– Даниэль, я здесь!
Лежащий на каталке парень, вокруг которого суетились врачи, повернул голову. Измученные серо-зеленые глаза с темными кругами под ними посмотрели на Ирвина и в тот же миг засияли только ему одному знакомым светом. Губы Даниэля тронула легкая улыбка, он что-то произнес, но Ирвин ничего не расслышал, а в следующую секунду медсестре, наконец, удалось вытолкнуть его в коридор.
– Ждите снаружи, сэр!
Дверь захлопнулась, осталось лишь небольшое прозрачное окошко, в котором были видны только спины врачей. Их синие костюмы почти сливались с голубыми стенами операционной. Оставалось самое мучительное – ждать, когда всё закончится. Ирвин вздохнул и потёр виски. Отступившая на время головная боль вновь принялась сверлить череп.
– Ирвин! Как долетел? – послышался сзади знакомый женский голос.
Сьюзи, казалось, постарела лет на пять. Вокруг ее глаз появилось несколько новых морщинок, а усталая полуулыбка выглядела так, словно ее просто нарисовали на лице. Волосы миссис Марлоу были заплетены в косу, из которой выбилось несколько волнистых прядей.
– Бывало и лучше, – честно признался Ирвин.
– Ох… – Сьюзи коснулась его щеки, где красовалась рана. – Что случилось?
– Да так… – отмахнулся Ирвин. – Сглупил немного.
Сьюзи участливо покачала головой. Они с Ирвином молча стояли у двери операционной, глядя сквозь прозрачное окошко. Роджер прохаживался туда-сюда по коридору, потом говорил с кем-то по телефону, пару раз выходил курить, несмотря на повальный запрет здешними властями.
Вдруг в операционной началась какая-то суета. Резкие движения фигур в синих костюмах и доносящиеся обрывки фраз на повышенных тонах заставили кровь похолодеть в жилах.
– Что происходит? – с тревогой спросил Ирвин, переводя взгляд с окошка на миссис Марлоу и обратно.
– Не знаю, – прошептала Сьюзи.
Она обхватила себя руками так крепко, что ногти впились в предплечья, но она этого, казалось, даже не чувствовала. Когда Ирвин взглянул на нее снова, Сьюзи стояла в той же позе с закрытыми глазами, а ее губы чуть заметно шевелились. Впервые в жизни Ирвин пожалел о том, что не знает ни одной молитвы.
Прошло несколько минут. Что бы там ни произошло в операционной, врачам удалось взять ситуацию под контроль. Ирвин и Сьюзи одновременно выдохнули. Внезапно миссис Марлоу пошатнулась, оперлась рукой о стену и стала медленно опускаться на пол.
– Сьюзи! – воскликнул Ирвин, подхватывая ослабевшее тело под мышки. Вовремя подоспевший Роджер поднял жену на руки и понёс за угол, туда, где стоял ряд кресел для посетителей. Усадив Сьюзи в одно из них, он сказал:
– Я принесу воды. Следи, чтобы она не упала.
Он убежал куда-то и тут же вернулся с медсестрой. Пока миссис Марлоу приводили в чувство и отпаивали водой, Роджер сетовал на то, что она слишком увлеклась успокоительными:
– Дорогая, я же говорил, что три таблетки – это перебор!
Ирвин сел чуть поодаль, чтобы не мешать. Он и сам едва стоял на ногах: смена часовых поясов сократила его ночь вполовину, а тяжелый перелёт и вовсе свёл ее на нет. Сердце подпрыгивало до самого горла, ритм дыхания сбился из-за боли в рёбрах. Потребуется не один месяц тренировок, чтобы вновь привести себя в форму.
В соседнее кресло тяжело опустился седой старик. Он начал рассказывать о том, что его жене сейчас делают шунтирование, а сам он перенес два инсульта. Потом речь зашла о соседях, которые не могут найти управы на своих детей, затем о политике и мигрантах с Ближнего Востока, которые вот-вот миллионами попрут через Ла-Манш. Старика не особо волновало то, что Ирвин никак не реагирует на его присутствие.
Из-за угла вышла медсестра – та самая, с которой Ирвин сражался в дверях операционной. Все поднялись со своих мест, кроме старика, который так и не заметил, что его, вообще-то, никто не слушает.
– Что с нашим сыном? – Сьюзи нетерпеливо шагнула вперед.
