— Ты куришь? — и поднимает глаза, повертев перед своими губами сигарету. Тея обеспокоенно качает головой:
— Мне запрещено.
— Мне тоже, — Дилан вновь затягивает, протянув девушке упаковку:
— Хочешь?
Смотрит. Медленно взгляд соскальзывает — теперь внимание Теи поглощено. Она изучает упаковку сигарет, чувствуя, как в то же мгновение её дыхание учащается, а удары сердца в груди становятся давящими, будто бы кровавый орган намеревается разбить ребра и вырваться наружу. Давление. Тея глотает аромат никотина, медленно заполоняющего её легкие, и моргает, проявив неожиданные эмоции. Испуг. Она в страхе отступает назад, спотыкаясь о чемодан, чем заставляет парня напряженно податься вперед, будто бы он намеревается успеть схватить её за руку и помочь удержать равновесие, но Тея слишком быстро отходит, качая головой:
— Нет, — не дает ему ничего сказать. Дилан открывает рот, а девчонка разворачивается, быстрым и неуклюжим шагом выскальзывая из комнаты, скорее помчавшись к себе.
О’Брайен затягивает. До ушей доносится дверной хлопок.
Что ж, это не то, чего он добивался, но ладно.
Парень не считает верным вот так резко бросать вредную привычку. Это приведет лишь к большему стрессу — и человек рано или поздно сорвется, приняв куда больше, чем мог бы. Это, конечно, не наркотик, но Дилан судит по себе. У него есть опыт. Парень уверен — это Тея таскает у него сигареты, и ему хотелось, чтобы она выкурила с ним. Во-первых, тогда ей не придется воровать. Во-вторых, это бы помогло им найти общий язык.
Но, видимо, девчонка продолжит лгать и воровать.
Выпускает никотин изо рта, подняв глаза в потолок.
Ладно, по хер. Всё равно поймает её за руку, и тогда она не сможет отвертеться.
========== Глава 5 ==========
Прошлое, как часть тебя
Яркие разводы темной краски. Необычные ароматы краски витают в воздухе в виде невесомых капелек, спасение от которых — черная бандана, которую парень натягивает на нижнюю часть лица, скрывая нос и рот, дабы не дышать химикатами, которые он распыляет, пока потрясывает баллончик, принимаясь опылять стену над изголовьем кровати, на которой стоит. Черная футболка в капельках краски. Мелких, еле заметных. Руки в белых перчатках, которые обычно Роббин надевает, когда занимается растениями. Джинсы не пачкает, избегая попадания капель на ткань. Вновь встряхивает баллончик, после одаривая стену темно-синей краской, к которой после добавит черную. Попадает на постельное белье, но вряд ли он переживает по этому поводу. Дилан давно не берется за кисточки, но это не лишает его возможности просто малевать стены. Наверное, он получает некое эстетическое удовольствие, пока занимается этим. К тому же, сейчас его голова полна мыслей, процесс обдумывания создавшейся ситуации рушит внутреннюю гармонию с собой, которой парень так яро добивается, чтобы не допустить ошибок. Человеку сложно добиться мирной связи между собой внешним и внутренним. Жаль, что люди не придают особого значения тому, как разнится их психологический мир с миром реального созидания. Хотя, если бы придавали, то мир состоял бы из миллиарда отдельных, собственно для каждого.
Сегодня тот самый день, когда Дилану требуется быть заключенным в своем. И дело не только в том сообщении, что он получил на днях. Норам вернулся — это настораживает, но одна из не самых лучших сторон О’Брайена — гордость. Он слишком высокого мнения о себе, чтобы признаться в наличие слабости. Поэтому он отрицает колкий дискомфорт, подаренный мыслью о возвращении старого знакомого. Неясно, кто виноват в сформировавшемся характере парня. Он сам или его мать.
— Да ты издеваешься надо мной?..
Бросает короткий взгляд на женщину, которая уже секунд десять стоит на пороге его комнаты, с открытым от шока ртом наблюдая за деятельностью сына. Дилан без интереса продолжает опылять стену, всем своим видом демонстрируя матери плохое расположение духа, и она схватывает, понимая намек, но не выходит. Наоборот приближается к его кровати, томно вздохнув, ведь по-прежнему чувствует себя нехорошо. Складывает руки на груди, пытаясь проглотить возмущение. Знает, что сейчас своим недовольством лишь ухудшит ситуацию, а ей неохота после проводить ночь в тесках самообвинения.
