- Прежде чем я упаду. Лорен Оливер.
Кейси не везло оставаться по ту сторону баррикад среди тех, кто смеётся и подшучивает над чужими неурядицами. В младшей школе оскорбления почти не ощущались, а скорее походили на какую-то детскую шалость. По крайней мере, в этом были убеждены школьные психологи, работающие с трудными детьми после занятий.
Когда был жив отец, она не думала об этой категории своих одноклассников, в отличие от остальных детей, науськиваемых родителями против плохих ребят и хулиганов, из-за которых потом рейтинги по уровню алкоголизма, наркомании и смертности неумолимо ползут вверх.
Переступив черту и оставшись впервые после занятий, Кейси не чувствовала издевательств в собственный адрес. Ничто не смогло бы сравниться с домашним насилием.
Однажды в старшей школе, в десятом классе, стало известно, что девочку из седьмого изнасиловали, и несколько полицейских во главе с психологом собрали добрую половину учащихся в актовом зале, рассказывая о жертвах насилия и его последствиях.
Сердобольные одноклассницы то и дело вздыхали, в ужасе прикрывая рот ладонью, будто бы подавляли в себе крик. Кейси казалось, что сейчас, находясь среди этих людей, самое время поднять руку и признаться в том, что она тоже жертва, но страх окутывал её, завязываясь морским узлом внутри. Нет, она не посмеет. Руки сомкнулись на шрамах, твердящих, что за это дядя должен отбывать наказание, как и любой насильник.
- Ты в порядке? – шепнула одна из девушек, заметив, что их и без того странная одноклассница выглядела так, будто вот-вот разревётся.
Кук лишь кивнула, выпрямившись, но не убирая ладони с рубцов. До начала обучения в университете всего несколько лет, и затем она начнёт новую страницу жизни. В средней школе на профориентации Кейси писала о мечте получить бакалавра по психологии и помочь тем, кто сталкивался с насилием. Ей казалось, что, лишь пережив это на собственной шкуре, можно понять своего собеседника и подобрать необходимые слова взамен банального «Всё будет хорошо».
Но теперь меньше всего хотелось слышать чужую боль и вообще думать о том, что кому-то может быть хуже нее. Кто выслушает её? Избалованный и обиженный ребенок кричал внутри неё, заглушая здравый смысл. Отец говорил всегда быть хорошей девочкой, не держа в своём сердце зла, и верить, что всё обязательно вернется обидчику, а самые близкие люди в жизни – наша семья.
«Как тебе такой исход событий, папа?»
Кейси не знала, куда вылить ушат собственных переживаний, разными голосами звучавшими в её сознании. В последние месяцы в старшей школе она стала отверженной, юродивой. На нее смотрели с жалостью, а родители Марши и Клэр прожигали взглядом.
«Нам жаль, что тебе выпало столько испытаний».
«Нам жаль, что это не ты умерла в подвале».
«Почему умерла наша дочь, а не ты?»
«Если бы ты умерла, никто бы не заметил».
Мечты о получении бакалавра психолога были стёрты из сознания, и на смену им пришли мысли о том, что не нужно получать образования вовсе. Её принимали в городской колледж Нью-Йорка, обещая стипендию на выбранном курсе. Бумажное письмо, когда-то служившее маяком в ночи и единственной надеждой на спасение, отправилось в урну, но уже спустя пять минут вернулось обратно в ящик стола.
Кейси прекрасно осознавала, что если сейчас пустит все по течению, то вряд ли вернётся в стены учебных заведений. Она уже не сможет перейти эту черту.
После того как отчий дом был продан, а деньги теперь принадлежали ей, она, несмотря на столь юный возраст, могла смело назвать себя хозяйкой собственной жизни. Маленькая комната с общей душевой в старом пансионе, который вот-вот будет лидировать в списках под снос, стала её последним пристанищем. Кук нравилось разное окружение, ведь теперь рядом с ней жила семейная пара беженцев из Испании, а этажом выше – милая старушка, за которой часто приезжали внуки, а ещё – виолончелистка в самом конце коридора, начинающая репетировать в десять утра каждого дня, за исключением воскресенья, когда она, как и многие жильцы, уходила в церковь.