– С ним всё хорошо, он приходит в себя в послеоперационной палате, – ответила медсестра. – Во время операции резко упало кровяное давление – реакция на наркоз. Но не волнуйтесь, наши доктора – профи, – она улыбнулась. – Можете зайти к нему. Только не все сразу.
На несколько секунд наступила тишина, все лишь переглядывались между собой.
– Иди, – сказал Роджер Ирвину. – Он хочет тебя видеть.
Сьюзи кивнула, соглашаясь с мужем. Ее лицо, наконец, озарилось улыбкой.
Ирвин вошел в палату и плотно прикрыл за собой дверь. Даниэль, укрытый тонким белоснежным одеялом, посмотрел в его сторону из-под полуопущенных век, но его взгляд никак не мог сфокусироваться в одной точке.
– Привет, – тихо произнес Ирвин, подойдя к кровати. Он осторожно коснулся кончиками пальцев щеки Даниэля. Казалось, тронь сильнее – и он разобьется, словно тончайшее стеклышко.
– Я так ждал… – послышался в ответ неуверенный, дрожащий шепот.
Ирвин присел на край кровати, стараясь не задеть тянущиеся под одеяло проводки.
– Я тоже, – прошептал он, убирая со лба Даниэля пряди растрёпанной чёлки.
Даниэль усердно щурился, всматриваясь в лицо Ирвина, затем протянул руку. Его пальцы неуклюже скользнули по ткани куртки, и ладонь упала обратно на кровать. Ирвин тут же накрыл ее своей и почувствовал, как на тёплом запястье ровно бьется пульс. Бледная кожа Даниэля казалась совсем прозрачной, под ней тонкими синими змейками извивались вены, в нескольких местах на них виднелись красные точки – следы от игл.
– Ты расплываешься, – слабо улыбнулся Даниэль.
– Это действие наркоза. Скоро пройдёт, – сказал Ирвин, осмелившись невесомо коснуться его груди сквозь одеяло. – Тебе не больно?
Даниэль медленно покачал головой из стороны в сторону.
– Пить хочу.
– Потерпи немного, тебя может стошнить.
– Тогда… – Даниэль закрыл глаза, облизнул пересохшие губы и выдохнул: – Поцелуй меня.
Сломанные рёбра в который раз напомнили о себе, когда Ирвин склонился над лицом Даниэля и прижался к его губам невинным, почти детским поцелуем. К боли в груди примешалось странное чувство щемящей нежности. Среди прочих посторонних запахов Ирвин смог уловить тот родной аромат, которого так не хватало все эти долгие недели.
Глаза Даниэля распахнулись. Уже более ясным и осмысленным взглядом он внимательно изучал лицо Ирвина, словно видел его впервые. Подушечками пальцев, едва касаясь, он очертил контуры запёкшейся темно-красной рассечины.
– Тебя нельзя оставлять без присмотра, – с легкой улыбкой сказал Даниэль.
Ирвин виновато опустил голову. Он не уставал корить себя за тот опрометчивый поступок и за то, с каким ужасом смотрел на него Даниэль во время первого видеозвонка после инцидента в «Антиматерии».
Кто-то деликатно поскребся ногтями в дверь. Ирвин неохотно отстранился от Даниэля и встал с кровати.
– Родители ждут не дождутся тебя увидеть.
– Пусть войдут, – сказал Даниэль, неосознанно трогая пальцами губы, словно там мог остаться какой-то след от недавнего поцелуя.
После недолгой встречи с родителями Даниэля сморил сон. Оставив сына на попечение заботливых медсестер, мистер и миссис Марлоу тоже засобирались отдохнуть. Они предложили Ирвину не тратиться на отель, а остановиться с ними в доме матери Сьюзи – Софи. Ирвин был готов поселиться хоть у самого дьявола в преисподней, лишь бы хоть немного вздремнуть. От смертельной усталости, казалось, болели даже волосы на голове.
Софи Дюлор жила в тихом спальном районе на севере Лондона. Двухэтажный дом с маленьким ухоженным палисадником, на первый взгляд, ничем не выделялся среди десятков таких же по соседству. Однако настоящей изюминкой дома была его хозяйка. Немолодая, но эффектная дама – у Ирвина язык не поворачивался назвать Софи бабушкой – умела восхитить с первого взгляда. Хоть театральная сцена давно осталась для нее в прошлом, она словно все эти годы продолжала играть перед невидимым зрителем. Каждый день она укладывала каштановые волосы на манер актрис немого кино, надевала одно из своих бесчисленных платьев, идеально сидящих на стройной фигуре, наносила умелый макияж, окутывала себя ароматом дорогого парфюма… И чёрт знает, что еще она делала – в ее-то годы! – для того, чтобы мужчины на улице сворачивали шеи.
