Шли недели, месяцы, годы. Локи прекрасно осваивал всё, начиная от тех самых названий и заканчивая детальной трактовкой той или иной руны. Сложнее всего было усвоить различные значения рун как в прямом, так и в перевёрнутом положении, однако помогала именно зубрёжка и бесконечное перечитывание записей. Так как его собственная магия была ещё слаба, он не мог пользоваться рунескриптами — надписями, состоящими из нескольких рун. Если умело сочетать две, три руны и более, заклинание порой получалось с совершенно новым смыслом.
Далеко не каждый маг был способен использовать более двух-трёх рун одновременно. Во-первых, значение заклинания получалось очень сложным и предугадать возможные последствия было крайне тяжело. Во-вторых, это сказывалось на самом маге — колдовской запас сил имел ограничение точно так же, как и физический, поэтому при чрезмерном усердии истощался, порой даже нанося значительный вред.
Когда Локи впервые заикнулся об использовании сложных рунескриптов, Фригга покачала головой и строго-настрого запретила делать что-то такое без её присмотра, тем более сейчас.
— Ты ещё недостаточно опытный для такой сложной магии сейда*. Запомни, Локи: если сделать что-то не так, можешь пострадать не только ты, но и целый мир. Никогда, никогда не пользуйся больше чем тремя рунами одновременно. Ты меня понял?
Потупив взгляд, он кивнул.
Лишь позже Фригга рассказала, как маги погибали от слишком мощных рунескриптов. Кроме того, они действительно не осознавали полного значения созданного рунескрипта, поэтому Локи внял её переживаниям и пообещал пользоваться рунами с крайней осторожностью.
— Некоторые рунескрипты, повинуясь доброй воле, приносят добро, — объясняла Фригга и начертила на пергаменте последовательность из трёх рун. — «Дом», «семья», «удача». Это — хороший рунескрипт. Он означает, что человек желает принести счастье своей семье. Но некоторые сочетания обладают страшной, разрушительной мощью, особенно в плохих руках.
Локи, недолго думая, спросил:
— Например?
Фригга, поколебавшись, всё же ответила на вопрос, но на этот раз чертить руны не стала.
— Например, если сочетать руну «перемен» и «разрушения», можно добиться крайне нежелательных последствий.
— Но ведь рун, обозначающих перемены, несколько, — склонив голову набок, сказал Локи. — Какие-то означают хорошие перемены, а какие-то плохие. Что случится, если использовать руну Турисаз* в сочетании с руной разрушения Хагалаз*?
Глаза Фригги потемнели, губы сложились в плотную линию. На тот момент Локи двигало обычное любопытство, закономерное желание узнать больше об изучаемом предмете. Однако он совершенно не обращал внимания на нежелание матери пояснять конкретные сочетания.
— Будет плохо, Локи, — хрипло ответила она, наконец. — Очень плохо.
Тор, прознав об изучении братом рун, поначалу долго смеялся. Руны, говорил он, придуманы для слабых мидгардцев — им, асам, изучать такие бесполезные вещи совершенно ни к чему! Однако после того как Локи использовал руну неудачи в его отношении во время тренировки, побеждённый Тор, сидя в грязи, гневно сверкал глазами, но всё же признал способности брата к магии сейда.
— Только попробуй использовать ещё раз против меня нечто подобное — голову откручу! — угрожал он, хотя в действительности Тор ни разу не поднимал руку на младшего брата.
Локи, ещё немного потешив своё самолюбие, пообещал больше так не делать и даже извинился за произошедшее перед крайне удивлённым Тором. Тот долго стоял рядом и хлопал глазами, будто не мог до конца поверить, что Локи способен на искренние извинения.
— Я не шучу, — заметив его замешательство, сказал Локи. — Но впредь относись ко мне с уважением. Я твой брат, а не служка, над которым можно вот так запросто смеяться на глазах у всех.
Некоторое время Тор и в самом деле вёл себя куда учтивее обычного, однако Локи предпочитал не демонстрировать рунную магию всем вокруг. Это было нечто личное, сродни увлечению, которым ни с кем не хотелось делиться. Он не использовал опасных рунескриптов, хотя порой от мелких шалостей удержаться не мог. Помня наставление Фригги, Локи никому не причинял вред с помощью рун.
