— Желание. Страсть.
Рей хохотать прекратила так же резко, как и начала.
— Именно, Бен. Ты воплотил мою сексуальную фантазию. — Проговорила с нажимом, облизываясь.
Бен ещё чуть отодвинулся, вцепившись в свою тарелку так, будто боялся, что Рей сейчас бросится на него и начнёт насиловать. Насладившись местью, — а вот не нужно было меня так пугать в самом начале! — Рей мягко улыбнулась ему, и принялась за еду.
— Не переживай, Бен, фантазия перестаёт быть сексуальной, вызывать страсть и желание, когда воплощается и заявляет, — Рей проглотила кусок и фальшиво пропела, — «Мне не нужна твоя жизнь, мне нужна твоя смерть!» Так что бросаться на тебя и приставать я не буду. Я просто хотела, чтобы ты знал.
Девушка принялась сосредоточенно жевать, стараясь не обращать внимания на замершего на полу мужчину. От него прямо-таки фонило смущением, неловкостью… раскаянием.
— Прости. — Он прокашлялся. — Прости Рей. Я не знал.
Он выглядел таким потерянным, что ей стало даже немного жаль его. Да, он взял её самое личное и интимное, образ человека, который никогда не обижал её, того, с кем ей было хорошо, — и превратил в самый страшный кошмар. Да. Но он не знал… Рей внезапно стало грустно. Она призналась себе, что и сама до конца не понимала, зачем рассказала ему о том, что за обличье он опрометчиво принял: любовника, которого у неё никогда не было. Она заметила, что он все ещё смущённо смотрит на неё и, усмехнувшись, сказала, меняя, наконец, тему:
— Бен, ешь. Когда остынет, будет совсем невкусно. — И дождавшись, когда он, осторожно принюхиваясь, примется за еду, держа вилку, как маленький ребёнок, впервые взявший в руки прибор, продолжила, — Когда поедим, я пойду спать, если ты не против. — Он только покачал головой, тщательно пережевывая, а Рей, вдруг стало интересно. — А ты спать будешь?
Он едва не подавился едой, а откашлявшись, со смесью потрясения и насмешки уставился на неё.
— Рей, я сплю дольше, чем существует этот мир. — Он фыркнул, надменно усмехнувшись. — Ты думаешь, я не выспался?!
***
Но именно его, мистера-я-и-так-слишком-долго-сплю, Рей обнаружила утром в кровати рядом с собой, сладко сопящим ей в шею. Змеиное естество давало о себе знать — он умудрился обхватить её, и прижать к себе, используя все доступные конечности. И Рей бы посмеялась над тем, как внезапно реализовались его собственные насмешки, если бы не свидетельство его человечности, а точнее мужественности, явственно упиравшееся ей в поясницу. У древнейшего вечноспящего змея, абсолютной сущности, чьё пробуждение может уничтожать миры, был утренний стояк. Рей честно старалась не засмеяться. Но у неё ничего не вышло. Только когда он вздрогнул и заозирался, резко просыпаясь, она воспользовалась моментом, выкрутилась из его объятий и, подхихикивая понеслась в ванную, чтобы успокоиться и привести себя в порядок подальше от него.
— Надеюсь, ты не станешь спрашивать меня, что с этим делать! — Пробормотала Рей, немного резче, чем следовало, захлопнув за собой дверь полуразрушенной ванной, где макароны не висели разве что на потолке. Это ненавязчивое напоминание о вчерашних событиях, заставило Рей снова истерически захихикать. Она давилась смехом, пока не вспомнила о главном: вот-вот должна была ожить её мать, которую ещё нужно было уговорить помочь остановить смертоносный ритуал. И постараться сделать так, чтобы на следующее утро шарик все ещё продолжал вертеться. Но уже без неё.
От этих мыслей Рей стало так горько, что вдруг малодушно захотелось вернуться обратно в постель, к мужчине своей мечты и его утренней эрекции.
========== Парк ==========
Комментарий к Парк
The August Sun - за прекрасную обложку к фику. Спасибо огромное, очень атмосферно и вдохновляюще!
Ну, а песню, вы, наверняка узнаете. Люблю ее.
