Ночью, поддавшись явной ностальгии, Кейси долго перечитывала первые электронные письма, написанные под впечатлением ночного убийства и их прощания. Не ограничивая себя одними “мейлами”, были перечитаны и наброски к книге, хранящие подробное описание того дня, когда она осталась одна в комнате, а через пару часов проснулась с Хедвигом.
От мысли о ночных сновидениях становится не по себе.
Она не впервые контактирует с кем-либо из личностей во сне, позволяя тёмным фантазиям вырваться наружу, компенсируя длительное отсутствие общения в реальности. Время, которое должно было сгладить все острые углы в воспоминаниях, делая их отголоском прошлого, будто специально лишь усиливало былую привязанность.
Сложнее всего смириться с тем, что всё пропало. Как и при смерти отца, Кейси казалось, что происходящее – сугубо её вина и неумение защищать близких людей. В детстве всегда кажется, что будешь жить вечно, а кошмары развеются, когда небо озарит солнечный луч.
Детство — это королевство, где никто не умирает.*
***
На станции Лоример в Бруклине Кейси часто слышала игру музыкантов, зарабатывающих своим талантом. Люди любили эти музыкальные паузы, которые отвлекали от мрачных мыслей, нагоняемых действительностью. Но сейчас меланхоличная музыка, разливающаяся по всем смежным вагонам, давала обратный эффект, ещё больше вгоняя окружающих в тоску.
«… They say that the world was built for two
Говорят, мир был создан для нас двоих,
Only worth living if somebody is loving you
Жить стоит, лишь когда тебя кто-то любит…»**
Изнеможённые, как сонные мухи, пепельно-серые люди заходили в вагон и через несколько станций выходили, а на их место возвращались другие. Молодые и амбициозные, беженцы и коренные жители, мигранты и простые туристы - они становились лишь пятном лиц, которое Кейси видела изо дня в день, из недели в неделю, из года в год на протяжении пяти лет.
Первую половину дня было решено посвятить встрече с Жаклин, которой, по подсчетам врачей, должно было стать лучше, а затем следовало набраться терпения и пережить три часа вечера за просмотром фильма.
«Куда смотрит полиция, позволяя психам разгуливать по улице», - донеслось от тучной женщины, перешедшей с конца вагона. Она придерживала своего сына за плечи, как будто защищая от угроз внешнего мира.
Посмотрев по сторонам, Кейси попыталась понять, кому предназначались эти слова, но безрезультатно. Поезд остановился на пересадочном узле Мертл-авеню — Уайкофф-авеню. Толпа хлынула в вагон, и поиски стали бесполезны. Вероятность, что этот человек не сменил линию Канарси на Мертл-авеню, была приближена к нулевой отметке.
- Поприветствуй миссис Кеннеди, - шепнула медсестра, стоило Кейси появиться на пороге палаты Жаклин. – В этот раз на несколько недель раньше.
Жаклин беспокойно ходила по комнате в одном из лучших платьев от Барри, которое Кейси радушно передарила ей. Будучи самой молодой первой леди из двадцати девяти ранее занимавших белый дом, она чувствовала, как все без исключения принимают ее за тщеславную расточительницу средств, как в своё время Марию-Антуанетту, и ожидают, когда она поднимется на эшафот.
- Доброе утро, миссис Кеннеди, - Кейси поклонилась, вспоминая, как когда-то подстраивалась под общение с Хедвигом. Мысли о ночи вновь дали о себе знать.
- О, моя милая, я так рада, что ты зашла! – Жаклин прекратила свои беспочвенные терзания, учтиво предлагая присесть за стол. – Я так волнуюсь перед экскурсией по Белому дому. С тех пор, как Джек стал президентом, я почти всегда должна держать себя в руках, ведь первая леди - пример для подражания. А ещё нужно следить за восстановлением исторической стороны нашего нынешнего жилища.
Женщина протянула несколько изрядно засаленных пальцами глянцевых фотографий интерьера Белого дома, которые тщательно хранила от посторонних глаз.
- Вы справитесь и покажете этим людям, какой вклад вы внесли.
