– Даниэль, не поможешь мне накрыть стол? – голос матери прервал его размышления.
Раскладывая салфетки, ножи и вилки, Даниэль услышал, как зазвонил домашний телефон. Мать взяла трубку на кухне, и по ее разговору Даниэль понял, что звонит бабушка. В Лондоне сейчас было четыре утра, но каждое Рождество бабуля просыпалась ни свет ни заря, чтобы поздравить свою семью.
– Солнышко, возьми трубку в гостиной, – крикнула Сьюзи, – бабушка хочет с тобой поболтать!
Даниэль прижал трубку к уху плечом, оставив руки свободными, чтобы сложить из салфетки конвертик. Они с бабушкой обменялись поздравлениями, затем несколько минут Даниэль рассказывал ей о своей жизни в кампусе, о научных успехах и, конечно, о новых друзьях. Вернее, друг-то был всего один…
Вдруг лежащий на диване мобильник разразился мелодией входящего вызова. Даниэль встрепенулся, как заяц от выстрела из ружья, и выпалил скороговоркой:
– О боже, Ирвин звонит! Прости, бабуль, мы с тобой позже еще поговорим!
Он с разбега запрыгнул на диван, перемахнув через подлокотник. Весь дрожа от нетерпения, он провел пальцем по экрану телефона и услышал такой родной сердцу голос:
– Веселого Рождества, Даниэль!
– Ирвин! – Даниэль расплылся в улыбке. – Я весь день ждал твоего звонка!
– Я тоже не мог дождаться. У нас тут такая метель была! Дверь в наш с Сидом и Ларсом домик полностью замело, и ребятам пришлось нас откапывать, представляешь?
– Ничего себе! – присвистнул Даниэль, свесив голову с дивана и задрав ноги на спинку. – Я слышал в новостях, что в ваших краях заблудились сноубордисты.
– Эти придурки не из нашей группы. У нас все знают, что в такую погоду на улицу лучше не высовываться, – успокоил друга Ирвин. – Буря уже утихла, небо ясное. А у вас как?
– Полный штиль… А у тебя там и правда слишком тихо для большой пьяной компании.
– Все веселятся в доме, а я вышел подышать свежим воздухом, – сказал Ирвин и после короткой паузы добавил: – Одевайся и тоже выходи на улицу.
– Зачем? – спросил Даниэль, но всё же встал и пошел за курткой.
– Просто выходи, – по голосу Ирвина было понятно, что он улыбается.
Даниэль надел куртку и ступил на присыпанную снегом веранду. На улице было светло, как днем, от развешенных на всех домах гирлянд. Фигурка оленя на лужайке, которую Даниэль утром так и не смог заставить светиться, теперь сияла множеством голубоватых лампочек – должно быть, отец починил проводку. И, словно главный элемент праздничной иллюминации, в небе висел огромный, идеально круглый лунный диск. Даниэль замер, любуясь разноцветными огнями, не отрывая от уха телефон.
– Я смотрю на небо, – нарушил тишину голос Ирвина в трубке. – Сегодня потрясающая луна.
– Да, – тихо отозвался Даниэль.
– Совсем как тогда, на крыше, помнишь?
Они снова замолчали. Слышать в трубке дыхание друг друга было достаточно.
– Ирвин… – наконец, произнес Даниэль. – Я скучаю.
– Я тоже.
В трубке послышались отдаленные веселые голоса.
– Кажется, идут по мою душу, – хохотнул Ирвин.
Даниэль с сожалением вздохнул.
– Что ж, оторвись там как следует. Меня, наверное, тоже заждались к столу.
– Позвоню завтра, как только смогу. Не грусти.
При этих словах Ирвина Даниэль не смог сдержать грустную улыбку.
– Веселого Рождества, – сказал он, и звонок оборвался.
По небу поплыли редкие облака, на фоне луны клубилась дымка, еще миг – и светило полностью скрылось из вида. Начал срываться мелкий снежок. Даниэль засунул озябшие руки в карманы, продолжая смотреть на серо-синее небо. Снежинка, кружившаяся на ветру, прилипла к его щеке и, растаяв, каплей соскользнула вниз.
Роджер сидел за кухонным столом и выстукивал пальцами по его крышке мелодию «Jingle Bells».
