— Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и знание упразднится. — Он вздрогнул явствено, а она продолжила, проведя пальцами по его лицу. — У людей есть любовь, Бен. И это перевешивает все злодеяния человеческого рода. — Она убрала руку, и судорожно выдохнув, вытерла все еще мокрое лицо о его кофту, а потом отступила на шаг. — Он пожертвовал собой ради любви.
Бен глубоко вдохнул и отвел глаза. Не глядя на нее, тихо спросил:
— А почему это делаешь ты?
Рей пожала плечами с грустной улыбкой и засунула руки в карманы. Помимо картонного стаканчика, там обнаружилась невесть откуда взявшаяся макаронина. Рей вытащила ее и вместо того, чтобы выбросить, принялась катать на ладони, пока та не свилась в колечко. Рей усмехнулась и подняла на него глаза.
— Потому что могу. — Сказала просто и протянула ему ладошку с макарониной. — Похоже?
Бен нахмурился, а потом резко втянул в себя воздух. Севшим от возмущения голосом вопросил, сверкая глазами:
— На меня? Это?
Рей кивнула, с самым невинным видом закусив губу. Бен несколько мгновений стоял перед ней, раздувая ноздри, трепеща от праведного гнева, а потом резко вскинул руку, коснувшись пальцами ее лба.
Нечто невыносимо огромное, всеохватывающее, абсолютное возникло перед ее глазами. Рей, казалось, видела одновременно и фрагменты, и целое. Сознание затопило расплавленное золото, разум безуспешно силился интерпретировать звуки, что были чем угодно, только не шипением… Ей казалось, что ее мозг вот-вот взорвется, не в силах совладать с этой мощью.
Рей то чудилось, что она кричит, надрывая легкие, то, будто она замерла, растворяясь безмолвно в агонии. А потом все прошло. Так же резко, как и началось. Ничего не болело, ей было легко и спокойно. Отовсюду слышалось пение птиц, легкий ветерок доносил запах зелени и свежей выпечки. Рей счастливо улыбнулась тому, кто держал ее на руках…
А потом моргнула и все пропало. Она дернулась и Бен торопливо опустил ее на землю. Рей все же пошатнулась, и выбросив вперед руку, уперлась ему в грудь и некоторое время просто дышала, пытаясь прийти в себя. Первой мыслью было «да как он мог!», а потом она вспомнила грязную макаронину на своей руке и сама на себя разозлилась. И как она только посмела?!
— Наглядно. — Только и сказала, отдышавшись. Убрала руку и, встретившись с ним глазами, проговорила. — Прости.
Он только дернул плечом в ответ, не отводя от нее обеспокоенного взгляда.
— Я показал тебе лишь небольшую часть того, чем являюсь. — Он не хвалился, говорил как-то растерянно. — Думал, что твое сознание сможет справиться. — Он протянул руку и погладил ее по голове, проговорив с искренним изумлением. — Я не знал, что люди такие хрупкие. Прости, Рей. За то что причинил тебе боль.
Она улыбнулась, но ответить не успела. Он резко убрал руку, и нахмурившись, посмотрел в сторону. Несколько раз вдохнул, будто принюхиваясь, и, наконец, снова глянул на нее, сузив глаза.
— Пора. Твоя мать пробудилась.
Рей понадеялась, что холодок, который пробежал по ее спине при этих его словах, был простым лесным сквозняком.
========== Хронометр ==========
Феноменальное чувство времени было исключительной чертой Рей. Отец, бывало, говаривал, смеясь, что у неё, ко всем прочим человеческим органам, ещё и хронометр внутренний прилагается: Рей не носила часов, и при этом никогда не опаздывала.
Было у хронометра и другое свойство. В стрессовых ситуациях у Рей словно секундомер в мозгу врубался: цокцокцок, — Рей открывает дверь очередной съёмной лачуги женщине-полицейскому, — цокцокцок, — девушка нам очень жаль, но ваш отец погиб, нужно ехать на опознание, — цокцокцок, — не хватает денег на кремацию, — цокцокцок — прах уже в воздухе над парком, как он и хотел; ветер разносит серое месиво, хуже было бы, если бы все это просто осыпалось на землю, — цокцокцок, — Ункар прижал её лицом к стене в тёмной подсобке, — цокцокцок, — полицейский пинает её, заснувшую в зале ожидания: вали отсюда, шалава, — цокцокцок, — темнота клубится в каменном зале, у темноты глаза змеи, — цок…
— Рей!