Значительно позже, когда они повзрослели, Тор овладел Мьёльниром и готовился взойти на трон Асгарда, он, задрав нос, всё чаще напоминал Локи о его месте. Это не столько злило, сколько обижало — в детстве они с Тором были на равных. Он, уже прочувствовав сладость власти, ставил себя выше Локи как минимум на ступень, а то и больше. Порой Локи хотелось напомнить, что он, вообще-то, тоже принц, его младший брат — пренебрежение Тора било значительно больнее, чем он ожидал.
Со временем Локи не заметил, что детская незамутнённая любовь к брату сменилась презрением и разочарованием. Он был готов стерпеть многое, вот только не от Тора, который так настырно продолжал вытирать об него ноги. Использовать шалости с рунами Локи больше не рисковал — они перестали быть детьми, а если Тор всерьёз взбесится, выйти сухим из воды будет очень трудно. Гораздо интереснее было действовать исподтишка и впустить йотунов в Асгард, сорвав тем самым коронацию Тора — шалость, превосходившая все прочие подножки, но Локи чувствовал ни с чем не сравнимое удовлетворение, таким образом спустив зарвавшегося братца с небес на землю.
Всё стало плохо, когда Один перестал лгать и рассказал правду о происхождении Локи. Ненависть сменила вектор — презрение, испытываемое к Тору, не шло ни в какое сравнение с презрением к Одину. Апофеоз злости настал в момент падения с радужного моста, когда Тор сходил с ума от отчаяния, а на лице Одина не было даже жалости. Жалел ли Локи о том, что после явился к самому Таносу, чтобы разжиться оружием и армией для захвата Мидгарда? Вовсе нет. Жалкая горстка погибших людей стоила того, чтобы ему хоть немного стало легче. Вот только не до конца — теперь его жизнь и свобода зависели от Фригги.
В мрачных мыслях Локи провёл не один час, потеряв счёт времени. Он думал только о жажде. Казалось, ещё немного — и он наплюёт на собственное пленение, выйдя из покоев матери и добравшись до спасительной воды. Вот только от намордника ему всё равно не избавиться самостоятельно… Фригга учла даже это, не став снимать его.
Усмехнувшись, Локи глубоко вдохнул через нос и услышал звук приближающихся шагов. Он лежал спиной на кровати, свесив ноги на грязный коврик. То, что он наверняка испачкал простыни, его мало волновало — Фригга должна была понимать, чем рисковала, оставляя его здесь в таком виде. Состроив как можно более равнодушное лицо, он повернулся, когда скрипнули двери. Фригга стояла с глубокой фарфоровой плошкой в руках, мягкой тряпкой и кружкой. Первым делом она поставила плошку на тумбочку возле кровати, а сама налила воды в кружку. Локи едва ли не облизнулся и приподнялся на локтях, неотрывно наблюдая за ней.
— Хочешь пить?
Глухо зарычав, Локи бросил полный негодования взгляд. Конечно, он хотел пить, конечно!
— Тогда, будь добр, веди себя тихо, когда я сниму намордник. Ты меня понял? — попросила она, протягивая ему кружку.
Локи, нахмурившись, нехотя кивнул — уязвлённая гордость плохо справлялась с переходом от роли бога, под чьим командованием шла целая армия читаури, к пленнику материнских покоев.
Ласковые пальцы коснулись шеи, подцепили намордник снизу и медленно прошлись по жёсткому краю вплоть до дужек, уходящих за уши, чуть надавили — а потом что-то щёлкнуло, и дышать стало невообразимо легче. В одно мгновение давление спало, и Локи с наслаждением раскрыл рот, подвигав онемевшей нижней челюстью. Затем с жадностью припал к воде, делая большие быстрые глотки. Прохладная вода заструилась от уголков губ к шее, намочив воротник и без того испорченного одеяния. Он не остановился, пока не выпил всё до последней капли.
И довольно вздохнул, облизав губы.
Только после Локи открыл глаза и посмотрел на застывшую рядом мать. Хотелось съязвить и оттолкнуть, но… он не видел никакой опасности и никакой причины, чтобы так поступить.
— Спасибо, — прошептал он так тихо, чтобы не слышать собственного голоса.