– Опять тот парень ему названивает? – спросил он после того, как радостный Даниэль пронесся через кухню и выскочил на улицу. Сьюзи, не отрывая взгляда от яблок, которые она раскладывала на тарелке, спокойно ответила:
– Не понимаю, что тебя не устраивает. У Даниэля появился человек, с которым ему хорошо, – она с нежностью взглянула на закрытую входную дверь, словно сквозь нее могла видеть сына. – Посмотри на него: ты помнишь, когда он в последний раз так улыбался?
– Я не думаю, что такие отношения сделают его счастливым, – гнул свою линию Роджер.
Сьюзи отодвинула тарелку в сторону, вид ее посерьезнел, и она опустилась на стул напротив мужа.
– Что ты понимаешь в счастье? Ты постоянно недоволен собственной жизнью.
– Сьюзи, я всю жизнь пытался делать всё ради нашего сына. Его счастье – на первом месте, не моё.
– И теперь ты подсознательно винишь его в этом. Почему бы тебе просто не принять его таким, какой он есть? Перестань быть таким эгоистом.
Роджер встал, чеканным шагом пересек кухню и остановился у окна. На улице мерцали разноцветные огоньки гирлянд.
– Да не эгоист я! – в сердцах выпалил он. – Я даже починил того треклятого оленя, чтобы его порадовать! Не понимаю, чего он в нём ковырялся полтора часа. Там всего-то переломился проводок.
– Вот видишь, – всплеснула руками Сьюзи, – Ты считаешь его неполноценным даже в области починки рождественских фонариков.
– Это не так.
– Иногда ты забываешь, что я психолог, Роджер. Это так. В твоем представлении он должен быть более мужественным, да?
– Это мой сын и он ничего мне не должен.
– Так перестань, ради бога, проецировать на него свои комплексы.
Роджер уселся за стол и скрестил руки на груди.
– Комплексы? – переспросил он, приподняв бровь.
– Невезение в работе, болезнь сына и твоя неспособность на всё это повлиять… – загибала пальцы миссис Марлоу. – Естественно, у тебя комплексы.
– Сьюзи, давай не развивать эту тему, – Роджер поправил очки. – Сегодня всё-таки сочельник.
Вернувшийся с улицы Даниэль застал напряженное молчание. Он шмыгнул в тишине покрасневшим носом и неуверенно спросил:
– Всё в порядке?
– Да, просто папе, кажется, не понравились яблоки, – как ни в чём не бывало улыбнулась Сьюзи. – Так Ирвин всё-таки дозвонился к тебе? Как там они?
– Пережили снежную бурю, – ответил Даниэль, снимая куртку. – А теперь она, видимо, начинается у нас. Снег пошел.
– Это же здорово, снег в Рождество! – Сьюзи поднялась с места и взяла в руки тарелку с фруктами. – Пойдемте уже за стол.
Футбольная команда собралась в одном из лагерных домиков – единственном, в котором был работающий камин. Попытки разжечь сырые дрова продолжались около получаса и сопровождались репликами вроде «Санта поджарит себе зад» и «Он всё равно не приносит подарки таким увальням, как ты». Между тем, в доме становилось всё холоднее из-за постоянно открывающейся двери – просто кому-то из парней пришла в голову гениальная идея закопать пиво в снег, поэтому за каждой новой банкой возжелавший оную отправлялся в морозную ночь.
Разгоревшийся, в конце концов, огонь был встречен громогласным ликованием. В этот самый момент в кармане у Ирвина завибрировал телефон. Он извинился и, набросив на плечи куртку, вышел на улицу. Звонила мать. Удивительно, как ей вообще это удалось – сигнал едва пробивался. Но эта женщина, казалось, может достать самого дьявола в аду.
– Здравствуй, сынок, – любезно пропела Маргарет в трубку. – Как отдыхается?
– Не на что жаловаться, – ответил Ирвин. – Звонишь, чтобы меня проконтролировать? Так вот, к твоему сведению, я трезв и одинок.
– Рада это слышать, хотя звоню я не за этим. Я была в гостях у Эшли. Помнишь ту женщину, которой я помогала оформить свадьбу? Сейчас мы идём на рождественскую службу. Я обязательно помолюсь о спасении твоей души.
– Это чертовски важная информация, мама. Если это всё, что ты хотела мне сообщить, я, пожалуй, вернусь в дом, потому что здесь холодно.
– Погоди, это еще не всё. Скажи мне, Ирвин… – Маргарет замялась, словно не зная, как должна закончиться фраза. – После каникул ты собираешься вернуться в Гринстоун?