Она не знала, как оказалась около дерева, хватая ртом воздух, не видя ничего вокруг. Бен держал её лицо в ладонях и, безуспешно пытаясь поймать её взгляд, настойчиво звал по имени.
— Что с тобой? — в его глазах искреннее беспокойство, недоумение, страх даже. Боится, что это из-за того, что он ей показал, как он там говорил, — люди же такие хрупкие…
Рей откидывает голову назад, впечатываясь затылком в жесткую кору дерева, смотрит сквозь крону в небо: сочный зелёный, голубой, белый, золотой…
— Бен, когда жертва будет принесена, что станет с тобой? — Рей старается словить на щеку солнечный зайчик, но тот все время ускользает, — ветер играет с листвой, никакого постоянства. Наконец ей это удаётся, и Рей на секунду зажмуривается, чувствуя блаженное тепло на своём лице, а в следующую, — уже смотрит в тёмные глаза прямо перед собой. Бен молчит и взгляд его тяжелеет.
— Я тебе уже говорил, Рей, я — начало и конец, я буду все…
Рей бьет его в грудь раскрытой ладонью.
— Я спрашиваю не про Великого спящего, — она прижала руку как раз напротив сердца, — чувствует его бешеный перестук, в унисон со своим. — Что. Станет. С. Тобой. Бен. — Рей словно втискивает каждое слово ему под рёбра. — Великий спящий не слушал песен уличного музыканта, не спал со мной ночью в обнимку, не ел моей стряпни… Это был ты, Бен. Ты разбил себе голову, ты мёрз, ты злился и смущался. Ты утешал меня, когда я плакала. Я хочу знать, что будет с тобой.
Рей и сейчас плачет, потому что цокцокцок уже гуляет бесплотным эхом в голове. Она чувствует, знает…
— Я умру. Я больше не буду нужен.
Цокцокцокцокцокцок
Рей закрывает глаза и снова стукается затылком о дерево, — незыблемую, сука, константу бытия. Призывает все свои душевные силы для того, чтобы взять себя в руки. Чертово цоканье в голове можно вырубить только одним способом, — задать временной отрезок: я выдержу поток лживых сочувствий ещё семнадцать минут; я продержусь двадцать часов на работе, чтобы оплатить прощание с отцом; я постою на мосту ещё пять минут; через тридцать секунд я вырву Ункару его гребаные руки и запихаю их в его дурную жопу; да, офицер, конечно, одну минуту дайте; что, за бред, я сдохну, если это хоть секунду продлится…
Она так много хотела сделать, достичь, посмотреть, узнать. Но её жизнь закончится в стылом склепе — с колом в груди. Она не знает, когда, но скоро. Бен уйдёт следом, и, непонятно, зачем приходил, зачем был погружён в жизнь, и тут же, — лишён её.
Ах, если бы не умирать!
Но все будет так, другого не дано. Они, — Рей и Бен, умрут так, или иначе. Однако, от них зависит — лишь они двое, или целый мир.
Сколько человеку нужно прожить для счастья, что сделать, чтобы чувствовать, что «все не зря»?
Рей никогда раньше не задавала себе таких вопросов, да и не нашла бы ответов, наверняка. Прав был Бен: люди не хотят умирать, даже когда приходит срок. Цоканье в голове подтвердило, что Рей ничем не лучше других, — цепляется за ускользающее время, будто паника что-то изменит.
Десять минут.
Ответ сам пришёл откуда-то из глубины души. Рей не знала, почему десять, но знала, что этого хватит. Чертово цоканье наконец затихло, тишина исцеляющим бальзамом окутала мозг.
Поэтому, Рей улыбается, когда открывает глаза.
Бен наклонился над ней, уперевшись руками в дерево. Его глаза так близко, что она даже не в силах прочитать эмоции, Рей не знает, что он чувствует, после того, как она вынудила его ответить. Но ей пока и близости достаточно. Рей неловко тянется и касается его губ своими, чтобы тут же съехать по подбородку вниз и вбок, — так резко он выпрямляется.
Замер, как мраморное изваяние, кажется даже не дышит. А ей не стыдно, ей легко! Без отвратительного цоканья в башке и липкого, выматывающего душу страха конца в душе, Рей невыносимо легко.