Был в доме еще один неординарный жилец. Сперва Ирвин принял гору черной шерсти, дремлющую у камина, за пса, но потом она встала и, выгнув спину, издала что-то вроде «пурр-мя». Двадцатифунтовое чудовище породы мейн-кун звали Клавдий. Несмотря на свою инфернальную внешность, он оказался очень общительным и ласковым котом, всё время тёрся о ноги, громко мурлыча, а когда Ирвин шел спать, Клавдий каким-то образом открывал дверь в его спальню и ложился рядом, убаюкивая своим урчанием.
Ирвин старался как можно больше времени проводить с Даниэлем, которому приходилось буквально силой отправлять его домой поспать или поесть, уверяя, что с ним всё хорошо, после операции нет никаких осложнений, а чтобы скоротать время, всегда есть книги или интернет. А иногда мадемуазель Дюлор приезжала в больницу навестить внука и забирала упирающегося Ирвина с собой. Дома она кормила его всевозможными вкусностями, от которых сама воздерживалась, и поила чаем с молоком.
– Раньше я тоже не понимала, как англичане пьют эту гадость, – сказала она, когда Ирвин в первый раз недоверчиво заглянул в свою чашку. – А теперь жить без него не могу. Ты попробуй.
Затем она садилась в кресло у камина, наливала себе бокал вина, закуривала тонкую длинную сигарету и рассказывала о молодости на театральных подмостках Парижа и о многочисленных поклонниках, с одним из которых она связала себя узами брака.
– Оливер – замечательный человек, хоть и изрядно попортил мне нервы, – сказала однажды Софи о своем бывшем муже. – Он был против того, что малышку Сьюзи воспитывала няня. Потом он стал требовать, чтобы я ушла из театра и занялась ребенком. В общем, мы так и не ужились вместе… А сцену всё-таки пришлось бросить. Я не смогла осилить всё и сразу, – Софи вздохнула. – К счастью, моя дочь намного, намного сильнее меня…
Ирвин отхлебывал чай, который оказался не таким уж и гадким, и думал о том, что Сьюзи и впрямь гораздо сильнее, чем кажется на первый взгляд. Родив достаточно рано больного ребенка, она не сломалась, напротив – стала неиссякаемым источником любви не только для Даниэля, она была готова дарить любовь всему миру, каждой его молекуле.
Софи сделала несколько глотков из бокала и продолжила:
– После развода я вернула себе девичью фамилию и осталась жить в Лондоне. Чтобы заработать на жизнь, стала давать частные уроки актерского мастерства. Так и выжили с дочерью. А Сьюзи рано вылетела из гнезда… Уехала учиться в Америку и там встретила Роджера. Не успели они оба закончить колледж, как родился Даниэль… – Софи допила оставшееся вино, поставила бокал на журнальный столик и закурила очередную сигарету. – Все заботы о ребенке легли на плечи Сьюзи, пока Роджер пытался прокормить семью. Я ни в чём не виню зятя, но… Даниэлю был почти год, когда заметили неладное. Он только начинал учиться ходить, и одновременно с этим появилась одышка… Врачи сказали, что если бы патологию выявили сразу после рождения, можно было бы обойтись простой операцией. Всего лишь нужно было заплатить за обследование. Роджер не заплатил…
У дома остановилось такси. Спустя минуту хлопнула входная дверь, зашелестели пакеты, и Клавдий вприпрыжку помчался проверять их содержимое.
– А Даниэль знает? – спросил Ирвин.
Софи кивнула. Она налила еще чая Ирвину, а себе вина.
– Бедный мальчик столько натерпелся, – вновь заговорила она после небольшой паузы. – Береги его.
Чашка дрогнула в руке Ирвина. Он вспомнил тот лунный вечер на крыше общежития Гринстоуна, когда он впервые дал это обещание, хотя еще совсем не понимал, что за чувство зарождается в его сердце. А чувство росло и крепло день ото дня, и спустя несколько месяцев стало почти осязаемым, видимым невооруженным глазом всем окружающим.
– Даниэлю повезло с тобой, – улыбнулась Софи, на миг коснувшись запястья Ирвина. – Ты не смотри, что я старая кляча, на самом деле я – женщина современных взглядов. Вы не планируете в будущем узаконить свои отношения? Я слышала, в Штатах теперь с этим проблем нет*.