На секунду повисла тишина, лишь пьяные голоса глухо доносились из домика, где вечеринка набирала обороты. Ирвин дважды моргнул, прежде чем ответить:
– А куда же еще?
– В общем, слушай интересные новости: оказывается, один из бывших мужей Эшли недавно стал конгрессменом*…
– Я пока не улавливаю, почему это должно быть мне интересно.
Ирвин решил пройти сорок ярдов к своему домику, поскольку начал нешуточно замерзать, а мать, похоже, и не думала завершать разговор.
– …и он может похлопотать о твоем переводе в военную академию Аннаполис*, – продолжила Маргарет. – Еще не поздно забрать документы из Гринстоуна и…
– Да вы с ума сошли! – перебил ее Ирвин, входя в дом и включая свет.
– Это один из самых престижных вузов в Штатах. К тому же, там у тебя не будет времени на всякую ерунду вроде смазливых мальчиков…
Ирвин открыл было рот, но не сразу нашел, что ответить.
– Да как тебе вообще такое в голову пришло?! – выпалил он в трубку. – Ты что, пьяна?
– Боже упаси, – спокойно сказала Маргарет, – мы же идем в церковь.
– Перестань уже вмешиваться в мою жизнь! – заорал Ирвин, нажал отбой и швырнул телефон на диван.
Это переходило все границы. Ирвин не знал, что взбесило его больше: то, что мать прямым текстом употребила словосочетание «смазливые мальчики», или термин «ерунда», под которым, очевидно, она подразумевала Даниэля. Парень шумно вдохнул и выдохнул. Вдруг в тишине раздался стук в дверь. Ирвин вздрогнул от неожиданности, так как шагов он не слышал – значит, пришедший стоял под дверью и ждал, пока он не бросит трубку.
На пороге стоял Берт с охапкой пива.
– Твою перепалку с мамочкой было слышно вон от той ели. Что, вконец вынесла мозг?
– Заходи, – вместо ответа вздохнул Ирвин, впуская Берта внутрь. Тот свалил банки с пивом на диван, и налипший на них снег тут же начал таять, оставляя мокрые пятна на обивке.
– Угощайся. Только из сугроба, – с этими словами Берт с тихим пшиком открыл одну банку. Ирвин последовал его примеру.
Они расположились на полу, прислонившись спиной к дивану. Задумчиво глядя перед собой, Ирвин сделал жадный глоток и заговорил:
– Выносить ее становится всё сложнее. Она даже по телефону умудряется кровь из меня высасывать.
– Может, ее что-то тревожит? Некоторые предки так проявляют заботу о своих отпрысках.
– Кто знает. Когда Даниэль начал жить со мной, ее будто подменили.
Берт фыркнул в почти допитую банку.
– Только ли ее? Ты, если честно, тоже сильно изменился. Нет, ты и раньше был словно рак-отшельник… Я думал, ситуация изменится, когда ты найдёшь себе девчонку. Но сейчас надежда на это тает с каждым днём.
Ирвин бросил на него укоряющий взгляд. Берт не был бы Бертом, если бы в который раз не зарядил старую пластинку.
– Вот скажи честно, – произнес Ирвин, – неужели я даю повод думать обо мне невесть что? Ты ведь чуть ли не первый начал отпускать шуточки в наш адрес.
– Но я же не со зла. Ты уж прости, если обидел, – пожал плечами Берт и легонько толкнул Ирвина локтем в бок. – Да и потом, мы же друзья. Даже если между вами… если бы между вами что-то было, неужели ты думаешь, я бы тебя не понял?
Ирвин задумался, всё внимание переключив на запотевшую банку, на которой выводил пальцем витиеватые узоры. Он кожей чувствовал, как Берт сверлит его глазами.
– Так что всё-таки происходит, Хардвей?
– Я не знаю.
Чувствуя, что его лицо пылает, Ирвин прислонил банку ко лбу, затем допил ее залпом и смял в руке, и Берт тут же протянул другую, к которой Ирвин жадно приложился.
– У него было нелегкое детство, он не привык сближаться с людьми. Но мне он вроде как доверяет, – в голосе Ирвина пробивалась хрипотца, то ли от холодного пива, то ли от волнения. – К тому же у него слабое здоровье, и я чувствую некую ответственность за него.
– Так что с ним?