Рей закончила с утренней мыльно-рыльной рутиной, и вышла. Бен ждал ее у двери ванной. Взъерошенный, задумчивый и заспанный — обычный. Засмотревшись, Рей умудрилась споткнуться о порог, и с девчоночьим визгом отправиться в полет, закончившийся аккурат на его обнаженной груди. Бен подхватил её рефлекторно, поставив прямо, а Рей только и успела, что отвести глаза, заливаясь краской с ног до головы: секунду назад единственным, о чем она могла думать, было «если я сначала лизну его, а потом укушу, он же все равно не поймёт, что я делаю».
— Д-доброе утро. — Пробормотала, глядя в сторону, но все же, заставила себя посмотреть на него, и даже нетерпеливым жестом стряхнула с плечей его ладони. — Будешь кофе?
Бену потребовалась секунда, чтобы прийти в себя и он сделал шаг в сторону, пытаясь обойти ее.
— М-м-м.
Он казался растерянным, но явно старался, чтобы она этого не заметила. Рей усмехнулась и закатила глаза.
— Попробуешь. Не понравится, не будешь пить.
Она сделала шаг назад, не отрывая от него глаз.
— Смотри. Вот переключатель воды в душе, — горячая и холодная. Вот мыло для тела, шампунь для волос. — Рей указывала то на один предмет, то на другой, закусив губу: судя по его сосредоточенному выражению лица, он бы смертельно обиделся, если бы она засмеялась. — Вот зубная паста и новая зубная щетка.
Бен кивнул и шагнул вперёд, и Рей пришлось буквально протискиваться мимо него к выходу из ванной. Спустя несколько стыдных мгновений, она, наконец, оказалась в коридоре и решительно захлопнула за собой дверь, чувствуя, как пылают щеки. Бормоча про себя проклятья, побрела в кухню — варить кофе и готовить завтрак. Пригодными для быстрого приготовления оказались только яйца, — и уже разбивая последнее на сковороду, Рей осознала иронию и расхохоталась. Посмотрим, как Великому змею понравится любимое лакомство змей обычных!
Пофыркивая, Рей поставила сковороду на медленный огонь и пошла рыться в хозяйских завалах в поисках одежды для Бена: еще одна жесткая стыковка с его обнаженной грудью, — и она за себя не ручается.
В том что яйца подгорели, её вины не было. Просто ей ещё не доводилось сталкиваться с электрическими плитами и тонкостенными сковородками. Так Рей успокаивала себя, распахивая настежь окна на кухне, чтобы хоть как-то разогнать тяжелый сизый дым, что оккупировал помещение.
Выбросив сковороду вместе с намертво пригоревшей яичницей, Рей, грязно матерясь в голос, заметалась по квартире, открывая все окна и двери. Закончив, угрюмо сунула выскочившему на запах Бену в руки кофту, и буркнув «поедим на улице, я угощаю», вышла из квартиры.
Дождавшись, пока он натянет на себя безразмерную (похоже, все же женскую, но единственную, что могла сойти за большого размера унисекс) кофту, которая делала его похожим на художника, и выйдет за ней, Рей заперла проклятую квартиру и загрохотала башмаками вниз по лестнице, страшно злясь на себя. Она увлеклась, перебирая чужие вещи, а найдя небольшой рулончик денег, любовно припрятанный в углу шкафа, и вовсе забыла о еде на плите. Хорошо, хоть кофе поставить не успела: ей еще возгорания не хватало.
Выскочив на улицу, Рей вдохнула воздух полной грудью и даже зажмурилась на секунду: она всю жизнь ненавидела этот город, считала себя клиническим социофобом, но именно сейчас, в эту секунду, для неё не было ничего прекрасней. Свежий, хранящий едва различимые нотки озона после ночной грозы, воздух, пробуждающееся к жизни сердце мегаполиса — лёгкая вибрация проезжающего метро под ногами, далекие гудки машин, что низкими духовыми вплетались в скрипичные трели птиц в парке неподалёку… Это было прекрасно!
— Чувствуешь? — Рей ухватила за руку вышедшего вслед за ней Бена. Услышала, как он тоже глубоко вдохнул.
— Что? — спросил он тихо, после паузы.
— Жизнь… — Рей обернулась к нему, даже не сразу осознав, что улыбается сквозь слезы. Повинуясь порыву, обняла его, оставляя мокрые пятна на кофте. — Разве она не прекрасна?
По тому, как он странно напрягся, Рей поняла, что перегнула палку. Ей стало стыдно за свою слабость, и она отстранилась, заговорив деловито:
— Пойдём в парк. Там продают кофе и булочки, а ещё, — она подняла на него глаза, — там каждое утро играет музыкант. — Рей улыбнулась. — Я его хорошо знаю и попрошу сыграть для тебя несколько моих любимых песен.