Одним из главных преимуществ нового жилья был тот факт, что никто не знал её и не интересовался появлением нового лица. Лишь соседка снизу – вдова банкира явилась в первый же день, погрозив пальцем, что не потерпит громких звуков, как раньше.
С наступлением осеннего семестра в колледже, как и в школе, ситуация не улучшилась, разве что появилась единственная подруга из класса искусств, слывшая чёрной овцой на своем курсе. Элизабет и Кейси вместе посещали лекции по английской литературе и иногда прогуливались в центральном парке, почти не разговаривая.
Каждый имеет свой скелет в шкафу.
Кейси хранила свой секрет, назвав шрамы на теле “самоповреждением в подростковый период”, столкнувшись с непонимающим взглядом однокурсниц в раздевалке.
Никто не вспомнил её лицо, которое всего несколько месяцев назад мелькало в экстренных новостях, как и никто не помнил о человеке, держащем девушек в заточении. В крупном городе слишком много плохого происходит каждый день. Никому нет дела до событий полугодичной давности.
Спасение утопающих – дело рук самих утопающих.
Кейси злилась на саму себя, не оправдывая надежд пятилетней давности. Она сторонилась ото всех, предпочитая шумные студенческие вечеринки ночным посиделкам в одиночестве, и замыкалась в себе снова и снова, игнорируя звонки из реабилитационного центра и плановое посещение психолога.
Апатия сменялась агрессией.
***
Всё изменилось с того момента, когда личности Кевина вновь появились в её жизни, как недостающая деталь пазла, которую она уже отчаялась найти, помогая ощутить себя цельной, но уязвимой, как и всегда. Кейси уже не казалось странным различать Патрицию, Хедвига, Джейд, Барри или Денниса.
Как она раньше могла думать, что это один человек?
Джейд, не умолкая твердила о диабете, Барри – о новых коллекциях, в то время как орда держалась в стороне. Кроме Хедвига, которого мало волновало происходящее и забавляло похищение света. Кейси несколько раз даже представляла глупые картины, в которых маленький мальчик бегал от взрослого мужчины по комнате, победоносно размахивая «светом».
Хедвиг был обречен остаться навсегда девятилетним ребенком. Непоседливым от природы, немного опечаленным собственными проступками, но искренне удивляющимся и радующимся самым банальным вещам, как отсутствие обеда, взамен которого был куплен хот-дог, или поглощение сахарной ваты в парке, сопровождаемое облизыванием сахара с пальцев, доводящее Денниса до белого каления.
Кейси завидовала этой беспечности, которой была лишена в свое время, но предпочла бы смерть возвращению в детство.
В пятницу ей повезло оказаться за столом с Джейд, которая с упоением рассматривала свежий выпуск глянца, заботливо принесённого Кук. Она часто приходила под конец недели, проводя свои выходные в компании человека с диссоциативным расстройством личности.
- Детка, думаю, тебе бы прекрасно подошел этот цвет, - сознанием завладел Барри, с видом знатока, переводивший взгляд с девушки с обложки на сидящую рядом Кейси, которую он считал своей натурщицей. – Какая прелесть эти маленькие пробники!
Снова Джейд.
С аккуратностью Денниса, она отлепила от страницы конвертик саше Диор, вертя его в руках. Оказалось, что у одной из личностей аллергия на любую парфюмерную воду, и наслаждаться ароматом предстояло одной Кейси.
“Тяжелый и сугубо женский. Отлично бы подошел Патриции.”
- Какая безвкусица! – вновь возмущается Барри, осматривая короткий топ на идеальной, по мнению Кук, девушке. Она вольна оголять любую часть тела, не пряча рубцы под широкими джинсами и несколькими рубашками. – Отказываюсь понимать, как это можно надеть и сфотографировать!
Его возмущению нет предела и, позабыв об инъекциях Джейд, он хватается за эскизы, любуясь собственными творениями.
- Твои работы намного лучше, - ободряюще произносит Кейси. Право говорить все чаще принадлежало двадцати трем личностям, чем ей. Никто не пытался заткнуть её или переговорить (кроме Хедвига), но привычка слушать закрепилась за долгие годы одиночества.
