— Ты опять курил?! — разрывается грозным шепотом, врезавшись взглядом в его глаза, но парень лишь улыбается, морщась:
— Мам…
— Я тебе что-нибудь оторву, если…
— Мам, она еще в поле видимости, — кивает в сторону калитки, заставив женщину встряхнуть руками, отпустить его и оглянуться на калитку, но машины инструктора нет на месте. Она уже давно рванула с места, и обманутая женщина краснеет, обернувшись, чтобы треснуть сына по спине, но тот уже поднимается по лестнице, спеша увеличить свои шансы на спасение от преследования матери, но та слишком вымоталась за этот день, поэтому может лишь проронить:
— Эй! Ты… — грозит ему кулаком и выдыхает, опустив руки.
Вот же.
Комната, в которую мать пытается не заходить лишний раз, чтобы не получить сердечный приступ. Она привыкла содержать дом в порядке, устраивая глобальную уборку раз в неделю, кхм, например, сегодня. И еще одна её задача — сделать так, чтобы ни одна живая душа, заглянувшая в их дом, не имела возможности попасть в комнату сына, которую он каким-то образом умудряется за пару суток превратить в нечто… В нечто. Просто. Нечто.
На полках постоянно пылятся медали, в трех имеющихся кубках он складывает бычки от сигарет, кровать вечно в состоянии развала, одеяло порой валяется у стола, когда парень всю ночь проводит у ноутбука. На рабочем столе две или три кружки с кофе. Тарелка из-под чипсов у тумбы, одежда и чистая, и грязная перемешена в шкафу, порой он вешает её на спинку стула. Стена над столом завешена записками, напоминалками, есть несколько фотографий. Стена рядом с кроватью изрисована баллончиком. Ему было девять — и он серьезно получил за это. Конечно, не так сильно, как ему досталось в пятнадцать, когда он сделал первую татуировку.
Парень бросает сумку на пол, двинувшись к столу, чтобы открыть ноутбук и проверить почту. Садится на край стула, сунув ладонь в пачку чипсов, что лежит рядом, и хрумкает, открывая почту. Одно новое сообщение. Дэн и секунды без него прожить не может?
Но нет. Открывает, изучив отправителя сообщения, и им оказывается вовсе не его друг. Брук. Та девушка из группы поддержки. Дилан подносит чипсину к губам, приоткрыв рот, и задумчиво изучает ту часть сообщения, что может прочитать, не открывая его, иначе девушка увидит, что он прочел, а ответа нет. Начнутся вопросы.
«Привет. Слышала, ты будешь в понедельник…» — и всё. Обрыв. Многоточие. Парень вздыхает, намереваясь кликнуть по сообщению, но мнется, продолжая водить курсором вокруг имени девушки. Откашливается, прижав кулак к губам, и хмуро размышляет над дальнейшими действиями, и чем дольше испытывает дискомфорт, тем сильнее злится на себя, в конце концов резким движением закрыв крышку ноутбука.
Сует чипсину в рот, выдвинув ящик стола, в котором начинает возиться ладонью, пока взглядом упирается в стол, зная, что раздражение к себе не приведет его ни к чему толковому, поэтому вовсе оставляет эти мысли.
Не находит.
Опускает внимание на захламленный ящик. Продолжает рыться, но их нет. Сигарет нет. Неужели мать опять забрала? Всё ещё пытается бороться с его зависимостью. Он и сам старается, но, честно, проигрывает.
Ладно, плевать. Главное, чем-то занять себя, чтобы отвлечься от угнетения. Это ловушка, и Дилан делает всё, лишь бы не оказаться в ней вновь.
Подходит к окну, схватив черную гитару Дэна, которую он оставил здесь года три назад, потому что его мать не может стерпеть попытки сына научиться играть. Друг приходит и играет здесь, и иногда Дилан тоже берется немного побренчать. Особенно в такие моменты, когда необходимо отвлечься.
***
Выдергивает. В один момент уши сознание парня реагирует на вибрацию, заставив того вздрогнуть, тем самым вырваться из когтей окутавшего сна, и Дилан разжимает веки, уставившись на мобильник, который оставляет на тумбе перед тем, как прилечь и перевести дух после тренировки, но, по обычаю, засыпает прямо в одежде.
