирало смехом. Наверное, нужно быть до одури влюбленной, чтобы возводить один нелепый поцелуй до такого события, но у Кейси никогда не было “сладких семнадцати”, когда подобное считалось в порядке вещей.
Не отрекаясь от дневной идеи, она забрала розовое платье с пышной юбкой, которое больше подходило для школьных танцев в младших классах и несколько комплектов чистой одежды, чтобы лишний раз не стеснять хозяев.
***
- Кейси, стой, - уже у входной двери ее окликнула Беатриче, протягивая конверт. – Принесли еще вчера вечером под мою ответственность, вроде важно.
Кук лишь кивнула, и, не всматриваясь ни в одну букву на обороте, сунула конверт в карман куртки. Все вопросы подождут до завтра, когда она вновь вернётся к обычной рутине, и ожиданию, как смертного часа, извещения о решении окружного суда.
Но сегодня она юна и влюблена, и этому никто не посмеет мешать.
Комментарий к XI - О беззаботном детстве
* - Lana Del Rey - Love
** - Jenna’s American Sex Star - реалити-шоу, идущее на американском платном телеканале Playboy TV. Его суть заключается в том, что в каждом эпизоде четыре участника соревнуются в умении показывать сексуальные представления.
*** - Берти и Эрни - (в русской версии Влас и Еник) — дуэт, появляющийся на протяжении всех сезонов детского телешоу «Улица Сезам».
**** - Шевалье (фр. chevalier — «едущий на лошади», то есть рыцарь, кавалер) — младший дворянский титул во Франции старого порядка. В Средние века словом шевалье (chevalier) во Франции называли рыцарей, особенно странствующих.
========== XII - О милосердии и страдании ==========
Отчаяние – последнее оружие, иногда приводящее к победе, как сказал Вергилий. Крайняя решимость идёт на крайние средства. Порою броситься в пучину смерти – это способ избежать крушения, и крышка гроба становится тогда спасительной доской. - Отверженные. Виктор Гюго
«Казнить нельзя помиловать».
(Запятую поставь сама).
Кейси была бы несправедлива к судьбе и нечестна сама с собой, если бы не признала, что целый месяц её жизни был абсолютно счастливым. Она будто поменялась жизнью с героиней любой мыльной мелодрамы.
Тридцать ночей её не преследовали кошмары с наступлением темноты. Тридцать изумительных вечеров, когда она могла растворяться в другом человеке, не прося ничего взамен.
Но за каждую счастья минуту нужно платить, и через месяц судьба предъявила счёт на круглую сумму.
Это было начало осени, осведомляющей, что с первыми похолоданиями всё изменится. Через три месяца по решению окружного суда Джон Кук получает досрочное освобождение, словно подарок к рождеству от Санта-Клауса, за то, что вёл себя хорошо последние семь лет.
Через два месяца заканчивается договор на аренду комнаты, после которого Кейси переедет в Сиэтл под покров штата Вашингтон, где уже присмотрела меблированную съемную комнату в Беллтауне, расположившуюся в старом здании. Единственной привлекательной и немаловажной деталью в выбранном жилище была низкая цена, будто сохранившаяся с 90-х годов.
Ей никогда не удавалось покинуть границы штата, но ещё в детстве над кроватью долгое время висела карта, усыпанная яркими флажками-кнопками на тех координатах, где обязательно должна оказаться Кейси, перед тем как забудется вечным сном.
Перспектива нахождения в трех тысячах миль от родственника прельщала куда больше, чем мысль об убийстве, которая посетила её при первом прочтении письма. Но Нью-Йорк и без этого стоял на костях, а руки были по локоть в крови. Жажда крови никогда не доводит до хорошего, о чём говорил пример отца Клэр.
Лучшим вариантом в данном случае Кейси считала прощение.
Её отец не хотел бы, чтобы дочь становилась убийцей родственника, и в отчаянной борьбе с желанием отомстить за испорченную жизнь брала верх сторона милосердия.
Казнить нельзя, помиловать.
Священнослужители сетуют в такой ситуации, что в судный день нам достанется от Всевышнего, и человеку нет нужды примерять на себя роль Господа, лишая жизни раба Божьего, пусть и виновного.
Кейси не была сторонником религии, но в отчаянии, как и было сотни лет до неё, искала спасение в Боге, ссылаясь на него во время своих поражений и забывая восхвалять его в часы побед.
Говорят, что, протягивая руку ближнему своему в дни сомнений, мы можем увидеть лицо Господа.
Каждый день она повторяла себе, что страдания привели к покою, а терпение в равной степени, как и рвение, вознаградится позднее. Подарить милосердие и шанс на исправление грехов тому, чьё сердце не знает пощады и доброты, было равносильно тому, чтобы поймать вора за руку, но позже отпустить, оставив перед его носом все ценные вещи.
Душа не предается отчаянию, не исчерпав всех иллюзий.*
В первый понедельник сентября Кейси, как и всегда, посещала Жаклин, приближавшуюся в своих фантазиях к убийству президента, не дожидаясь наступления ноября.
Вспоминая тот день, Кук задавалась вопросом, почему её не смутило отсутствие в комнате отдыха Люсиль, которая обязана была сменить утром другую девушку.
Перед каждой встречей её предупреждали о том, в каком настроении находится первая леди и какие темы лучше не затрагивать во время беседы, но сегодня не было ни дежурной медсестры, ни ветреной дочери главного врача.
Жаклин по обыкновению сидела за столом и что-то записывала, с силой вдавливая стержень в листок бумаги. Но сегодня её поза значительно отличалась от выправки, с которой раньше женщина подавала себя, держась, словно струна. Нога на ногу – дурной тон – и напряжённые мышцы спины.
- Доброе утро, миссис Кеннеди, - Кейси произнесла эти слова без капли насмешки, прощупывая почву в их беседе. Последнее время ей с лихвой хватало диссоциативного расстройства в жизни, но возможность покинуть свою старую подругу рассматривалась как предательство. Женщина никак не отреагировала, лишь ещё сильнее надавила кончиком ручки на разлинованный листок. – Жаклин?
Она тяжело вздохнула, будто бы эта ситуация довела её до сумасшествия, и с силой отбросила ручку, позволяя дешёвому пластику отскочить от стены и разлететься на несколько частей.
- Это. Уже. Не. Смешно, - отозвалась женщина, делая ударение на каждом слове.– Четвертый человек за день. Вы думаете, что если я нахожусь здесь, то не знаю, что сегодня не первое апреля, или у вас каждый день новая жертва?
Южный акцент и прищуренный взгляд в попытке разглядеть того, кто нарушил покой – подобное описание походило на третью личность в теле Жаклин – Джессалин.
Кейси никогда не общалась с последней, но читала описание, составленное лечащим психиатром. Джессалин была родом из Далласа, чем ещё больше нагнетала межличностный конфликт, и являлась одной из несдержанных личностей.