Лицо Жаклин преобразилось в расслабленной улыбке. Чужие слова чаще вселяли в неё надежду, чем то, что она видела собственными глазами.
- Ты чем-то обеспокоена, Кейси? – она слегка сжала ее руку в дружеском жесте. – Ты не должна мне завидовать и скрывать свои переживания. Я хочу знать, что волнует жителей этой великой страны. Это моя обязанность.
Жаклин верила в то, что говорила, и эта вера губила её.
Некоторые психологи и психиатры, включая её лечащего врача, считали, что диссоциативное расстройство идентичности в случае Жаклин Розенберг имеет ятрогенный или надуманный характер. Когда-то она услышала от матери, что её назвали в честь сороковой первой леди, а потом кто-то назвал её другим именем, и она поверила, что в ней живет кто-то еще, например, Джеки Кеннеди.
Глубина психоза состояла в непринятии реальности, где ей выпала роль педагога в младших классах, отразившаяся в Джоан. Её мучила депрессия и панические атаки, вызванные страхом смерти, забравшимся глубоко под кожу и пустившим свои корни.
- Просто неприятный разговор с психологом. Пустяки.
- Все психологи, за исключением тебя, просто ненормальные, - поспешила заверить женщина. – Когда я думаю о том, что мне пришлось бы находиться в их обществе двадцать четыре часа в сутки, мне откровенно страшно. Что они наговорили тебе?
- У меня стокгольмский синдром, - честно призналась Кук, перехватывая взгляд медсестры, оповещающей, что через пятнадцать минут Жаклин вколют транквилизатор. Ежедневная процедура, превращающая подвижного человека в самый настоящий овощ, не имеющего ничего общего с жизнью, бурлящей в каждом из нас.
- Не верь в то, что тебе говорят.
Легко утверждать, будучи пациентом психиатрической клиники.
- Миссис Кеннеди, - не скрывая комичности ситуации и иронии в голосе, отозвалась Люсиль, занося капельницу. – Вам нужно выспаться перед проведением экскурсии. Вы же не хотите, чтобы публика запомнила первую леди с кругами под глазами?
- Да-да, верно, - немного смутившись, согласилась Жаклин, возвращаясь на кровать. – Я в последнее время так плохо сплю. Джек говорит, это нервное.
Она рефлекторно дернулась, прикрывая глаза, когда игла катетера вошла в вену.
- Кейси, - сдавленным голосом произнесла женщина, как только Люсиль установила капельницу. – Кейси, подойди ко мне.
Кук повиновалась, оказываясь подле неё. Чувство жалости к Кевину, переполнявшее её, не было столь же сильным по отношению к Жаклин, но лишь на минуту представляя, что любящая жена видит смерть мужа в своей голове снова и снова, Кейси переносила это на себя. Смогла ли она смотреть, как в Денниса стреляют?
Смогла ли она просыпаться каждое утро на протяжении нескольких месяцев с этой мыслью?
- Кейси, я потерялась, - прошептала Жаклин, хватая ее руку, как спасительную соломинку. - Я не могу понять, что настоящее, а что….
Она хотела сказать что-то еще, но язык и сознание больше не слушались. Её беспомощный и в то же время обезумевший взгляд бегал по лицу Кейси в поиске ответов на такие простые и одновременно сложные для восприятия вопросы: «Что было спектаклем? Что было реальностью?»
- Пойдем, - Люсиль похлопала Кук по плечу. – Леди нужен отдых. Может, чаю?
- Кофе. Без сахара.
Люсиль было меньше двадцати одного, и здесь она даже не считалась за медперсонал. Её родственники были высококвалифицированными специалистами в области клинической психологии, и её нахождение здесь было предписано с рождения. Она была молода и никогда не сталкивалась с горем, кроме того, что наблюдала каждый день в лицах пациентов.
Если бы здесь оказался Деннис, то Люсиль первая бы отправилась как десерт священного ужина. Беззаботность отражалась в её поступках и жестах, таких как свист и палец у виска, когда происходило что-то из ряда вон выходящее.