Отрывает голову от подушки, не сразу понимая, что происходит, и приседает на кровати, хорошенько помяв ладонями лицо. Бросает взгляд в сторону окна, заметив, как сильно стемнело, и до него доходит.
Хватает телефон, прочитав на экране номер матери, и моргает, понимая, что теперь ему точно влетит, поэтому откашливается, стараясь избавиться от хрипоты.
И отвечает, прижав телефон к уху:
«Ты чего там застрял?» — тут же слышит голос женщины, которая явно испытывает волнение. Так всегда. Каждый год одно и тоже.
— Что? — задает вопрос, якобы, не понимает, о чем толкует эта женщина, а сам вскакивает с кровати, подскочив к шкафу, дверцы которого раскрывает, начав активно бегать взглядом по полкам.
«Ты уснул», — она догадывается. Ей не нужно обладать сверхспособностями, чтобы раскрыть сына.
— Нет, — он хмурит брови, наигранно сердясь, будто бы его ложно обвиняют. Скидывает несколько вещей с полки, когда вытягивает из-под них белую футболку, бросив её на кровать, принявшись одной рукой снимать черную с себя.
«Так, они приехали, — мать вздыхает в трубку. — Переоденься. И кофту не забудь».
Парень возникает недовольно:
— Жарко, — кидает черную футболку на стул.
«Не моя проблема, — не упускает момента надавить на больное. — Не надо было уродовать себя. Не хочу, чтобы они сочли тебя каким-то неадекватным рокером».
Дилан сжимает телефон между плечом и ухом, взяв в руки белую футболку, и, изогнув брови, смотрит перед собой:
— Ты правда считаешь, что рокеры выглядят так? — и слышит её негодование:
«Ой, всё, отвали, — уже убирает телефон от уха, торопя. — И спускайся», — следуют гудки. Парень бросает мобильный аппарат на кровать, надев футболку. Мятая… Мать его прикончит, но лучше появиться, чем вообще не выйти, верно?
Подходит к столу, откопав на спинке стула серую кофту, которую натягивает, сунув по привычке одну ладонь в карман, в которой обнаруживает пачку сигарет. Правда, пустую.
Покидает комнату, закрыв дверь до щелчка, и шагает к лестнице, улавливая голос матери и уже знакомый — инспектора, а сам мысленно надеется, что в этот раз им дадут не младенца. Хочется, чтобы шутка Дэна про подгузники хотя бы в этом году осталась шуткой.
Спускается, смотря под ноги, и вскидывает голову, устремив внимание на тех, кто стоит в коридоре, не сразу поняв, где ребенок.
И, кажется, его матери стоило предупредить об одном незначительном нюансе.
Дилан тормозит на ступеньках, сунув ладони в карманы кофты, и в первый момент теряет контроль над мускулами лица, выдав что-то между отвращением и искренней растерянностью, когда взглядом натыкается на девушку… Точнее, он не сразу понимает, кто перед ним. А основой неприязни становится, как бы морально отстало это ни прозвучало, внешние данные.
Рядом с инспектором стоит до жути худая девушка, от нездорового вида которой парень в первый момент хочет издать протяжное: «О-у», — но этот звук застревает в глотке. Он вовремя подносит кулак к губам, отвернув голову, скрыв свою реакцию за кашлем, который не привлекает внимания. К счастью.
Бледная кожа. Тонкая. Настолько, что с такого расстояния парень видит голубые вены. Впадины вместо щек. Темные углубления под глазами, а те лишены жизненного блеска. Живой труп. Кажется, О’Брайен испытывает негодование от несдержанной реакции, но ничего не может поделать. Эта девушка даже отдаленно не напоминает здорового человека. Редкие темные волосы, убранные в растрепанный пучок. Еще одна деталь, сразу бросающаяся в глаза — одежда. На ней и майка, и свитер, и куртка сверху. Как она вообще существует в такой жаре? Не местная, что ли?
— Да, это ничего, она всегда так одевается, — кажется, именно это они обсуждают, так как инспектор окидывает вниманием девушку, которой широко улыбается мать Дилана:
— Что ж, думаю, тебе виднее, — не настаивает, чтобы девушка сменила одежду. Если ей так комфортно, то пускай. Этот дом принимал множество детей со странностями.