После они ещё долго не разговаривали. Фригга принялась обрабатывать его раны, промывая их и смазывая пахнущей душистыми травами мазью. Изредка он кривился и шипел, но не смел даже заикнуться, что было больно. В конце, когда вода в плошке стала красной, Фригга закончила своё дело и, отойдя к трельяжу, достала из ящика небольшой тщательно обтёсанный белый камень, начертила на нём руну и протянула его Локи, предварительно подержав в руке. Не нужно быть великолепным магом, чтобы почувствовать потоки сейда, которыми она воспользовалась, чтобы пробудить руну.
— Держи, — сказала она. — Носи с собой, пока раны не заживут.
Локи принял камень, мимоходом взглянув на руну исцеления.
— Думаешь, я настолько слаб, что не смогу выздороветь самостоятельно?
— Да, ты слаб, — наставительно заявила Фригга. — Я не могу отправить тебя к целителям, не могу позвать кого-то сюда, чтобы тебя осмотрели. Поэтому твоим выздоровлением займётся руна. И не смей отказываться — ты не в том положении, Локи.
Скривившись, он нехотя положил камень в карман грязной одежды.
— Постараюсь принести тебе чистую одежду из твоих покоев. Можешь воспользоваться моей купальней, чтобы обмыться.
Коротко кивнув, Локи напряжённо молчал.
— Тор считает, что ты сбежал в неизвестном направлении. Один считает точно так же. На твои поиски будут отправлены лучшие эйнхерии, а Хеймдалль будет неустанно следить за всеми девятью мирами, пока ты не покажешься.
Снова кивнув, Локи так и не поднял взгляд. Не хотелось признавать, но его действительно загнали в угол. Вернее, он сам это сделал, когда рискнул переместиться с тессерактом именно сюда.
— Ты снимешь с меня наручники? — хмуро поинтересовался он.
— Не сейчас. И ты сам прекрасно понимаешь, что так будет лучше.
— Боишься, что, вернув магию, я просто сбегу?
— Именно так. Сбежишь и начнёшь отбиваться, потому что ничего другого не останется, если каждое живое существо будет охотиться по твою душу. — Фригга выдержала длительную паузу и добавила в сердцах: — Ты себя погубил, Локи.
Мгновенно взвившись, он вскочил на ноги, игнорируя ломоту и слабость во всём теле.
— Так почему ты продолжаешь прятать меня здесь, мама? Я ведь теперь преступник! Рано или поздно тебе придётся сказать, кого ты скрываешь в этих покоях, потому что я не намерен вечно здесь оставаться, — гневно прошипел Локи, окинув мать взглядом с ног до головы.
Она не дрогнула.
— Если я расскажу о тебе Одину, когда ты так себя ведёшь, он может тебя казнить.
— Так пусть казнит! — выкрикнул он, чувствуя злые слёзы, застывшие в уголках глаз. — Это будет милосерднее, чем жить и знать, как сильно он меня презирает.
— Он тебя любит…
— Любит? — хохотнул Локи и процедил сквозь зубы: — Какая же это любовь, если я всего лишь заложник в Асгарде, чтобы добиться покорности Йотунхейма.
Фригга только покачала головой.
— Я тоже тебя люблю.
— Отрадно слышать.
— И Тор.
— Тор? Уж теперь его любовь точно никогда не вернётся — я покусился на его любимую Землю. Да и вряд ли наследник трона захотел бы и дальше якшаться с небратом, который принадлежит к враждебной йотунской расе.
— Ты не можешь этого знать наверняка. Он не такой.
— Я решил напасть первым, чтобы не видеть, как это сделает Тор, а за ним — весь Асгард.
— Локи! — воскликнула с мольбой Фригга, подступив к нему и положив ладонь на щёку. — Не защищайся от меня. Никто тебя не отталкивал — ты сам это сделал. Пойми, ты вырос рядом с нами, для меня ты — родной сын, как и для Тора — родной брат. Но сейчас он злится. Он обижен на тебя. Пусть тобой двигала ненависть, но твои поступки зашли слишком далеко. Пока что всё, что я могу — дать тебе передышку. Вам всем. Позволить успокоиться и подумать, что делать дальше.
Локи с трудом заставил себя сжать её руку, чтобы отнять от своей щеки.
— Неужели тебе не противно находиться рядом? Я убил много людей.
— И ранил Тора, — уже жёстче проговорила Фригга. — Твоему разуму нужно проясниться. Раньше ты бы никогда не причинил боль невинному существу. Тем более — не причинил бы боль брату. Что с тобой случилось?