Ирвин поперхнулся чаем.
– Вы уже утомили юношу своей болтовней, мисс Дюлор, – бросил Роджер, проходя на кухню сквозь гостиную.
– Боже мой, вы только посмотрите, с каким грубияном связалась моя дочь, – беззлобно посетовала Софи, отпивая из бокала. – Какой пример вы подаете молодому поколению?
– Я попрошу! – парировал мистер Марлоу. – Вы курите и пьете, как слепая лошадь, так что, прикажете молодёжи равняться на вас?
Ирвин не стал дальше слушать их перепалку. Поблагодарив мадемуазель Дюлор за чай, он тихо выскользнул из дома и направился к станции метро. Уже через десять минут поезд мчал его в своём металлическом чреве к клинике.
Спустя неделю после операции Даниэля выписали. Правда, о возвращении в Штаты не могло быть и речи еще как минимум месяц, а значит, парням предстояло долгое и основательное изучение Лондона.
Был на редкость ясный полдень, когда Даниэль, щурясь от непривычно ярких падающих на лицо лучей, ступил за порог клиники и вдохнул полными легкими чуть колышущийся теплый воздух. Обновленное сердце стучало в груди ровно и уверенно, как метроном.
Когда родители с вещами были посажены в такси, Даниэль взял Ирвина за руку и повёл за собой. Они шли по пешеходной набережной, густо наводненной туристами, а впереди над серой гладью Темзы возвышались башни Тауэрского моста. Он оказался меньше, чем Ирвин себе представлял по виденным когда-то давно фотографиям. Как, собственно, и сам Тауэр – старинная крепость посреди современной столицы выглядела, словно театральная декорация, а выглядывающий из-за крыш круглый небоскреб*, похожий то ли на огурец, то ли на яйцо Фаберже, добавлял в городской пейзаж еще больше сюрреализма.
На речном трамвае парни добрались до Вестминстерского моста, возле которого вращалось огромное чёртово колесо. Кабинки Лондонского глаза снизу напоминали уплывающих в небо жирных рыб. Каждая из них заглатывала по два десятка туристов и медленно поднималась вверх, чтобы «добыча» как следует переварилась в коктейле головокружительного восторга. Даниэль снимал на телефон оставшийся внизу Лондон, себя на фоне Лондона, а затем притянул к себе Ирвина, поставив его так, чтобы в кадр попал крошечный Биг-Бен, и нажал на кнопку камеры. На экране остался снимок двух счастливых улыбающихся лиц, а следом еще один, на котором Ирвин целовал Даниэля в уголок губ, воспользовавшись моментом, когда остальные находящиеся в капсуле люди глазели на Вестминстерский дворец.
Остаток дня они гуляли по аллеям королевских парков, кормили лебедей на пруду, фотографировали друг друга рядом с Букингемским дворцом. Ирвин несколько минут смотрел на гвардейца в огромной медвежьей шапке, замершего у входа, словно оловянная фигурка, после чего спросил:
– Как думаешь, он настоящий?
Даниэль звонко рассмеялся и потащил Ирвина за руку дальше, по тенистому тротуару вдоль Конститьюшн-хилл в сторону Гайд-парка. Найдя в его глубине укромный уголок, они валялись на мягкой траве, подставляя лица пробивающимся сквозь молодую листву лучам, пока солнце не начало клониться к закату.
В тот же вечер Роджер улетел в Штаты – его ждала работа. Сьюзи провожала мужа в аэропорту и просила не ждать ее. Уже давно стемнело, мадемуазель Дюлор то ли читала книгу в гостиной, то ли уже видела десятый сон – до спальни Ирвина на втором этаже не доносилось ни звука. Даниэль, утомленный насыщенным днём, был и без того еще довольно слаб, поэтому рано принял лекарства и лёг в постель в соседней комнате.
Ирвин лежал в темноте, тыкая пальцем в экран смартфона. Внезапно в коридоре послышался какой-то шорох, и дверь с тихим скрипом отворилась.
– Клавдий, ну что тебя так тянет сюда? – негромко произнес Ирвин и посветил телефоном в сторону двери.
Едва различимый в полумраке белый силуэт сделал несколько шагов в направлении кровати. Ирвин сел, зажигая настольную лампу. Часть комнаты наполнилась теплым оранжевым светом, и искаженные тени от бабочек на абажуре легли на потолок и стены.