Барри щелкает пальцами, (ничуть не смущаясь того, что облачен в женскую одежду), будто бы его осенила какая-то блестящая идея, и принимается выбрасывать из коробки у стола несколько платьев, видимо, сшитых со скуки.
- Примерь-ка новый наряд, - он протягивает ей белое платье-футляр с иллюзией болеро и отбрасывает надоевшую рубашку в клетку в сторону. – Намного лучше!
Он восторжен и от переполняемых эмоций ощущает себя Пигмалионом*, создавшим из кости нечто прекрасное.
Взгляд Кейси скользит по низу живота в поисках шрамов, которые должны быть видны сквозь ткань. Должны, но не видны. Плотный неопрен будто был создан для неё.
С первыми холодами Патриция отдаёт одну из своих накидок, твердя, что юным леди несвойственно ходить в грубых, пусть и греющих свитерах. От синтетического палантина было мало толка, но когда ноябрьский ветер проникал даже в душные аудитории, Кейси нравилось утыкаться носом в него, ощущая знакомый запах.
Несмотря на то, что ни одна из личностей не пользовалась какой-то парфюмерией, каждая имела свой особенный запах. С закрытыми глазами Кук без особого труда смогла бы определить, какая из вещей принадлежит Джейд, а какая –Патриции.
- Забрала у своей бабули? – отпускает едкий комментарий Аманда – королева пчел на её курсе.
Через неделю она нарочито делает бросающуюся в глаза зацепку.
«Может, тогда ты избавишься от этой рухляди?»
«Ты скоро начнёшь пахнуть, как в доме престарелых».
С последнего комментария все присутствующие засмеялась, а Кейси задалась вопросом, откуда Аманда знает, как пахнут старики.
Патриция никак не реагирует на испорченную вещь, которая для неё в глубине души была одной из любимых. Барри продолжает заставлять её примерять новые платья, сшитые для его Галатеи*, а Джейд вновь жалуется на инъекции.
В пятницу Кейси впервые изменяет традиции проводить вечер в подвале за просмотром эскизов и соглашается остаться на ночь ради творческого проекта с Элизабет. Это отличалось от представления о ночных посиделках двух подруг, которое навязывалось подростковыми комедиями. Две девушки молча делали заметки, пересматривая фрагменты немого кино при помощи старого проектора и описывая чувства, переполняющие героев, опираясь на их мимику. Последним фильмом в коллекции Элизабет был «Пристани Нью-Йорка».**
После бессонной ночи (Кейси боялась закричать во сне) ранним субботним утром за чашкой кофе в ближайшем кафе дорожка ненавязчивых видеоклипов, служивших музыкальным сопровождением, прервалась экстренными новостями. Изуродованное тело студентки было найдено на берегу Гудзон.
«По следам увечий можно определить, что следы зубов принадлежат крупному животному».
Кейси кажется, что всем своим видом она выдаёт причастность к этому происшествию, несмотря на железное алиби в лице Элизабет.
- Думаю, что скоро нужно будет получить лицензию на оружие, - в шутку произносит та, мысленно сокрушаясь, что вернулась к чёрному неуместному юмору. – Койоты совсем обезумели.
«Личность убитой установлена – тело принадлежит студентке Нью-Йоркского колледжа Аманде…»
- Она, кажется, твоей однокурсницей была, да? - снова вставляет неуместную реплику Элизабет.
Дальше Кейси не слушает и, ссылаясь на головную боль после бессонной ночи, как можно быстрее пытается скрыться от чужих глаз. Ей кажется, что все подозревают её и упрекают за порочную связь с убийцей.
Он снова убил, хоть Барри обещал, что они будут сдерживать зверя, насколько хватит сил и существование двадцать четвертой личности никого не побеспокоит и никому не причинит вреда.
Соседи в пансионе обеспокоены, и на общей кухне не стихают разговоры о том, что власти не следят за безопасностью в городе, пуская все на самотёк.
Кейси запирается в ванной комнате, что-то крикнув о том, что пришла её очередь, и несколько минут обильно растирает тело щёткой. Она уверена, что вся покрыта грязью, а на лбу сияет клеймо жертвы. Белая чувствительная кожа покрывается алыми пятнами, старые шрамы зудят от очередного грубого прикосновения. Попытки продолжить сдирать с себя кожу прекращаются стуком в дверь от соседки, возмущающейся, что на её стенах уже выступил конденсат и всем хочется принять душ.
Кейси не затрудняет себя в выборе одежды и наспех расчесывает пальцами влажные волосы. Она намерена прекратить кровопролитие. Если зверь вновь завладел сознанием, то необходимо пристрелить его, хотя бы попытаться.
Зверь – это не Кевин и не одна из его личностей, которые были так добры к ней в последнее время.
Полиция, как сонная муха, слоняется по городу, даже не проверяя документы. Крупный город потрясен столь зверским убийством, и следователь уверен, что ко всему причастен тот же псих, что уже орудовал в Чикаго две недели назад. Провести параллели с убийствами почти двухлетней давности никому не пришло в голову, а те, кому и показалась эта версия рациональной, были не услышаны.
«Доверьтесь профессионалам. Скоро мы поймаем Чикагского Потрошителя, и дело с концом»
Патриция предусмотрительно вскипятила чайник, зная, что после утренних новостей следует ждать гостей, но уступила свою очередь во владении сознанием Деннису.
«Надеюсь, тебе есть, что сказать в свое оправдание», - укорительно раздался в голове голос Патриции.
«Наша первостепенная задача – защищать Кевина, а не девчонку», - вторили остальные личности.
Деннис напряженно потёр виски, стараясь унять мигрени, вызванные этим шумом. Он жалел, что не мог заглушить бесконечную беседу одним обезболивающим, как это было у остальных людей… Нормальных людей.
- Не обязательно убивать нечестивых дев, которые учатся со мной на одном курсе, - с порога скороговоркой произнесла Кейси, отбросив нормы приличия. Она повторяла эту фразу в голове всю дорогу, хоть первая вспышка гнева уже давно утихла. Нужно быть абсолютно бесстрашной или обезумевшей, чтобы бросать вызов тому, кто в несколько раз физически сильнее тебя.
- Она это заслужила, - он развернулся к ней на каблуках. – На тебя никто не выйдет.
Перед Кейси сейчас был Деннис, сложивший руки, разъеденные отбеливателем, на груди. Избавляться от испачканной одежды было неразумно, но если кровь не отстирать сразу, то позже это будет и вовсе невозможно. Дело совсем не в ОКР.
- Вы обещали, что зверь больше не убьет, - Кейси непреклонна и настроена решительно. – Почему нельзя было выследить кого-то другого?
- Она представляла угрозу, - Деннис жестом предлагает сесть (влияние Патриции, возмущенной тем, что он ведёт беседу, словно невежда).
Угрозу? Аманда, возможно, и была главной в улье глупых девушек, но жестокой и расчетливой её нельзя было назвать. Она не могла и не стала бы выслеживать Кейси, чтобы пожаловаться в полицию, заподозрив что-то неладное. Или могла?
- Если дело все в зацепке на одежде…
- Они собирались издеваться над тобой и уже делали это раньше.
Конечно, Деннис не поверил в то, что она ударилась виском сама. История о том, что ночью не вписалась в дверной косяк, могла бы убедить разве что Хедвига, но точно не его. Кейси тяжело выдыхает, принимая приглашение сесть рядом.
- И всё же, - не унимается она. – Вы обещали, что будете сдерживать зверя, несмотря на его мощь.
- Я убил её, - Деннис, смотрящий всё время перед собой, переводит взгляд на Кейси, наслаждаясь, как в ужасе расширяются её зрачки. Теперь она чувствует и его мощь. – Не зверь.
Кейси несколько раз отрицательно мотает головой не желая воспринимать эту информацию.
Он не мог убить, но убил, и ради чего?
«Ради тебя», - шепчет сознание, и внутри будто разливается тепло, как после выпитого горячего молока. Мысль о собственной важности сладко греет душу.
- Спасибо, - спустя продолжительное молчание произносит она, прикасаясь к разъеденной до крови коже пальцев.
Безусловно, это не самый лучший поступок, который стоит поощрять, но, кажется, в средние века это называлось отстоять честь своей дамы.
Пусть и не самым гуманным способом.