Бен только неловко кивнул в ответ, и не выпуская её руки, последовал за ней через дорогу.
Дико заросший мужчина в неряшливой одежде, что непрестанно курил, практически не вынимая сигареты изо рта, оказался на месте. И сейчас он, как всегда дымил, распространяя вокруг себя пахучее облако, — секретный сорт табака, отвечал он с гордостью, каждый раз, когда Рей спрашивала, что он такое курит. При этом он ещё как-то умудрялся петь и играть на гитаре, которая, судя по её внешнему виду была едва ли не старше его самого. Он сидел на своём любимом месте, на поломанной лавочке в самом малолюдном месте парка. Рей каждый раз спрашивала, почему бы ему не перебраться на более людную аллею, а ещё лучше — поближе к центру города, но Люк, — так звали музыканта, — только отмахивался, мол те, кому нужно его услышать, услышат.
Закупив кофе и целый пакет горячих ароматных булочек, Рей с Беном добрались до него как раз, когда он заканчивал хриплый припев одной из песен, которую Рей в его исполнении слышала буквально пару раз:
… Love and peace!
Люди могут, конечно, спастись от падения вниз.
И он шел рассказать им о том, как им можно спастись.
Рассказал.
И напуган был всем этим весь этот зрительный зал.
И слова его долго летели сквозь этот базар
В пустоту.
Он шел к людям, он нес им надежду, любовь, красоту.
Люди взяли его и гвоздями прибили к кресту.
Рей вздрогнула и украдкой глянула на Бена: это было совсем не то, что он должен был услышать, по её мнению. Но Бен слушал внимательно, чуть хмурясь. Рей поспешно отвернулась и окликнула Люка, хотя до этого ни разу не позволялся себе перебить его.
— Хей, Люк, как сам!
Она подхватила из рук Бена пакет с булками и, вытащив парочку, положила его на лавочку рядом с музыкантом.
— Хей, Рей!
Люк перестал играть, — к большому облегчению Рей, и оглядел с ног до головы сначала её, а потом Бена, задержавшись на нем пронзительным взглядом удивительно ясных, для его возраста глаз.
— Разжилась едой и мужчиной, как я вижу, — прошамкал, отдавая должное свежей утренней выпечке. Рей промолчала, и отдала ему свой кофе, надеясь, что дальнейшее задабривание выведет разговор к той точке, когда она сможет попросить его сыграть. Но Люк молча жевал и прихлебывал кофе, по прежнему буравя Бена нечитаемым взглядом. Тот отвечал ему тем же, замерев, будто статуя.
Рей могла поклясться, что между ними происходил какой-то беззвучный разговор, и хотела было уже прервать эти напряжённые гляделки, когда Люк громко фыркнул, отставил кофе и неизвестно откуда выудив очередную самокрутку, ловко её подкурил. Затянулся, зажмурившись, и зажав её в углу рта, запел с того самого места, на котором Рей его прервала.
Каждый раз,
Когда сходятся звезды, сойдя со своих звездных трасс,
Все становится ясно без всех этих жестов и фраз.
Каждый раз,
Когда кровь на ладонях и падают слезы из глаз,
Очень больно смотреть, если кто-то страдает за нас
Рей ухватила Бена за руку, намереваясь утащить его подальше: по-жизни-странный-Люк, похоже был сегодня «в ударе», но внезапно набежавшая толпа китайских туристов с фотоаппаратами, стихийно оттеснила их туда, где ухоженная часть парка заканчивалась и начинался практически лес: городской план реконструкции парковых комплексов угодил на пересмотр ещё год назад, и этот островок дикой растительности посреди города так и остался не причесанным.
Они, не сговариваясь, повернули на едва заметную, давно нехоженую дорожку, что вела вглубь заросшей части парка. Не лучшее место, вообще-то. Там собирались любители прибухнуть и закинуться, заглядывали те, кто не хотел платить за общественный туалет. Но чем дальше они заходили, тем меньше вокруг попадалось следов жизнедеятельности человека: казалось, они выбрались в совершенно дикое место. Рей понуро жевала проталкивая пищу кофе: Бен молча отдал ей свою долю и теперь шёл мрачный, целиком погруженный в свои мысли. Внезапно, он остановился и повернулся к ней.