Теперь, когда прошло несколько часов с момента нападения на Землю и проигрыша Мстителям, Локи немного пришёл в себя. Разум действительно прояснился, однако он не испытывал ужаса от того, что сделал. В какой-то степени он этого хотел. Быть может, не в таком масштабе, но… Когда Тор предлагал остановиться, хотя было очевидно поздно, где-то на задворках разума мелькнула мысль с ним согласиться. Однако что-то держало его, не позволяя просто так отступить на несколько шагов.
У Локи было достаточно времени подумать и найти источник — посох, которым он подчинял людей. Возможно, он влиял и на него, разжигая обиду до сильной ярости. Но Локи не был бы Локи, если бы признал, что над ним имела власть какая-то побрякушка со светящимся камнем разума. Сейчас это было так очевидно, что Локи удивлялся, как мог не заметить изменение своего состояния там, в Мидгарде. Однако ничего признавать вслух он не собирался — это сделало бы его ещё более слабым в глазах окружающих, чем раньше. Пусть лучше все считают, что младший принц обезумел.
— Ничего не случилось, — Локи обворожительно улыбнулся, сморгнув слёзы. — Просто я умер — не телом, а душой.
— Локи…
— Оставь меня, пожалуйста, — вздохнул он — на разговор больше не оставалось сил. — Я хочу побыть один.
Отвернувшись спиной к Фригге, Локи выждал необходимое время, пока она наконец не зашуршала юбками и не вышла из покоев, а после обессиленно повалился на кровать, вцепившись в длинную цепь наручников.
***
Потянулась длинная череда одинаковых дней в четырёх стенах. Когда в покои приходила служанка, чтобы сменить постель, Локи прятался в дальней комнате, куда никто никогда не заходил. В такие моменты он ненавидел самого себя, потому что не мог ничего сделать. Приходилось крепко стискивать челюсти, напоминая, что он не только лишён магии, но и находится в розыске — любая дворовая собака без зазрения совести сдаст его на немилостивый суд.
Наручники уже порядком натёрли запястья, но Локи удалось к ним привыкнуть. Благо движения они не сковывали, да и руки разве что нельзя было развести широко в стороны. В остальном он не ощущал неудобств.
Фригга, как и обещала, принесла сменную одежду, а старую сожгла, чтобы никто на неё случайно не наткнулся. Стирать теперь приходилось самому — ни одной служанке нельзя было довериться настолько, чтобы рискнуть проверить её внимательность. Поначалу Локи страшно злился, чувствуя, что пал ниже некуда. В конце концов, он принц, пусть теперь вряд ли имел право на этот титул. Приходилось не только стирать свою одежду, но и питаться едва ли не объедками, которые Фригга украдкой приносила ему. Режим приёма пищи тоже, разумеется, оказался сбит.
Порой Локи несколько часов подряд без дела слонялся из угла в угол, понимая, что даже не может ни о чём думать — в голове было непривычно пусто. Чувства стали притупляться, и изначальное желание как можно скорее вырваться, найти выход на свободу, сменилось апатией. Он ужасался: смириться с участью вечного пленника раньше было бы самым страшным кошмаром.
Локи скучал по своей магии. Скучал по книгам. Второе он всё же получил, пусть и не сразу — Фригга вместе с едой стала приносить ему книги, за чтением которых удавалось скоротать много времени. В какой-то степени он словно оттягивал миг кончины. Если же он когда-нибудь предстанет перед Одином за свои преступления и будет приговорен к смерти, покои Фригги можно считать тюремной камерой смертника. Усмехаясь собственным невесёлым мыслям, Локи переворачивал страницу и продолжал скользить взглядом по строчкам. Смысл прочитанного редко ускользал от него, но сам процесс больше не приносил удовольствия, как раньше.
С Фриггой они стали более-менее нормально разговаривать спустя несколько месяцев. До этого Локи отмахивался от её вопросов, постоянно просил уйти и ничего не спрашивал о событиях вне покоев. Его мало интересовал внешний мир до тех пор, пока не пришла страшная весть о нападении Тёмных эльфов. Даже в тот момент Фригга не согласилась освободить его от оков, приказав оставаться здесь, и запечатала двери покоев заклинанием. Локи оставалось только сидеть на полу и вслушиваться в то и дело доносившиеся вскрики.