— Как ты себя чувствуешь? — Дилан опускает баллончик, бросив его в коробку к остальным. — Три дня из кровати не вылезала, — снимает испачканные в краске перчатки, после потянувшись пальцами к черной бандане, чтобы спустить с лица на шею. Почему-то Роббин мгновение молчит, изучая внешний вид сына. Еще наколок не хватает — и точно какой-то неформал выйдет. И от кого он этого набрался?
— Хорошо, — отчасти. — Только придется отработать две ночные в выходные, — касается ладонью затекшей после сна шеи, начав мягко массировать.
— Пиздец, — Дилан сердито процеживает, бросив перчатки на тумбу, а Роббин поднимает на него возмущенный взгляд:
— Следи за языком.
Парень поворачивает голову, натянуто улыбнувшись:
— О, какая досадная участь, мисс, — спрыгивает с кровати, своим отвратным поведением заставляя женщину устало закатить глаза. У неё нет сил, чтобы эмоционально бороться с ним, да и он сам не в настроении.
— Тея нормально кушала все эти дни? — наблюдает за тем, как её сын поднимает тяжелую коробку с баллончиками, направляясь с ней к столу:
— Ты же знаешь, что она не ест, — ворчит. — Она постоянно оставляет тарелки с едой, — громко ставит на поверхность стола, прямо на учебники и тетради. — Мне кажется, она не особо стремится поправиться, — с каждым сказанным словом его голос ворчливо грубеет. — Не нравится она мне.
— Она не понимает, что больна, — Роббин начинает говорить с ним мягче и тише, чтобы не спровоцировать проявление еще большей нестабильности. — Это нормально.
— В чем смысл её реабилитации? — Дилан явно не в духе. — Бред какой-то, пустая трата времени, — перебирает баллончики, трясет у своего уха, чтобы проверить, какие скоро закончатся.
— Дилан… — Роббин оглядывается на дверь, тоном прося его придержать язык.
— Она сдохнет здесь, а нам отвечать, — парень роняет несколько баллончиков, и Роббин вздрагивает, когда он зло пинает их ногой под стол. — Лучше верни её, пока есть возможность.
Женщина резким взглядом врезается в его лицо, опустив руки вдоль тела, и еле выдерживает, чтобы не ударить сына:
— Она не вещь, — тише, Роббин, обида и недовольство берут верх. — Достал, придурок, — окидывает его взглядом, полным разочарования, и разворачивается, направившись в коридор. Дилан стоит на месте, смотрит в пол. Пальцы нервно сжимаются, стискивая ладони в кулаки. Короткий глоток воды во рту. Пропускает тяжелое дыхание, не возвращающее ему внутренний контроль. Хочет прикрыть веки, но отвлекается на медленно выкатывающийся из-под стола баллончик краски, что ударяется о его ногу. С напряжением сжимает зубы, рывком подняв его, и разворачивается, хорошенько размахнувшись. Бросается в сторону раскрытой дверцы балкона, ощутив, как от напряжения в мышцах появляется покалывающая боль. И секунда не успевает пройти, как по ту сторону окна слышится испуганный короткий крик. Дилан опускает руки, застыв, и раздраженно выдыхает, прикрыв веки:
— Черт, — шепчет зло, когда быстрым шагом двигается к балкону, выходя на него, и опирается руками на перегородку, наклонившись вперед, чтобы уставиться на девушку в клетчатой рубашке, которая приседает на одно колено, пальцами коснувшись баллончика с краской. Парень нервно облизывает губы. Откинуть свой внутренний шторм не выходит, поэтому он даже не старается фальшиво улыбнуться:
— Не ушиб? — подается вперед, зная, что не услышит отсюда девушку, которая вскидывает голову, щурясь из-за бледноты неба. Недолго задерживает внимание на парне, опускает лицо, и шепчет под нос:
— Лучше бы ушиб…
— Что? — Дилан сильнее наклоняется вперед, морщась от головной боли, что резко пронзает виски. Тея поднимается на ноги, взяв баллончик в обе руки, и вновь поднимает голову, чтобы взглянуть на парня:
— Ничего.