— Тот старик. О чем он пел? — Спросил требовательно. Рей поперхнулась. Но взглянув на него, поняла, что от разговора ей не уйти. Допила кофе, смяла стаканчик, засунув его в карман. Несколько раз вздохнула, примеряясь к теме. Бен все это время смотрел на неё неотрывно.
— Ты, ведь, знаком с понятием религии, — глянула на него, но не увидев мгновенного отклика, стала перечислять схожие понятия, — веры, поклонения… — взмахнула рукой нетерпеливо. — Да тебе же и самому люди поклонялись! — он, наконец, медленно кивнул, но Рей показалось, что он и с первого раза понял, просто думал о своём. Она походила взад-вперёд немного, повздыхала, и продолжила. — Одна из самых распространённых религий на Земле говорит о том, что существует некая абсолютная сущность, которая сотворила этот мир. — Вздохнула, глянула на него украдкой, но он лишь сосредоточенно слушал. — Эту сущность люди называют Богом. — Дальше было сложно, поэтому Рей немного помолчала. — Люди верят, что Бог создал это все, и самих людей тоже. Но люди оказались слабыми, подвержеными порокам. И Богу не нравилось это их несовершенство. На заре существования он пытался научить их, наказать даже, насылая всяческие казни, уничтожая огромное количество людей в назидание. — Рей сглотнула, вспоминая ветхозаветные истории. — Но люди не понимали. Жизнь человека коротка, а память даже о самых страшных наказаниях стиралась в веках и люди продолжали творить зло. — Она перевела дух, подошла к ближайшему дереву, и принялась поглаживать кору, так было спокойней. — Бог перестал понимать людей. Они стали чужды ему: казалось, что прекрасное творение превратилось в уродливую заразу, которую нужно уничтожить. Но Бог решил самолично понять, где скрывался тот момент, когда все шло не так: ведь его люди не рождаются убийцами, насильниками, ворами… — Рей почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы: этот разговор вынимал все её силы без остатка. Она никогда не делилась ни с кем своими философскими обобщениями, и, как оказалось, так выворачивать душу — ох, как не легко. Она зажмурилась и выдала последнее предложение практически скороговоркой, на выдохе. — Бог отделил часть своей сущности и воплотил её в человеке. Про него песня.
Бен долго молчал. Но потом все же, видимо, решил уточнить.
— Этот человек, часть сущности, которую вы зовёте Богом, рассказал, что существует способ избежать уничтожения вашего мира, а вы его за это убили? — Рей молча кивнула, не в силах поднять на него глаза. Это вопрос будто бы подводил черту под смыслом существования человечества. Бен молчал, и так тягостно было ей это молчание, что внезапно, она нашла, что добавить.
— Он позволил людям сделать это, Бен. — Она встретилась с ним взглядом. — Он мог уничтожить своих мучителей, ты сам понимаешь. Даже в человеческой форме он был силён. — Она попыталась вспомнить и перечислить чудеса, но мысли скакали, как бешеные, в голове вертелось только что-то про рыбу и хождение по воде. Она бросила эту затею, понимая, что этим ей его не впечатлить, и уже почти в отчаянии выпалила. — Он умер за людей, пожертвовав собой, потому что посчитал их достойными.
— И что же, любопытно мне знать, он нашёл такого достойного в вас, не просветишь ли ты меня, Рей? — Он даже наклонился к ней, буравя взглядом, в его глазах замелькали золотые искры, слова вырывались вместе с яростным шипением.
Рей уже вовсю плакала, зажмурившись, лишь бы укрыться от его гнева. Ей самой казалось, что все, что она говорила, — чушь, всего этого недостаточно, чтобы убедить его иначе взглянуть на человечество. Но ему и не надо, уверяла она себя, ему все равно, чью душу поглотить, лишь бы добровольно. Ему вообще должно быть плевать! На человечество, на неё…
В этот момент Рей почувствовала, как он обнял её. Прижал к себе, поглаживая осторожно спину, ткнулся носом в волосы. Она же обняла его в ответ, цепляясь за эту близость, как за спасительную соломинку, как будто не он довёл её до такого состояния.
Рей уже почти успокоилась, и хотела было предложить ему вернуться в квартиру, когда в её памяти вдруг всплыла церковная школа, куда она ходила по воскресеньям ради бесплатного обеда, строгая наставница, которая не давала еды, пока каждый не расскажет на память послание из Библии. Из всех выученных когда-то, Рей запомнила только одно. Она отстранилась, заглянула Бену в лицо снизу вверх и процитировала тихо: