– Я не против.
– Когда ты свободна?
Ей хотелось сказать, что сейчас. Выходной день, который она обещала провести с матерью, помогая ей – и в который предпочла бы оказаться в другом месте.
– Ммм, – замялась Софи.
– А что ты делаешь сегодня?
– Сушу с матерью травы, – честно ответила Софи. И выпалила дальше: – Но если ты спасешь меня от этого занятия, я буду очень рада!
Он рассмеялся. Наверное, негромко, но прямо в телефонную трубку, так что Софи отлично слышала этот смех… ощущение, как будто проводишь ладонью по бархату. Как будто гладишь кошку, на миг втянувшую когти.
– Когда за тобой заехать?
Софи растерялась. Заехать? Ей почему-то представилось, что такой человек как Гадес наверняка ездит на мотоцикле, а Софи ни разу на нем даже не сидела. Зато видела, как в фильмах у девушек на мотоциклах развевались юбки… а сами они тесно прижимались к мужчинам.
– Через час.
– Где встретить?
Сначала Софи не поняла, почему не у дома, но потом решила, что ей и самой совсем не хочется объясняться с матерью. Поэтому попросила подождать ее в начале улицы и назвала ее. Гадес только согласился и тут же повесил трубку. А Софи еще несколько секунд стояла, убрав телефон и перебирая в руках стебли травы.
Она действительно согласилась. Сделала такую глупость. Но потом Софи подняла голову и улыбнулась. Она не жалела. И вернувшись в дом, легко соврала матери, что позвонила Хелен, которая рассталась с очередным ухажером и хочет встретиться за молочным коктейлем обсудить эту новость.
– Только не возвращайся поздно, – сказала мать, поджав губы.
Большую часть времени Софи провела перед гардеробом, примеряя то одну, то другую одежду. Наряжаться казалось странным, да и мать что-нибудь заподозрит. Но джинсы после вычурности клуба представлялись слишком… обычными. И Софи поймала себя на мысли, что просто не хочет их надевать.
Поэтому она выбрала короткую черную юбку и простую кофту с завязками. Потом вспомнила о мотоцикле и сменила юбку на черные штаны, которые заправила в высокие ботинки. Софи как раз успела накраситься и в третий раз сменить прическу (в итоге просто распустив длинные рыжие волосы), когда подошло назначенное время. Закинув за спину рюкзачок с заклепками, Софи постаралась спуститься вниз как ни в чем не бывало. Попрощаться с матерью и не слишком торопиться, идя к началу улицы.
Она сохраняла спокойствие, но, когда издалека увидела фигуру Гадеса, приложила все усилия, чтобы не ускорить шаг и не улыбнуться ему.
Он снова был в черном, и цвет ему очень шел. Стоял, небрежно облокотившись на машину – такую же черную. Гадес поздоровался сухо, но сам улыбнулся ей, открывая дверцу со стороны пассажирского сидения. И Софи, не задумываясь, нырнула в нее.
В салоне пахло чем-то смолистым, а еще сладковатыми цветами.
– Мне представлялось, что у тебя мотоцикл, – усмехнулась Софи, когда Гадес уселся рядом.
Он вскинул брови.
– Ты никогда… мне казалось, ты не любишь скорость. И открытые салоны.
– Просто не пробовала.
Взгляд Гадеса был таким пристальным, что если б длился еще хоть миг, то Софи почувствовала себя неуютно. Но он отвернулся, заводя машину, и спросил:
– Как насчет прогулки? А потом я угощу тебя кофе.
– Предпочитаю чай.
– Ежевичный, – улыбнулся он.
Софи невольно вздрогнула: она действительно любила чай с листьями ежевики и поразилась, как Гадес мог угадать. Или он сам его любит?
Они гуляли несколько часов. Сначала по мощеным дорожкам парка среди пожелтевших деревьев, а потом по городу, где пожухлая листва липла к мокрому асфальту. Софи рассказывала о себе, о работе матери и о маленькой оранжерее, в которой сама так любила бывать. Гадес оставался вежлив, но немногословен, и когда они заходили в маленькое уютное кафе, Софи внезапно поняла, что до сих пор ничего о нем не знает, кроме того, что Гадес играет в группе и живет где-то в небольшой квартирке с собакой.