– Порок сердца. Что-то с клапаном, я не помню названия.
– То есть это жалость?
На миг Ирвину привиделся бьющий в глаза жесткий свет настольной лампы и сидящий напротив Берт в полицейской форме, сурово вертящий на пальце наручники. Он усмехнулся тому, насколько больной иногда бывает его пьяная фантазия.
– Сначала я тоже так думал. Но нам так легко и комфортно друг с другом… Вот сейчас мне его не хватает, – Ирвин грустно улыбнулся одним уголком рта. – Наверное, если бы он был девушкой, можно было бы сказать, что между нами есть… «что-то».
– Вот мы уже кое-что и выяснили, – сказал Берт, поднимаясь на ноги. – Ты молодец, что высказался.
– Спасибо, что выслушал. Никому ведь не разболтаешь?
– Я могила, чувак, – Берт похлопал его по плечу. – Собираешься вернуться к нам с ребятами или как?
– Нет настроения, – вздохнул Ирвин.
– Ну, тогда спокойной ночи.
Берт ушел, и Ирвин остался один, погруженный в свои мысли. Его рука всё еще держала банку с холодным пивом, и только когда окоченевшие пальцы перестали слушаться, он решил просто лечь в постель. Но, как назло, даже алкоголь в крови не способствовал сну. А вскоре на поляне неподалеку кто-то принялся запускать фейерверки, не оставляя и шанса на забытьё.
Ирвин нашел затерявшийся между диванными подушками телефон. Снова зарывшись под одеяло, он провел пальцем по экрану, и тот вспыхнул ослепительным прямоугольником в темноте комнаты. Индикатор сигнала сети уныло моргал одной-единственной палочкой. После недолгих раздумий Ирвин набрал сообщение, отыскал в списке контактов номер Даниэля и нажал «Отправить». Затем его рука безвольно свесилась с кровати, и телефон с негромким стуком упал на пол. На экране высвечивалась надпись «Нет соединения».
Комментарий к Глава 4
Конгрессмен, или член Конгресса, – это человек, который был назначен или избран в официальный орган, называемый Конгрессом. Как правило, он представляет в этом законодательном органе определённый избирательный округ.
Военно-морская академия США (англ. United States Naval Academy) – военная академия, готовящая офицеров для ВМС США и Корпуса морской пехоты США. Расположена в городе Аннаполис, поэтому сама академия часто также неофициально называется Аннаполис.
========== Глава 5 ==========
– Как же здорово, что у моего мальчика есть такой замечательный друг, – приговаривала Сьюзи, кутаясь в меховой капюшон, пока Ирвин пытался достать из багажника ее красного «Бьюика» огромный чемодан на колесиках. – Даже вдвоём мы бы ни за что не сдвинули эту штуковину с места. А Роджер, как всегда, пропадает на работе, и мне кажется, ему вообще плевать… О, великолепно!
Чемодан с глухим стуком приземлился на притрушенный свежим снежком асфальт. Оставалось всего-навсего втащить его на второй этаж. Вздохнув, Ирвин окинул тяжелым, как злосчастный чемодан, взглядом лестницу, которая сейчас казалась невероятно длинной и крутой, затем взялся за ручку и решительно двинулся вперед. Сьюзи намеревалась помочь, но какой прок был от хрупкой женщины, если ноша была едва ли не тяжелее ее самой?
– Что там внутри? – спросил Ирвин, переводя дыхание, когда они преодолели первый рубеж в виде крыльца и вошли в холл.
– Книги, – улыбнулась Сьюзи. – За время каникул он накупил себе целую тонну книг. Фэнтези, киберпанк, учебные пособия… Мы с Роджером просто дар речи потеряли, когда курьер привез коробку размером с кресло, – она добродушно засмеялась.
Наконец, они втащили чемодан в комнату, где Даниэль уже заканчивал распаковывать сумку с одеждой. Сьюзи попросила его проверить, все ли вещи выгрузили из машины, затем велела ему быть хорошим мальчиком (похоже, Даниэль не преувеличивал, когда говорил, что она обращается с ним, как с маленьким) и чмокнула на прощание в щеку.
– Ирвин, милый, не проводишь меня к машине? – попросила она. – Никак не могу привыкнуть к вашим запутанным коридорам… Представляешь, я могу ориентироваться в лесу без компаса, но внутри зданий, где больше, чем два крыла, становлюсь абсолютно беспомощной!