***
Кручу в руках баллончик с синей краской. Подхожу к порогу комнаты Дилана и первым делом обращаю внимание на стену, измалеванную темными цветами. Он ничего не хотел изобразить, как мне кажется, но похожее самовыражение мне знакомо. Когда меня переполняют какие-то эмоции, обычно, негативные, я не могу сконцентрироваться и нарисовать что-то конкретное. Начинаю просто малевать красками, по итогу имея каракули и непонятные маски. Пахнет немного необычно. Не совсем красками. Сам парень торчит у стола, перебирая баллончики в коробке. Оглядывается, пальцами оттянув завязанную на шее бандану, поморщившись, будто бы она мешает ему нормально дышать:
— Merci, mademoiselle (франц. «Благодарю, мисс»), — натянуто улыбается, совсем не похоже на проявление искренних эмоций, но я ничего не говорю на этот счет, решая, что это не мое дело. Лишь наклоняю голову набок, подходя к столу, протянув Дилану баллончик. Парень берет его, обращая внимание на моё вопросительное выражение лица, поэтому поясняет:
— Это французский, — закрывает коробку.
— Знаешь его? — я не перестану поражаться новым фактам об этом вроде как неприятном типе, если судить по его внешнему виду и поведению. Поразительно, но он не перестает удивлять.
— В процессе изучения, — опускает коробку на пол, ногой пихнув под стол, и разворачивается, кажется, он чем-то занят, но не оставляю его в покое, с любопытством последовав за ним:
— Зачем? — не смущаюсь задавать вопросы. Это вторая моя особенность, раздражающая людей. Дилан приседает у кровати, вытаскивая из-под неё коробки, которые начинает раскрывать:
— Просто так, — признается, перерывая баллончики. — Я не часто задумываюсь над тем, что делаю, — поднимает те, что с синей краской, и трясет у лица, проверяя, сколько осталось внутри жидкости.
— Способ чем-то занимать себя? — догадываюсь, изучая содержимое коробок, которые он открывает. Нет определенной сортировки вещей. Книги свалены с красками и старыми упаковками сигарет. Не буду перечислять все те предметы, которые вижу, просто отмечу то, что здесь творится полнейший хаос. Он не содержит вещи в порядке. Не удивлюсь, если открою шкаф с его одеждой, то оттуда повалится обувь. Странно, что у такой трепетной к чистоте и порядку женщины столь неаккуратный сын.
— Наверное, — он выкладывает баллончики.
— И сколько языков ты знаешь? — перевожу внимание на небольшую оторванную голову плюшевого пса.
— С чего ты взяла, что я знаю несколько? — парень хмурится, задумчивым взглядом стрельнув мою сторону, не отрываясь от своей работы.
— Не знаю, — приседаю на корточки, без разрешения взяв из коробки небольшую голову, из которой тут же начинает выпадать вата. — Исходя из твоего суждения, ты много, чем занимаешься, — аккуратно впихиваю обратно. — Вряд ли ограничиваешь себя одним языком.
О’Брайен набирает в руки баллончиков, поднявшись, и я встаю на ноги, продолжая изучать голову пса. Где остальное тело? Парень будто с подозрением щурится, может, обдумывает сказанное мною:
— Ещё три, — дает ответ, повернувшись ко мне спиной, чтобы направится обратно к столу, а я вскидываю голову, удивленно хлопая ресницами:
— Ух-ты. Ты и правда гений, — не могу не признаться в этом. Со стороны Дилана — короткий смешок. Он продолжает разбираться со своими красками, пока я опускаю голову пса обратно, вновь обратив свой взгляд на стену:
— Роббин уже решила, как накажет тебя? — указываю пальцем на стену, а О’Брайен цокает языком:
— Она в процессе создания идеальной пытки.
Моргаю, подходя ближе к стене, чтобы рассмотреть, как переливаются оттенки:
— В таком случае, — шепчу. — Думаю, заставит тебя сидеть со мной.
И почему-то чувствую себя необычно, когда слышу, как Дилан смеется. Я ещё не слышала, чтобы он таким образом реагировал, поэтому резко оглядываюсь, чтобы по выражению его лица понять, какие эмоции он выражает. Но смех резко обрывается. Дилан еле поворачивает голову, коротко взглянув куда-то в сторону, но понимаю, что он краем глаз смотрит на меня, вновь отвернувшись. Хмур. Думаю, мне стоит уйти.
Начинаю отступать назад, нервно моргая:
— Пойду, помогу Роббин с готовкой, — запинаюсь, поторопившись покинуть комнату.
Дилан ничего не отвечает, продолжив держать в руках баллончики. Не шевелится. Замер.
Я выбираю идеальную тактику. Мне требуется больше свободы, отсутствие постоянного наблюдения и контроля, чтобы добиться своей цели, поэтому хорошо, что я решаю лгать. Радует то, что Роббин, вроде, хороший человек. Она не особо наседает на меня, не следит за каждым моим движением. Её можно обвести вокруг пальца. Таких медсестер было множество там, откуда меня привезли, поэтому не составит труда подстроить ситуацию под себя.
Первым делом, мне требуется убедить Роббин, что я открыта и честна перед ней. А дальше всё пойдет, как по маслу.
— Не обожглась? — женщина выглядит лучше. Она бодро передвигается по кухне, радуясь тому, что я сама предлагаю свою помощь. Видно, ей охота сблизиться со мной. Что ж, это сыграет и мне на руку, поэтому подыгрываю женщине, правда, против своей натуры мне не пойти. Я остаюсь скованной и молчаливой, качнув головой. Потираю пальцы, которыми коснулась края сковородки, и подхожу к чайнику, пытаясь поднять, чтобы разлить кипяток в кружки. Но не могу. Тяжелый.
— Тебе уже легче находиться здесь? — Роббин хочет услышать желаемое. — Ты приспособилась? — она нарезает овощи, поглядывая на меня.
— Ну… — и я дам ей желанное. — Мне здесь нравится, — оставляю чайник, решая пока найти упаковку чая.
— Рада слышать, — женщина берет лопаточку, проверив, не подгорает ли яичница. — А тебе идут мужские вещи, — вдруг подмечает, изучая мой внешний вид. — Я в юности тоже носила вещи своих братьев. И парней. Женская одежда мне не особо нравилась. Она то слишком облегала, то слишком открывала. Не люблю я, когда тело оголено где-либо.
— Я тоже, — остаюсь скованной в проявлении эмоций, оттого выгляжу неловко, в то время как Роббин тепло улыбается, оповестив меня:
— Завтра взвесимся утром, — и оглядывается на порог, мимо которого проходит Дилан. Я кладу в кружки пакетики, недолго обдумывая её слова. Утром выпью литр воды. Или два. Сколько влезет. Тогда проблем не будет при взвешивании.
Слышу, как звонко гремит связка ключей. Роббин берет полотенце, вытирая руки, и шагает к порогу, чтобы переговорить с сыном:
— Ты куда-то собираешься? — тот, наверное, молча кивает, поэтому женщина задает следующий вопрос:
— Куда? — и тут же пропускает недовольный вздох. — Только обещай мне, что…
Дверной хлопок. Я опускаю руки, смотря в спину Роббин, которая медленно мнет пальцами ткань полотенца, тревожным взглядом окидывая свои руки, и оборачивается, медленно возвращаясь к плите, фыркнув с опечаленным видом:
— «Увидимся»… — выключает плиту. — Значит, вечером его не стоит ждать.
Мне нужно поддерживать с ней диалог, чтобы создать впечатление, будто… Будто меня интересует беседа:
— Боитесь, что он наделает глупостей? — я понимаю её волнение.
— Это же мой сын, — женщина обеспокоенно улыбается, начав раскладывать яичницу на тарелки. — Я его хорошо знаю.
Моргаю, взяв в руки полотенце, чтобы занять ладони чем-то:
— Но он настолько разносторонний, — Роббин останавливает свои действия, обратив на меня заинтересованный взгляд, причем, удивленный, и мне приходится объясниться. — В том плане… Он очень умен, — это так, это не ложь. — Не кажется мне глупым, — пожимаю плечами, пытаясь снизить процент тревоги в глазах Роббин. — В большей мере разумным.
— Несостыковка образов, да? — она вдруг смеется, опустив сковородку в раковину. — Он вроде умный, но… — ставит руки на талию, с хмурой задумчивостью подняв глаза в потолок. — Не стоит полностью доверять этой его стороне, — улыбается, кивнув в сторону стола. — Садись кушать.
Послушно занимаю свой стул. Женщина ставит тарелки, немного еды отложив в контейнер для Дилана. Разливает чай. Я беру вилку, окинув вниманием еду, и вздыхаю, размышляя над тем, зачем людям вообще потреблять пищу? Она так отяжеляет и без того физически тяжелое тело. Роббин садится напротив, желая мне приятного аппетита, на что я отвечаю взаимно, начав чуть-чуть покусывать нарезанные овощи. Поглядываю на Роббин, которая параллельно с едой умудряется отвечать на сообщения по работе. Я вдруг ловлю себя на странной мысли… Поднимаю голову, разглядывая женщину, и понимаю, что она…