- Поражаюсь тому, как ты выслушиваешь её, - заметила Люсиль, отводя Кейси в комнату отдыха, предназначенную для младшего персонала. – Я после пяти минут в компании миссис Кеннеди готова свихнуться.
- Психолог из тебя так себе.
- Возможно, но знаешь, это так странно. Тебе бы пришло в голову считать себя королевой Англии? Я смотрю на этих людей каждый день и поражаюсь их количеству, а если вспомнить, сколько из них ходит на свободе…
«Стоит рядом с вами в супермаркете, покупает инъекции инсулина, работает там, куда вы отводите своих детей».
- Когда Жаклин было семь, произошла стрельба в школе. Её подруга погибла от руки бывшего заключенного. Это могло произойти с каждым.
Люсиль закатила глаза, ставя на стол две розовые кружки и банку кофе. Ей часто приходилось слышать нравоучения от отца и преподавателей, но она продолжала настаивать на своём, будучи приверженцем мнения, что всё идет от нас самих, а депрессия – это лишь умное слово, выдуманное специалистами для привлечения денег в кошельки.
- А ты серьёзно говорила о стокгольмском синдроме? – она перевела тему, насыпая две ложки сахара в дымящуюся кружку. – Бытовой стокгольмский синдром не новость, как я слышала, он встречается у каждой второй, смирившейся с насилием.
- Мне этот диагноз поставил лектор из одного университета.
Люсиль понимающе закивала головой, убирая прядь черных волос с лица. Общение с Кейси всегда нагоняло на неё невероятную тоску из-за её вечной отчужденности и отсутствия расположения к близкой беседе. Она не знала ничего о внештатной сотруднице, которая приходила и уходила в определенные часы, разговаривая с единственной пациенткой.
Затянувшуюся тишину прервала вибрация телефона, оповещающего о сообщении, заставляя Кук бросить взгляд на свой мобильный. Последнюю неделю дисплей часто озарялся светом и ложно оповещал о новом письме, будто бы кто-то пытался вернуть свои слова назад, балуясь машиной времени или навыками хакера.
- У тебя такое было, - нарушая молчание, начала Кейси. – Когда приходят сообщения, но ни в смс, ни в электронной почте никаких изменений?
- Может, лимит?
Неуверенно выдвинутое предположение, Кейси тоже рассматривала как возможный вариант, но на электронной почте было лишь с десяток наиболее важных писем.
- Я могу посмотреть? – Люсиль потянулась к телефону, и получив одобрительный кивок, принялась нажимать с видом профессионала на каждую вкладку. - Ты не переходила ни по каким ссылкам?
- Нет, я вообще почти никогда не выходила в сеть с него.
- Может и не выходила, но под вирусную атаку попала, - она с довольным лицом протянула телефон, на дисплее которого появлялись новые сообщения.
Папка спам гласила о сотне новых сообщений с одного адресата и одинаковым содержанием. Несколько секунд, и Кейси доходит до первого сообщения, которое появилось в минувший понедельник. Папка пополнялась каждый день на двадцать три сообщения в один час с разницей в минуту.
Двоякое ощущение с бешеной силой распространилось по сознанию, отдаваясь стуком крови в висках и сбившимся дыханием. Смесь радости и разочарования, когда ты находишь то, что так долго искал, но эта вещь в непригодном состоянии или резко теряет свою надобность и важность.
Люсиль участливо взглянула на дисплей, позабыв о том, что некоторые вещи должны оставаться личными и принадлежать только одному человеку.
- Ты знаешь, кто такой Барри С.?
Комментарий к VIII - О надежде, не оставляющей тех, кто ищет
* Слова Эдны Сент-Винсент Миллей - американской поэтессы и драматурга
** Lana Del Rey - video games
========== IX - О долгой разлуке ==========
Продлить неведение — значит продлить надежду.
- Джейн Эйр. Шарлотта Бронте
В погоне за смыслом и в бесконечном поиске мы теряем друг друга, осознавая, что всё это было лишним. Сто двадцать три сообщения, хранящие всего три слова:«Ты нужна нам» – были кличем о помощи, нежели признанием каких-либо чувств и выражением привязанности.
«Ты нужна нам». «Ты нужна нам». «Ты нужна нам».
Сто двадцать три идентичных сообщения, но казалось, что каждое было написано разным почерком, с разным наклоном и звучали они разными голосами.
В какую-то минуту Кейси показалось, что она свихнется от осознания, что все эти годы были бессмысленными. Она так долго бегала за призраками прошлого, избегала их, бросалась им на шею, но всё, что её волновало, осталось далеким от реальности.
К чему была эта суета?
Пять болезненных и будто потерянных лет горели жгучим пламенем на её губах, как признание собственной глупости и осознание, что спасение в человеке, которого она преследовала в своих мечтах, было ложью, настоящим самообманом.
Таков человек в своей природе, ищущий, но каждый раз проходящий мимо. Он не боится, что его жизнь сможет оборваться с одним неверным шагом. Как первобытный дикарь, он верит в свою прямоту и готовность биться до последнего. Человек проснулся сегодня и проснется завтра.
Кейси обновляла электронную почту несколько раз, но сообщения не пополнялись. Что можно было ответить спустя пять лет? Что нужно сказать человеку спустя пять мучительно долгих лет?
В прошлый раз, когда письма приходили ежедневно, произошло похищение, что стало известно от коллеги доктора Флетчер из Балтимора. Версия с новыми нечестивыми жертвами имела место быть, но всегда жужжащие и слетающиеся на новости, словно мухи, СМИ молчали. Никаких похищений в близлежащем штате и самом Нью-Йорке.
Пелена уверенности в собственных чувствах будто бы спала под напором сотни писем. Кейси испытывала жалость, искала объяснения, отрицала, а после, заламывая пальцы, верила в благоразумность Денниса, который сможет защитить семью. Но теперь всё казалось фальшью.
Утренние слова Жаклин приобрели новый сакральный смысл.
Потерянность.
Кейси так верила в искренность чувств и верность действий, и в то, что Деннис или любая из личностей испытывает к ней взаимность, что полностью потеряла здравый смысл.
Никто и никогда ей не клялся в любви, а защита была во благо семьи. Недавние слова лектора больше не казались грубостью, скорее были отрезвляющими, напоминающими, что любое наше убеждение, как и спасение – временно.
В юности, испытывая первую любовь, далеко не всегда взаимную, мы слезно молим небо и судьбу о возможности прожить с этим человеком всю жизнь, пройти рука об руку по свету. Особо отчаянные готовы поклясться, что всегда последуют за этим человеком.
Но однажды ребёнок вырастает и забывает детские забавы.
И спустя годы с трудом может воспроизвести портрет того, в кого был так неистово влюблен, и привязанности прошлого кажутся незначительными. Возможно, поэтому взрослые смотрят на все страдания своих чад сквозь пальцы, зная, что это возрастное и со временем пройдет.
***
Ночные рассуждения отвлекали от настоящих проблем, укоризненно глядящих из-под счетов за интернет и заставивших спустя семь лет открыть потрепанную брошюру, исполосованную красным маркером.
После похищения и раскрытия правды о своем опекуне, Кейси отксерокопировала нужные главы из кодекса Соединенных Штатов, сшив и превратив их в небольшую брошюру, связанную с преступлениями против личности и наказаниями.
Семь безболезненных и стабильных лет были омрачены одним лишь письмом от Федерального окружного суда Восточного округа Нью-Йорка, уведомляющим о том, что бывший опекун может получить досрочное освобождение на четыре года раньше, чем было вынесено приговором.
У Кейси не было знакомых адвокатов и вообще знакомых без расстройства личности и завышенного самомнения с тягой к искусству, и единственным верным решением показалось переговорить с детективом-следователем из полиции, который когда-то по душевной доброте консультировал её насчёт поведения в суде.
Ранним утром понедельника Кейси ожидала в департаменте полиции Нью-Йорка, сжимая в руках удостоверение личности и несколько выписанных на новый лист бумаги классификаций фелонии*, подходящих к её ситуации: вступление в половое сношение с лицами, не достигшими совершеннолетия. За подобное преступление в Соединенных Штатах предусмотрено наказание до двадцати пяти лет, и Кук была готова биться до конца.