— Меня зовут Роббин, — протягивает девушке ладонь, но та продолжает скованно смотреть в пол, сжимая рюкзак в руках. Инспектор гладит её по плечу:
— Она смущается, — виновато улыбается. — Привыкнет, верно? — легонько дергает её, на что косо смотрит мать парня, которая оглядывается назад, на Дилана. Тот выдавливает сдержанную улыбку, не дает себе лишней возможности смотреть на девушку. Это ужасно с его стороны, но иначе ему не прекратить обдумывать её нездоровую внешность.
Инспектор поглаживает ладонью спину девушки, делая шаг в сторону:
— Тея, мы с Роббин отойдем кое-что обсудить, а пока…
Её перебивает мать парня, коснувшись пальцами плеча новой жительницы дома:
— Мой сын покажет тебе, где твоя комната, — улыбается, оглянувшись на Дилана. — Верно?
Парню приходится сдержать на лице улыбку, которую он на мгновение скрывает, когда опускает голову, пальцами почесав переносицу, и сделав пару шагов вниз, чтобы окончательно спуститься с лестницы. Эта просьба ожидаема, но он всё равно чувствует себя некомфортно.
Роббин ведет за собой инспектора в сторону кухни:
— Я сделаю кофе, — прежде чем закрыть дверь, оборачивается, обратившись к девушке:
— Располагайся, — стреляет взглядом на сына, как бы намекнув, чтобы он был «душкой» — она часто просит его об этом, используя данное слово, правда, и он, и она не уверены, что парень сможет придерживаться данного образа. По крайней мере, он старается.
Дверной щелчок. Погружение в тишину. Девушка смотрит в сторону. Молчит. Дилан уставился в пол. Его охватывает странное чувство, будто над ним нехило так подшутили, ведь обычно мать берет детей. И в этот раз речь шла о ребенке, но…
Вздыхает, расправив плечи, и отгоняет мысли, переступив через свою преждевременную неприязнь. Она не имеет основ, это лишь первое впечатление.
Начинает разминать пальцы, доводя их до хруста, и поворачивается к девушке со сдержанной улыбкой:
— Привет, — а в мыслях крутится запрет: «Не пялься». Скорее всего, девушка и без его странного надзора понимает, как… Выглядит со стороны.
Ставит руки на талию, опустив взгляд на небольшой чемодан девушки, стоящий у её тонких ног:
— Давай, помогу? — хочет любезно оказать услугу, но девушка костлявыми пальцами хватает ручку чемоданчика, сделав короткий и неустойчивый шаг в сторону от парня. Всего секунду искоса смотрит на Дилана, нахмурив темные густые брови. Когда эта девушка проявляет негативные эмоции, выглядит ещё неприятнее.
Это совсем не то, о чем хотелось бы думать. Нужно как-то вывернуть ситуацию. Главное, как кажется, говорить, так?
— Тея, верно? — парень повторяет попытку настроить контакт, ведь его мать просит об этом каждый раз, когда они берут на реабилитацию детей. Но проблема в том, что все те случаи дело действительно касалось детей, ребятишек, с ними куда проще наладить общение.
Девушка продолжает молчать. Смотрит в сторону. Кажется, она дышит с легкой хрипотой. Неудивительно. Парень указывает на лестницу, не изменяя себе и своему положительному настрою:
— Я могу показать тебе комнату, хочешь? — никакой реакции со стороны «собеседника». Окей. Окей.
— Меня зовут Дилан, — улыбается, менее сковано жестикулируя ладонями, пока переступает с одной ноги на другую, чтобы встать напротив девушки, будто это поможет ему получить подобие зрительного контакта. — Я мастер заставлять людей чувствовать себя неловко, но ты точно меня переплюнула, — попытка пошутить. Обычно в ответ хотя бы улыбаются, поскольку парень действительно ведет себя неловко, но со стороны девушки вновь никакой реакции. Она лишь быстрее бегает взглядом по полу, не зная, куда себя деть.
Парень уже из интереса размышляет над ситуацией, пытаясь придумать, каким образом избавиться от дискомфорта, но дверь кухни вновь открывается, и в спину Дилана прилетает со вздохом:
— Я же просила, — его мать выходит, окинув сына огорченным взглядом, а тому лишь остается смириться и промолчать. Не станет же он жаловаться на неспособность этой девушки к здоровому контакту.
— Тея, идем, — Роббин осторожно касается пальцами её плеча, ведя за собой к лестнице. — Покажу тебе комнату, — шаги делает короткие, медленные. Потому что девушка еле перебирает тонкими ногами, а на лестнице у неё точно возникнут свои трудности. Инспектор выходит с кухни, поспешив следом, и Дилан остается один на первом этаже, наконец, имея возможность оценить происходящее.
Всё идет не так гладко. Мать явно утаила от него тот факт, что «новый ребенок» вовсе не ребенок. И да. Это будет трудно. Лучше бы он весь год подгузники менял, чем…
Качает головой, скользнув ладонью по волосам. Чего уже тормошить эту тему? Толку не будет. Раз уж мать решилась взять именно её в этом году, то этому есть причины. Задача её сына — помогать и быть «душкой». Звучит просто.
Парень щелкает пальцами, опуская руки вдоль тела, и подходит к небольшому чемодану, с которым обычно приезжают дети, берет за ручку, намереваясь сложить её и отнести вещи девушки в её комнату, но, оборачиваясь, натыкается взглядом на фотографию в рамке, которую мать вновь выставила на комод. Оставляет чемодан, довольно спокойным, но тяжелым шагом приближаясь к нему, внезапно сменившись в лице. Хмур. Смотрит на фотографию, без лишних раздумий выдвинув верхний ящик комода, и бросив её внутрь. С грохотом закрывает, опустив напряженные руки вдоль тела. Делает шаг назад, нервно забегав взглядом по помещению, а языком смочив губы, которые после этого вытирает пальцами.
Почему она вновь достала их?
— Дилан? — тревожный голос со стороны лестницы. Парень оборачивается, в первый момент скованно взглянув на мать, которая немного спускается, хмуро изучив внешнее состояние сына. Но тот быстро возвращает свою непринужденную улыбку на лицо:
— Oui, madame? (франц. Да, мадам?) — спрашивает на французском, сунув ладони в карманы джинсов, чем заставляет женщину закатить глаза, но улыбнуться в ответ:
— Чемодан возьми, — и указывает рукой наверх, начав подниматься обратно.
— Déjà, madame (франц. Уже, мадам), — подходит к чемодану, взяв его за ручку, и направляется к лестнице, какой раз за день старательно избегая возможного развития мыслей в сознании.
Дерьмовый процесс.
— Мы еще не до конца обустроили, поэтому… — Роббин видит, как девушка внимательно изучает комнату, в которую она её приводит. Тея медленно крутится, проходя дальше от порога, озирает помещение с голубыми стенами. Здесь есть всё, но при этом комната кажется пустой, потому что не обжита. Кровать, шкаф, стол, комод, шторы, кресло, даже небольшой аквариум с рыбками, горшки с цветами и прочими домашними растениями. Роббин с волнением потирает ладони, присматриваясь к выражению лица девушки, но не может разобрать её эмоций. Поскольку те отсутствуют. Это неудивительно. В первое время все дети морально зажаты.
— Что-то не так? — всё-таки спрашивает. Тея оглядывается, медленно покачав головой, но долго не задерживает взгляд на женщине, вновь принявшись бродить по комнате под пристальным наблюдением инспектора, который обращается к Роббин шепотом:
— Она просто очень зажата, — выдыхает от усталости, что накопилась за день. — Во всём.
— Может, не будем вот так при ней обсуждать, — женщине это не нравится, но её собеседница махнула рукой, объяснив:
— Поверьте, она нас не слушает, — уверяет. — Вообще, — и строго напоминает. — Внимательно ознакомьтесь с документами. Особенно с заключением врача. Я понимаю, что вы работаете в больнице и имеете опыт общения с такими пациентами, но…
— Верно, — Роббин вдруг берет на себя смелость перебить женщину. — И первое мое правило — не обсуждать проблему в присутствии её носителя, — шепчет, никак не желая грубить инспектору, но она ведет себя непрофессионально. Совсем.
— Ладно, — видимо, женщина так вымотана, что не вступает в открытую дискуссию, лишь натянуто улыбается в ответ на улыбку хозяйки дома. — А где у вас уборная?
— Вперед по коридору, — кивает головой на коридор. Инспектор благодарит, разворачиваясь, и чуть не врезается в появившегося на пороге парня, который откашливается, сделав шаг в сторону, чтобы пропустить женщину. Она выходит, охотно виляя бедрами, и Дилан секунду пялится на неё, не понимая, для кого эта львица устраивает представление?