08:00
Она берет его за руки, рассматривает длинные пальцы, крупные ладони. Чувствует пульс, когда, держась за его запястья поднимается на цыпочки и снова целует его.
— Ты сейчас нужен. Мне. — Шепчет прямо в губы.
Чувствует его в своей голове и не стесняется, когда он видит её фантазии, желания…
Бен резко отстраняется и смотрит на неё странно. С обидой, укором. Будто… Будто она ему сердце разбила. Рей хмурится, но спросить не успевает, — он перехватывается её руки и с силой вжимает в дерево.
— Так вот, что ты имела ввиду, — шепчет он с кривой усмешкой, и на месте тёмных глаз вспыхивает золото. — Я дам тебе это, мне не жаль.
Рей тут же затягивает в водоворот её собственных фантазии: словно бы наяву, она неистово скачет на нем, запрокинув назад голову, и вот, — другая картинка, — он берет её сзади, вбивается в её тело резкими толчками, а она стонет, выгибаясь, потому что он намотал её волосы на кулак; а сейчас они лежат лицом к лицу и просто целуются, сплетясь телами…
Картинки мелькают все быстрее, тело будто в чистый огонь окунули, — так хорошо, так сладко. Рей словно со стороны слышит собственный стон, и это, удивительно! — даёт ей силы сопротивляться внушению. Фальшивые образы на трогают её душу.
06:00
Рей нашарила перед собой его лицо, прикрыла ладонью глаза. Прижалась к руке лбом, да так и застыла: пока успокоится дыхание, её, — и его; пока она сумеет совладать со своим телом, — жар внизу никуда не ушёл, но ноги, хотя бы, больше не подкашиваются.
— Ты решил, что мне это нужно, Бен? — Прошептала. — Что я, в шаге от смерти, захотела порно с тобой посмотреть? — Бен не ответил, и она продолжила. — Я сказала, что мне нужен ты, а не моя фантазия или чудище из мифов. — Рей убрала руку и заглянула в его глаза, — снова тёмные, человеческие. Он глядел на неё со смущением и надеждой. Рей улыбнулась и обняла его за шею.
— В прятки играй со мной, песни мне пой, не жди, пока смерть принесет нам покой, — процитировала песню, которой раньше не понимала.
04:00
Бен нервно выдохнул и наклонился к ней, но ткнулся своим длинным носом в её. Нахмурился, чуть повернул голову и попробовал снова. Рей сама потянулась к нему, и они снова стукнулись носами. Бен страдальчески вздохнул и положил ей руку на затылок. Рей улыбнулась и прикрыла веки, чуть откинув голову назад. Почувствовала его дыхание на своих губах и невесомое прикосновение, потом ещё и ещё, с каждым разом все смелее и дольше. Чуть приоткрыла рот, приглашая исследовать дальше, и тут почувствовала его присутствие в своём сознании.
03:00
— Считаешь минуты? — услышала насмешливый голос в своей голове. Бен прекратил её целовать и теперь просто касался её лица, — линии губ большим пальцем, ладонью — щеки, губами — век.
Хронометр встрепенулся в ответ на его насмешку, снова принялся цокать окаянный, — Рей чуть нахмурилась.
— Отмерила себе счастья, — пошутила.
И вдруг почувствовала, как долбанное цоканье замедляется, а потом и пропадёт вовсе.
— Как?! Как ты сделал это? — мелькнула мысль, прежде Рей открыла глаза, и встретила его горящий взгляд.
Бен хитро улыбнулся и шагнул вплотную к ней, буквально впечатав в дерево. Легонько прижал ладонью лоб, понуждая запрокинуть голову. Потерся носом о щеку и вдруг самым кончиком языка прочертил линию по её шее. Рей дернулась в его руках и застонала: от неожиданности — где он такого нахватался?! От интенсивности ощущений у неё даже подогнулись колени, — упала бы, если бы он не держал её. Бен усмехнулся, продолжая вытворять невероятное с её шеей, а у Рей перед глазами мелькнула библейская иллюстрация про Змея искусителя.
— Рей, я бы сказал, что все как раз наоборот, — промурлыкал низкий голос в её голове. — Ты мало отмерила себе. Я решил это немного подправить.