А еще он единственный, кто не спрашивал Софи о будущем.
Она поступала в колледж в следующем году, очень гордилась собой, но привыкла за последние годы, что это любимый вопрос окружающих: кем ты собираешься стать?
Гадес не спрашивал. Как будто знал… или не хотел знать.
– Что за место? – с любопытством спросила Софи, оглядывая стены с постерами рок-музыкантов. На улице уже стемнело, а приглушенный свет в помещении создавал уютную атмосферу.
– Кафе моего знакомого.
– Какие у тебя интересные друзья.
– Ты подождешь? Я хочу найти его и переброситься парой слов. Делай заказ.
Софи кивнула и даже не успела заметить тот момент, когда Гадес исчез – видимо, за дверью служебного помещения. Улыбающаяся официантка тут же приняла заказ. Оставшись в одиночестве, Софи достала телефон, проверяя, но никаких звонков или сообщений, так что оставалось только облегченно вздохнуть. У матери клиент этим вечером, и Софи отлично помнила миссис Эриксон. Каждый раз она приходила с паранойей, что муж хочет ее отравить – но почему-то всё еще не сделал этого за двадцать лет брака. Миссис Эриксон подолгу пила чай с матерью, а потом та не меньше времени делала ей расклады на таро – на мужа и любовника, история с которым длилась тоже лет пять без всяких изменений.
И всё же Софи поставила телефон на беззвучный режим: ей не хотелось, чтобы мать помешала. Ожидая Гадеса и чай, Софи с интересом рассмотрела салфетки с бледной картинкой стилизованного музыканта, приветственно поднявшего руку. Откуда-то из-под потолка лилась приглушенная мелодия рок-баллады, а за большим стеклом, около которого сидела Софи, были хорошо видны теплые огни машин и ярких фонарей на улице.
Ей нравилась ее жизнь. Нравился уютный домик, в котором пахло травами и благовониями, комната с постерами и гирляндой под потолком, школа и выпускной класс, ее друзья и блокноты, в которых она рисовала нелепых зверушек.
Но почти всегда у Софи оставалось ощущение, что чего-то не хватает. Как будто она сама – неполная. Словно есть что-то большее, по чему она тоскует, но даже не может назвать. И эта часть ее успокаивается, когда она в одиночестве бредет по темной улице, даже рискуя нарваться на ворчание матери из-за позднего возвращения. Или слушает в полумраке своей комнаты, под мерцание гирлянды, мрачноватую музыку, устроившись на сбитой постели и рисуя у зверушек клыки и когти.
Мать не любила такие картинки. Ей не нравились готические романы Софи, и уж точно она была против музыки, которую предпочитала дочь. Но Софи просто научилась… лавировать. Показывать матери только то, что та хотела видеть.
И продолжать в глубине души тосковать о чем-то невыразимом, чему даже не могла подобрать определения. Ощущение на грани узнавания.
Глупости, как говорила мать. Всё это просто глупости подросткового возраста.
Но сейчас, теребя салфетку с силуэтом музыканта, Софи вдруг поняла, что этим вечером ощущала себя уютно. Цельной и законченной. Может, именно поэтому она согласилась на встречу с Гадесом – абсолютно незнакомым ей человеком, Софи ведь никогда раньше так не поступала. А может, работало его мрачноватое обаяние, с которым – Софи это с горечью признавала – музыкант наверняка соблазнял восторженных девиц. И всё же Софи не жалела о вечере.
Гадес появился неожиданно, одним плавным движением усаживаясь напротив Софи, как будто тьма перетекла из угла за стол. Чуть нахмуренные брови, что-то его беспокоило, и глаза, казавшиеся в полумраке черными. Но Софи он только сказал:
– Извини, что заставил ждать.
Она неопределенно пожала плечами.
Сейчас Гадес больше чем когда-либо, напоминал хищника. Собранного, стремительного и опасного. Не того, который нервно выпускает когти, а того, кто застыл, подергивая кончиком хвоста, выжидая удобный момент, чтобы сделать всего одно движение и перегрызть горло.
Софи даже не представляла, кто может держать это кафе, и что он такого сказал Гадесу. Но тот явно не собирался говорить ей, а когда принесли чай и кофе, только приподнял одну бровь:
– Ты не взяла пирожное?
– Не хотела, – Софи опустила голову и не стала признавать, что постеснялась.
– Тебе стоит поесть. Но если не хочешь, я не настаиваю.
– Я люблю сладкое.
Гадес кивнул, как будто и так это знал. Как будто потому и удивился. Но в следующий момент уже спросил, как Софи это кафе, и вновь завязалась непринужденная беседа. Словно когтистая тьма, готовая к обороне и нападению исчезла, убралась на дно его черных глаз.
Они появились, когда Софи допивала вторую чашку ежевичного чая, а кофе Гадеса почти закончился. Они остановились около их столика, со стороны прохода, мужчина и женщина, оба высокие, темноволосые, в пальто, а шею незнакомки украшал большой темно-красный шарф, сразу делавшей ее облик куда спокойнее, чем у спутника.
Но возможно, мужчина выглядел угрожающим, потому что его первыми словами, обращенными к Гадесу, были:
– Бессмертный ублюдок.
– И я рад тебя видеть, – спокойно ответил Гадес. – Рад, что кое-что никогда не меняется. Например, твоя вежливость.
– Ты мог мне сообщить о том, что происходит.
– Ты не оставил номер телефона, когда сменил его в последний раз.
Незнакомец явно хотел сказать что-то еще и, судя по его выражению лица, такое же резкое, но женщина мягко коснулась его руки, успокаивая. И огонь того сразу поутих, успокоился до тлеющих углей.
– Нам надо поговорить.
Как ни странно, Гадес не стал возражать и кивнул. А потом поднялся, таким же плавным, неуловимым движением – как двигаются тени, когда улавливашь их краем глаза. Но незнакомец уставился на Софи, и она заметила, что даже в полумраке его кожа смуглого, почти необыкновенно золотистого оттенка, и во всем лице есть что-то яростное и… нездешнее.
– А кто твоя очаровательная спутница? Похоже, ты сам забыл о вежливости и не представил нас.
– Софи. Сет.
Она не удержалась и в удивлении вскинула брови. Она знала египетскую мифологию и отметила, что незнакомцу удивительно подходит имя бога хаоса, ярости и разрушений. Но они с Гадесом что, специально друг друга нашли по именам?
– Это его жена, Неф.
Не объясняя ничего больше, Гадес кивнул Сету, и оба вышли на улицу. Сквозь стекло Софи могла видеть, как Сет достал из кармана пачку сигарет, закурил и начал что-то с жаром говорить, пока Гадес стоял, сунув руки в карманы, и задумчиво смотрел на дорогу и проезжающие мимо машины.
– У мальчиков свои заботы.
Неф уселась напротив Софи, на место Гадеса, и подмигнула, чем сразу же расположила к себе. Она не стала снимать свой огромный красный шарф или тонкие кожаные перчатки, но заглянула в чашку Гадеса и сморщила нос:
– Как он пьет эту гадость?
– Может, чаю? – растерялась Софи.
Неф покачала головой.
– Прости, что испортили ваше свидание. Но если Сет вбил себе, что надо встретиться, бесполезно с ним спорить.
– Он выглядит… грозно.
– О, ты еще не видела его в гневе.
И Софи показалось, что в голосе Неф прозвучало что-то мечтательное, как будто она этим восхищалась. Она еще продолжила говорить о чем-то незначительном, вроде кафе, чая, рассказывая, что самый лучший – это черный, такой горячий, что может обжечь губы.
А потом внезапно нахмурилась:
– Ты мне напоминаешь кое-кого, но… я ничего не чувствую.
Она не успела продолжить мысль, даже если собиралась – входная дверь хлопнула, и вскоре рядом со столом снова появились Гадес и Сет. Последний держал в опущенной руке телефон, и Софи показалось, его лицо бледнее, чем было.
– Амон пропал, – негромко сказал он.
Вряд ли это настоящее имя, но Неф явно поняла, о ком речь, потому что ее глаза расширились:
– Надо отыскать.
Сет кивнул, и, хотя обращался к Гадесу, смотрел в этот момент на Софи:
– Отвези ее домой.
– С нами безопаснее.
– Ей-то чего бояться? И…
Внезапно Сет осекся. Внимательно посмотрел на Софи, от чего ей стало совсем неуютно. А потом ошарашенно прошептал что-то на языке, которого Софи не знала – но могла поспорить, что это ругательства.
– Софи, – обратился к ней Гадес. – Наш друг пропал, и ему нужна помощь. Прямо сейчас. Ты можешь поехать с нами. Или я отвезу тебя домой.
Она не могла понять его ровного выражения лица, как будто он тщательно спрятал, чего хочет сам и предоставил решать Софи, чего хочет она сама. Ровная обсидиановая поверхность его эмоций.
Но когда Гадес протянул руку, Софи уже знала, что ответит. Не сомневалась, что сегодня – возможно, впервые в жизни – стоит спустить с поводка ту необузданную и жаждущую часть себя, которая так не нравилась матери.
Маленькая ладошка Софи легла на теплые пальцы Гадеса.
– Я с вами.
4.
Благоухающие розы в его руках.
Цветущая смерть на кончиках ее пальцев.
Персефона сидит в кованой беседке и проводит руками по холодному металлу завитков. Беседку она любит, а вот ждать – ненавидит. И вслушивается в размеренный плеск Стикса у ступенек. Но ждет другого.
Едва слышных шагов сквозь туман и морось, по выглаженной, будто стекло, черной гальке на берегу. Персефона покидает беседку и подходит к ступеням, чтобы встретить мужа.
Аид идет темным облаком, сгустком боли для других и холодной ярости для самого себя. Он не скрывает эмоций дома и тем более рядом с женой.
– Что случилось? – спрашивает она.
Остановившись у ступенек, Аид поднимает голову. Его глаза темны, как бездна между ударами человеческого сердца, на лице спокойная ярость, которая обещает для врагов всё что угодно, кроме милосердия.
– Люди, – коротко бросает он. – Амон опять с ними что-то не поделил.
Персефона с трудом удерживается, чтобы не закатить глаза. Амон всегда была и остается мальчишкой, даром что он тоже бессмертное божество. Но иногда до сих пор не понимающий мира людей.
Больше всего Персефоне хочется, чтобы Аид вернулся к ней, пил ежевичный чай, заваренный на воде из Стикса.
И знает, что, если попросит, муж подчинится ее желаниям. Но еще знает, что сам он хочет иного.
Поэтому Персефона говорит:
– Помоги ему.
Уже сев в машину Гадеса, Софи запоздало подумала, не совершает ли она ошибку. В конце концов, она знала Гадеса едва ли день, а Сета с Неф видела впервые в жизни. В голове сразу всплыли все разговоры матери о том, что не стоит доверять незнакомцам.
Но вечерние городские огни тепло светили за окнами машины, а экзотический восточный парфюм Неф удивительно вплетался в терпковатый запах салона. И Софи не ощущала чего-то неправильного.
Она уселась на заднее сидение, рядом устроилась Неф, тут же размотав свой красный шарф, и Софи с удивлением заметила, что под курткой у нее что-то блестящее. Сет уселся рядом с Гадесом, но тот не спешил заводить машину.
– Когда он исчез?
Софи опасалась сама задавать вопросы, но слушая чужие, была готова впитывать информацию. И сейчас вместе с Гадесом ожидала ответа Сета.
Тот пожал плечами:
– Я не могу до него дозвониться. Последние часа три.
– Это Амон. Он мог вообще телефон потерять.
– Мог. Но что-то не так. Я просто… знаю.
Звучало, на взгляд Софи, дико, но, к ее удивлению, Гадес кивнул и наконец-то завел машину.
– Я знаю, где он остановился.
В этот момент Софи поняла, что даже не представляет, куда они поедут. Она с опаской косилась за окно, где расцветал огнями и неоном Лондон, но пока что узнавала районы. Они как раз оставили позади городской центр, когда Сет негромко сказал:
– Думаешь, всё плохо?
Софи заметила нервный, как ей показалось, взгляд Неф, но Гадес оставался спокоен и смотрел на дорогу.
– Увидим, – кратко сказал он. – Если бы Амон был мертв, ты бы почувствовал?
– Не знаю. Возможно. Хотя сомневаюсь.
По спине Софи невольно пробежал холодок. Слишком серьезно были произнесены эти слова – так, будто и вправду говорили о самой настоящей смерти.