Отрицание.
Работу над книгой пришлось остановить, как только Розамунд из Балтимора отправила рекомендательное письмо на кафедру детской психологии. Кейси не могла назвать себя любителем детей, возможно, припоминая собственное отвратительное детство, но ей нравилось видеть их маленькие шаги к успеху, и возможно, им удастся жить полноценной жизнью.
Она продолжала посещать Жаклин, которая боялась не успеть заслонить собою Джека, говоря, что синоптики передают дожди в Далласе. Лечащий врач говорил, что, как только в её фантазиях убьют Кеннеди, она впадет в депрессию, а через полгода снова будет рассказывать об их браке и первой встрече.
При посещении Жаклин двадцать второго ноября Кейси застала ее рыдающей и сокрушающейся, что она вновь не успела спасти его, потеряв навсегда.
- Я больше не первая леди, - повторяла Жаклин, периодически всхлипывая на плече Кейси. – Я потеряла его. Я не успела сказать, что люблю его.
На последних словах она посмотрела в глаза Кук и, обхватив её лицо дрожащими ладонями, прошептала: “Ты не должна повторить моей ошибки”.
До декабря Жаклин рассказывала всю биографию своего покойного мужа, чем порядком утомила всех сиделок и медсестер, а потом стала угасать, проводя часы в молчании. Врачи говорили, что так было и в прошлый раз, не придавая значения причудам больной.
- Мой муж был великим человеком, а еще прекрасным отцом.
Она верила в ту сказку, которое рисовало ее воображение, и когда сознание заменялось Джоан – учителем французского, история о “Камелоте” повторялась, но на другом языке.
В четвертый год Элизабет случайно познакомила её с любителем кинематографа со своего курса – Люком. Он был славный малый, цитирующий Шекспира и говорящий об искусстве ровно столько, сколько длилась беседа. Они были хорошими друзьями ровно до того момента, как Люк, насмотревшись фильмов тридцатых годов, сделал ей предложение, стоя на одном колене и зачитывая по памяти 147 сонет:
«Любовь - недуг. Моя душа больна
Томительной, неутолимой жаждой».
Он читал с чувством, питая эти строки всей страстностью, что жила в его сердце.
С самого начала Люк находил в её задумчивости, молчаливости, скромности качества настоящей леди, которые, несомненно, украшали и добавляли её образу с десяток очков.
И пусть она не вышла лицом, но была начитанной, а ему нравились умные девушки.
Кейси ответила обнадеживающим «Мне нужно время», восхищая его своей старомодностью. Тяготящим, как кандалы, напоминанием о предложении служило кольцо на ее безымянном пальце.
Он не был лучшим кандидатом на роль супруга, но разве человек с двадцатью четырьмя личностями был бы лучше?
Кук оставила последнее слово за собой не для того, чтобы возлюбить ущербным сердцем своим возможного мужа. За пять лет она не теряла надежды, что Кевин оставит хоть какой-то намёк на то, что с ним всё в порядке.
Кейси вела размеренную жизнь обычной двадцатичетырехлетней девушки. Ходила в кино, по магазинам и на свидания, которые почти всегда оканчивались её побегом. Серость, серость и еще раз серость.
Никаких скептических высказываний Денниса, детской восторженности Хедвига и многосерийных сериалов Патриции, просмотр которых сопровождался критикой костюмов от Барри и причитанием об инъекциях Джейд.
Представляя всю дальнейшую жизнь в потоке рутины, Кейси хотела взвыть волком, сдирая с себя шкуру. Навязчивость Люка, который всегда целовал руку при встрече, не разнимая пальцев после, преследовала её по пятам.
Она видела его гордыню, тщеславие и любвеобильность, тщательно скрываемую нелепыми отмазками о романтичности духа. Его убеждённость в правильности собственных суждений порой доходила до абсурда. Люк был резок и любил охоту, часто рассказывая не без фальши и преувеличений, как отстреливал дичь на канадской границе.
«До тех пор, пока лев не расскажет свою версию, рассказ об охоте всегда будет прославлять охотника».
Надежный ли бы он был человек? - Нет. Любила ли Кейси его так, как он воспевал её? - Нет.
Элизабет не считала нужным навязывать женитьбу, когда сама вовсе от этого открестилась, надев венец безбрачия, и была убеждена, что этот брак если и просуществует, то лишь благодаря бытовому стокгольмскому синдрому, который непременно разовьется у её эмоциональной подруги.
Люк подавит её своим авторитетом, и пусть он не заправский мерзавец, но и не безнадежный романтик, каким сам себя считал.
Кейси не доверяла ему и не рассказала о возникновении шрамов, а ещё о том, почему своей лучшей подругой считала Жаклин. Её черновики он считал исключительно плодом воображения и влиянием продолжительных семинаров по психологии, которые Кук продолжала посещать после окончания колледжа.
***
- Может, у кого-нибудь имеются вопросы?
Студенты и вольные слушатели публичной библиотеки Нью-Йорка зашелестели листками, переглядываясь.
У Кейси всегда был один и тот же вопрос, который она спрашивала у каждого профессора или лектора. После непродолжительной заминки она подняла руку, привлекая к себе внимание окружающих наполовину удалившихся из аудитории.
- Да, мисс.
- Доктор Риверс, что аморального в стокгольмском синдроме?
По залу пробежался шепот, десятки пар глаз неприлично уставились на неё, и девушка уже несколько раз про себя пожалела, что подняла эту скользкую тему вслух, чувствуя, как кровь приливает к щекам.
- Всё, - простодушно отозвался он. – И ничего одновременно, мисс. Наше зрительное (эмоциональное) и кожное (мазохистское) наполнение векторов сосредотачивается на единственном человеке, с которым мы контактируем. Можете задержаться, если хотите выслушать моё мнение на этот счёт.
Ряды аудитории, как по щелчку стремительно пустели, оставляя их наедине.
- Доктор Риверс, как вы на самом деле относитесь к стокгольмскому синдрому?
- Я никак не отношусь к этому, а вы? Вас что-то беспокоит, не так ли?
Кейси не знала, как начать заготовленную заранее для всех историю. Она списывала все на своих немногочисленных пациентов, приписывая половину Жаклин, которая последнее время и вовсе угасла, постоянно теряя нить реальности.
- Моя пациентка – жертва насилия, но она дважды столкнулась с этим, и впоследствии вернулась ко второму человеку, держащему её когда-то в заложниках в подвале, и как вы думаете, это аморально?
- Если бы не ваш столь юный возраст, то я бы подумал, что мы говорим о Наташе Кампуш.* Наши привязанности - естественное внутреннее стремление ощущать безопасность и защищенность, даже в самых жестких условиях, а иногда и используя создателя этих условий. Ваша пациентка контактировала только с насильником по возвращении в тот подвал?
- Нет, она тесно общалась с окружающими, - слишком уверенно произнесла Кейси, но испугавшись, что сразу же обнаружит себя, добавила, - Насколько мне это известно.
- В таком случае, - мужчина обогнул трибуну, забирая со стола собственный кейс. – Это исключительно личные симпатии, которые вряд ли были взаимными.
- Но, доктор Риверс, он очень хорошо относился к ней и беспокоился о её безопасности.
- В вас говорит стокгольмский синдром: вера в любовь и исправление, моя дорогая. Посудите сами, зачем человеку с нестабильной психикой испытывать какие-то светлые чувства к своей жертве? Он пытался обезопасить себя, а не её. Ваша пациентка пытается оправдать насильника, а вы ей вторите, потому что видите какие-то невиданные причины, почему он стал таким, опираясь на рассказы влюбленной женщины. Пережив первое насилие, она ищет в нем защиту как в мужчине, стараясь сохранить собственную шкуру, простите за прямолинейность.
- Считаете, что у неё нет ни единой надежды на то, чтобы обрести с ним счастье?
- Моя дорогая, - доктор Риверс подошел вплотную, похлопав утешительно по плечу. – Мой вам совет - выбросьте из головы все романы о любви и обратитесь к хорошему психологу и пациентам его посоветуйте.
Хорошему психологу самому требуется психолог.
Она вышла из библиотеки одной из последних, задержавшись у книг по психологии, которые уже дважды записывались каллиграфическим почерком в табель на её имя. Желание выплакаться и вновь написать на заполненную до лимита почту Денниса достигло предела. По-хорошему, ей нужно было выбросить его из головы вместе со всеми воспоминаниями, но память вновь чертила таблицу хороших событий жизни, где Кевин Вэнделл Крамб занимал большую часть листа.
- О, Кейси, - раздалось над ухом. – «Твоя душа противится свиданьям, но ты скажи ей, как меня зовут. Меня прозвали «волей» иль «желаньем», а воле есть в любой душе приют». **
Тяжелая ладонь Люка упала на плечо, сокращая между ними расстояние до минимума.
- Я же просила не пугать меня так, - Кейси чувствует себя неловко каждый раз, когда он поджидал её где-то, словно вор в переулке. Слежка от Денниса была в разы приятнее и не настолько нарушающая границы личного пространства.
- Поужинаем? – он больно сжимает плечо, прислоняясь губами к её виску. – Можно, посмотреть фильм какой-нибудь незамысловатый.
Перспектива и без того испорченного вечера омрачает всё. Кейси мимолетно смотрит на укоризненно блестевшее кольцо в лучах уходящего солнца. Она боялась расторгнуть мнимую помолвку и боялась нового преследования с целью получения ответов.
Теперь ей со всем предстояло управляться одной.
- Я не очень хорошо чувствую себя, - для достоверности девушка приложила пальцы к виску. – Голова болит. Завтра увидимся.
Люк смерил её сочувствующим взглядом сверху вниз, будто считая, стоит ли вся игра свеч и зазубривания глупых сонетов, если ее скованность порой переходила все границы.
- Я закажу пиццу и выгоню младшую сестру из дома. Звездные войны или Гарри Поттер?
От упоминания последнего фильма внутри все будто рухнуло, и под обломками оказалась именно она, а не кто-то еще. Какое-то чувство собственника кольнуло под ребрами. Это их маленькое воспоминание, не его.
- Прекрасно, - Кейси постаралась произнести как можно восторженней. – Всегда мечтала посмотреть Звездные войны. Увидимся.
- Не знаю я, как шествуют богини, но милая ступает по земле.***
Она смущенно улыбнулась, позволив себе оставить короткий поцелуй на его губах и сразу же удалиться.
Ему стоило больших усилий, чтобы не дернуть её за руку и не углубить поцелуй, но каждый раз что-то его сдерживало, оставляя после горькой встречи сладкое послевкусие, как если бы она была крепким черным чаем с ложкой меда.
“Твоя ль душа приходит в тишине
Мои дела и помыслы проверить,
Всю ложь и праздность обличить во мне,
Всю жизнь мою, как свой удел, измерить?
Я не могу забыться сном, пока
Ты - от меня вдали - к другим близка.”
61 сонет. Шекспир
Комментарий к VII - О самозванцах
*Наташа Мария Кампуш - австрийская телеведущая, известная своим похищением, совершённым бывшим техником Вольфгангом Приклопилем, в плену у которого она провела более восьми лет. В газетах высказывалось предположение, что Кампуш страдает стокгольмским синдромом, который она отрицает. В документальном фильме «Наташа Кампуш: 3096 дней в плену» она сказала, что сочувствует своему похитителю. По словам полиции, Кампуш «безудержно плакала», когда узнала, что Приклопиль мёртв, и поставила ему свечку.
**Строки из 136 сонета
***130 сонет
**** Прототипом к омп послужил персонаж Люка Эванса - Гастон (Красавица и чудовище).
========== VIII - О надежде, не оставляющей тех, кто ищет ==========
Ты мне нравишься больше, чем способны выразить слова, но я не поддамся сладкой сентиментальности и этой пикировкой не подпущу тебя к краю пропасти, а кроме того, парируя твои выпады, сохраню между нами расстояние, наилучшее для нашей взаимной пользы.
Джейн Эйр. Шарлотта Бронте
Тонкая линия света проникала в комнату сквозь приоткрытую дверь.
Кейси была уверена, что закрывала её, как и всегда в тщетной попытке остаться один на один со своими мыслями и переживаниями.
Будучи всё ещё на тонкой границе между сном и реальностью она чувствовала, как чья-то рука прижимала её к себе, а горячее дыхание обжигало затылок. Странное и такое далекое ощущение тепла человеческого тела рядом с собой. Последний раз ей доводилось столкнуться с этим в дни своего заточения.
Полоска света становится ярче, и Кейси переполняет необъяснимое желание скорее избавиться от неё, вновь погрузить комнату во тьму, которая намного приятнее глазу. В темноте все рефлексы обостряются и всё воспринимается иначе.
Она делает попытку подняться, опираясь на локоть, но безуспешно.
- Зачем ты солгала про мисс Патрицию?
Что?
Странная игра сломанного воображения, как и раньше, безжалостной волной относит в прошлое. Или тот разговор ей приснился? Но если даже и так, то почему всё начинается в точности, как тогда? Череда вопросов выстроилась в ряд в ожидании ответа.
- Лгать нехорошо.
Она не успевает возразить или произнести уготовленные сценарием слова извинения, как оказывается перевернутой на спину. Грубо? Скорее, неожиданно. В прошлый раз (а был ли он?) Хедвиг предложил рассказать про мистера Денниса и мисс Патрицию, а ещё о своей суперсиле, суть которой заключалась во владении сознанием.
В темноте, разбавляемой тонкой линией света, Кейси различает черты Денниса, который явно не настроен говорить о любви к рубашкам или к самому себе.
Наверное, стоило извиниться, испугаться или оттолкнуть его, когда он практически нависал над ней, вдавливая в кровать своим весом. Но единственный страх, который промелькнул в сознании – проснуться, хоть сознание и кричало разве что не в рупор, что в реальности это не может происходить.
Слишком мягкая и приятная глазу картинка, с которой не хотелось прощаться, и свет, проникающий из коридора пансиона, никак не вписывался в обстановку подвала.
- Прости меня, - она решается произнести свою прошлую реплику, ожидая того, что будет дальше.
Возможно, Деннис придерётся к беспорядку, посеревшей от неудачной стирки футболке или к тому, что дверь по-прежнему была открыта.
Хедвиг спрашивал, может ли он поцеловать ее, оправдываясь, что первоначальной целью была темная девочка.
Деннису не нужны пустые разговоры и разрешение, её ответ бы не повлиял ни на что. Поцелуй можно было бы сравнить с укусом, слишком страстно, непривычно и мокро, будто бы в первый раз. В случае с Хедвигом всё было неловко и неумело.
Страх, что придется проснуться, уступил низменному желанию и потребности, которая казалось, умерла в ней ещё десять лет назад.
Дрожащими от напряжения руками Кейси на ощупь пыталась расстегнуть пуговицы на его рубашке, то и дело бросая это занятие, прикасаясь кончиками пальцев к рельефной шее. Деннис, в отличие от неё, никогда не бросает дело на половине пути, доводя всё до конца. Горячая ладонь, что еще недавно покоилась на кровати, проскользнула под футболку, мягко прикасаясь к шрамам и сжимаясь на ребрах.
Разорвав поцелуй, она жадно пыталась проглотить воздух, чувствуя, как испарина выступила по всему телу, а щеки приобрели пунцовый оттенок. Его выдержке и устойчивому дыханию можно было позавидовать, но состояние возбужденности выдавал стук быстро бьющегося сердца.
- Я чертовски хочу разорвать тебя на куски, - Деннис практически рычит, произнося эти слова снова и снова, выделяя каждое по отдельности.
Когти зверя впиваются под ребра, срывая с губ Кейси протяжный стон.
«Проснись», - нежно, протяжно и будто на распев раздаётся прямо над ухом, а затем сопровождается глухим стуком.
Резко дернувшись, Кейси просыпается в согнутом состоянии за столом. Мышцы от неудобной позы затекли, а за стенкой раздавалась заставка шоу «Доброе утро, Америка», которое начинается ровно в семь часов утра. Учитывая, что сегодня суббота, это казалось как минимум странным. Стук объяснялся топотом соседей за стенкой, которые по утрам были еще эмоциональнее, чем в остальные часы.
Кук не помнит, как ей удалось уснуть за рабочим столом и не разлить чашку с остатками недопитого кофе на себя. Экран ноутбука, всё ещё заряжающегося от сети, показал черновик сообщения, которое она так и не дописала для Денниса.