И вдруг Рей оказалась в спальне, — в той, в которой они сегодня проснулись. Бен лежал напротив неё, одетый так же, как в реальности, и осторожно гладил по голове.
— Я не в силах изменить что-то, Рей. — проговорил с нежностью. — Если бы я только мог. — Бен грустно улыбнулся. — Ни отвернуть то, что грядёт, ни остановить время я не в силах. Я могу только дать нам немного больше, чем три минуты счастья.
Рей придвинулась ближе, и спросила шёпотом, словно боялась, что кто-то подслушает.
— Как ты это сделал? — Она окинула комнату глазами. — И почему мы здесь?
Бен, казалось, смутился.
— Я не знаю других подходящих мест, — проговорил с застенчивой улыбкой. — А что касается первого, я просто немного замедлил нас.
— Замедлил относительно чего? — Рей все ещё не понимала.
— Всего.
Бену, видимо, надоедает ждать, и он привлекает её к себе. Одновременно с этим, Рей чувствует, как он целует её там, в реальности, возле дерева. Как расстегивает толстовку, оттягивает горловину майки, чтобы подобраться к груди. Она чувствует свои пальцы в его волосах — наяву, и в фантазии. Интенсивность ощущений сводит с ума, Рей теряется и льнет к нему, и наяву, и в их хрупком иллюзорном мирке. Ухмыляется догадке: она же наверняка может влиять на то, что происходит в воображаемой спальне. Секунда, — и они оба уже без одежды. Бен только вскидывает бровь, когда она забрасывает ему ногу на бедро.
— Ты же не думал, что, затащив меня в постель, отделаешься поцелуями?
Рей ощутила его замешательство и неуверенность, но только закусила губу, окинув его взглядом. Провела рукой по его груди вниз, чуть царапнув ногтями по животу. Обхватила рукой горячий напряжённый член и осторожно погладила. Почувствовала, как Бен застонал — и в иллюзии, и наяву.
— Ты видел мои фантазии, — прошептала на ухо, не прекращая двигать рукой, — незамысловато, — вверх-вниз. — Можешь выбрать любую.
Не успела она договорить, как спальня с кроватью, они сами, — все пропало. Они стояли у дерева в парке. Бен тяжело дышал, уткнувшись ей в шею. Его руки на её талии слегка подрагивали.
— Прости, — еле слышно выдохнул он. — Я потерял концентрацию… Со мной никогда … Я даже не знаю, что это было…. Ох…
По его телу прошла волна дрожи, но он все же сумел взять себя в руки. Отстранился, пунцовый от смущения и виновато глянул на неё. Рей рассмеялась и, обхватив его лицо ладонями, притянула к себе, поцеловала в губы.
— Теперь за тобой должок, — сказала со смехом. — У нас ещё есть пара минут.
Бен притянул её к себе и просто обнял.
— Если бы я только мог, Рей. Как бы я хотел быть человеком. Рядом с тобой быть. — Он сжал её крепко-крепко. — Я понял, о чем пел старик. — прошептал совсем тихо.
02:00
Рей гладила его по плечам, по голове, но слов не было. Она бы до самого конца так стояла, так бы и обнимала, а может еще крепче — пусть, пусть рушится чертов мир, лишь бы не отпускать его ни на секунду!
Бен отпустил её первый, заглянул в глаза, словно ища что-то, а потом принялся целовать жадно, грубо. Снова прижал её к дереву, Рей ощутила уже знакомое головокружение, — и вот они снова на кровати в той самой спальне. Только теперь он нависает над ней, удерживая свой вес на локтях.
Рей обхватила его бёдра ногами и поцеловала в губы. Вместо того, чтобы воспользоваться приглашением сразу, он, ответив на поцелуй, двинулся вниз по её шее, прокладывая непрерывную дорожку из поцелуев и укусов, — к груди. Когда он обхватил губами сосок, заставляя её выгнуться со стоном, Рей услышала, как наяву, — там, у дерева, затрещала и разошлась до пояса под его руками её майка. Там, в парке, настоящий Бен ласкал её грудь, синхронно с тем, что происходило в фантазии. Рей ощущала его действия вдвойне; перестала различать реальность и выдумку; отдавалась ему, не думала, отпустила…
— Боже, Бен!
— Можно просто, Бен, — ухмыльнулся он куда-то ей в живот. В спальне он добрался почти до её трепещущего низа, и Рей ухватила его за волосы.