— Ты чего тащишься? — Роббин хлопает сына по плечу. Тот изображает боль на лице:
— Мне тяжело.
— Лгун, — фыркает, на что парень улыбается, проходя в комнату, и стреляет взглядом в спину девушки, которая медленно перемещается, осторожно касаясь каждого предмета пальцами. Дилан ставит чемодан на пол, наклонившись к лицу матери, которая продолжает взволнованно следить за молчаливой пациенткой:
— Ты не предупреждала меня.
— О чем? — не сразу догадывается, поэтому смотрит на сына, который дергает головой, подняв брови, и они оба бросают короткий взгляд в спину Теи.
— Знаю, но… — женщина хотела сказать, но почему-то не посчитала это большой проблемой.
— О таких мелочах стоит предупреждать, — парень, конечно, отшучивается, ведь это никакие не мелочи, а Роббин касается ладонью своей груди, изогнув брови:
— А что? — пускает смешок, подкалывая сына. — Наш альфа-самец чувствует себя некомфортно?
Дилан приоткрывает рот, с непониманием щурясь:
— Что? Причем здесь… — но мать не выслушивает. Она складывает руки на груди, делая шаги к кровати, пока Тея стоит у окна, изучая строение рамы. Створки намертво закрыты. Ручка отсутствует. Они всё предусмотрели.
— Всё нормально? — Роббин улыбается, подходя к девушке. Та поворачивает голову, недолгим взглядом устремившись на лицо женщины, и кивает. Молчит.
— Вот и славно, — мать парня вытирает влажные от беспокойства ладони о свою блузку, начав отступать назад, ведь слышит стук каблуков инспектора. — Сейчас закончим с оформлением документов и сядем ужинать.
— Мисс О’Брайен? — женщина заглядывает в комнату, решив поторопить заключение договора, чтобы иметь возможность остаток выходного провести в компании со своей кошкой, банкой мороженого и сериалами на Netflix.
— Да, идемте, — Роббин направляется к ней, препятствуя попытке сына покинуть комнату. Дилан уже делает шаг к порогу, как мать давит ему на грудь, шепча:
— Помоги ей, — улыбается инспектору, выходя из помещения, а парень прикрывает веки, выдохнув:
— Мне за это даже не платят, — затыкается, ведь мать грозит ему кулаком, пока инспектор не видит, и разворачивается, последовав за женщиной.
Дилан проводит ладонью по подбородку, со вздохом оборачиваясь к девушке, которая молча смотрит в пол, продолжая держать рюкзак в руках, будто ребенка:
— Она не такая злая, — всё ещё пытается? — Только со мной. Материнская любовь, все дела, — пытается отшутиться, но реакция не следует, поэтому откашливается, вновь ощутив приступ дискомфорта. — Думаю, она хотела дочь, а получила меня, вот и бесится, — зажато улыбается, сунув ладони в карманы джинсов. Смотрит на новую временную сожительницу, догадываясь, что, скорее всего, зрительный надзор её лишь сильнее угнетает, поэтому сам начинает пялиться куда угодно, лишь бы не на неё:
— Я могу помочь… — запинается, обезнадежено выдохнув, хлопнув ладонями. — Чем-нибудь?
Девушка не обдумает, сразу же дав ответ — качает головой. Дилан кивает, смирившись окончательно:
— Ладно, — вновь слабо хлопает ладонями, после указав ими себе за спину. — Тогда… Пойду отчитаюсь командиру, — и вновь неудачная попытка. Тея только сильнее отворачивает голову, краем глаз уловив движение за окном. Парень не медлит, скорее покидая комнату, тут же ощутив, как его отпускает тяжесть. И он дергает головой, хорошенько потерев веки. Идет к лестнице.
Что ж, особый случай. С детьми как-то легче было.
Остается одна. Взгляд поднимает выше, сделав короткий шаг к подоконнику. Костлявыми пальцами касается светлых штор, осторожно потянув в сторону, чтобы открыть себе больше пространства. Теперь лучше разглядывает женщин внизу, у калитки. Они пожимают друг другу ладони, улыбаясь. Девушка не может открыть окно и послушать, о чем они говорят, поэтому молча наблюдает, не проявляя на своем истощенном лице ни единой эмоции.
— Хорошо, — инспектор уже открывает дверцу своего автомобиля, но в последний момент мнется, всё-таки решаясь высказаться. — Но… — прикусывает губу, вновь взглянув на Роббин, которая внимательно слушает, уже сгорая от желания поспешить к девушке, чтобы проверить, как она, хотя это наоборот будет излишним. Отношения с подростком выстраиваются по иной схеме. Это же не ребенок. Необходимо меньше контроля и больше свободы.
— Если вам захочется вернуть её или отдать чуть раньше, мы поймем, — с пониманием морщится, наклоняя голову к плечу, а Роббин моргает, явно испытывая растерянность, но не дает себе проявить разгорающееся раздражение по отношению к этой женщине:
— Знаете, через меня прошло много детей. Десятки, и больше, — держит руки сложенными на груди. — Думаю, я справлюсь.
— Конечно, — инспектор улыбается, соглашается и кивает головой. — Звоните, если что, — просит, забираясь в салон своей дорогой иномарки.
— Обязательно, — Роббин притворно кивает и отворачивается, закатив глаза. Невольно взгляд поднимается на окна комнаты Теи, но возле них она никого не обнаруживает, хотя в отражении стекол машины инспектора женщина отчетливо заметила девушку. Роббин опускает руки, оглянувшись на уезжающий автомобиль. Назад дороги уже нет. Если она за что-то берется, то выполняет с успехом. Тем более, сейчас у неё особая причина не пускать всё на самотек.
***
Хочешь или нет, но чистота и порядок — первое, что бросается мне в глаза. Этот дом выглядит опрятнее, чем… Чем, что? С чем мне хотелось сравнить это место? Аналогов более нет. Со своим домом? Глупость. Вещи совершенно не сопоставимые. Изучаю убранную кухню, взглядом цепляя каждый уголок, каждый предмет быта, даже вилка в моей руке блестит на свету лампы. Мебель в этом помещении отличается темными оттенками, но догадываюсь, что причина этому — нежелание видеть грязь, которую невозможно отодрать. Да, у хозяйки этого дома очень близкие отношения с чистотой. Роббин О’Брайен внешне не выглядит на сорок. Она очень стройная и на лице еле проглядываются морщинки. Глаза глубокие, карие, волосы темные, немного вьющиеся. Одета приятно, почему-то я не сомневаюсь, что она и дома ходит в опрятной одежде. Как сейчас: светлые брюки и кремовая блузка. Рядом с ней, напротив меня, сидит её сын. И не нужно разбираться в этих людях, чтобы понять, насколько они разные. Даже чисто внешне: на парне мятая футболка, волосы взъерошены. А эти татуировки… Не скажу, что меня настораживает их наличие, но его внешний вид не располагает. Я знала много людей, тела которых были исписаны подобным образом. Ужасные личности, поэтому и сейчас я невольно строю шаблон, по которому определяю, как мне относиться к этому типу.
Если честно… Мне не совсем ясна их политика. Их действия. Как можно впускать в свой дом, свой собственный семейный мир, совершенно левого человека? Не думаю, что когда-нибудь смогу понять.
— Я знаю, что ты не съешь всё, — Роббин указывает на тарелку салата с вареной курочкой, что лежит передо мной. — Я подстроюсь — и начну класть тебе столько, сколько нужно. Дай мне время, — улыбается. Молча киваю, неловко опустив глаза на листы салата. Вилкой протыкаю маленькую помидорку, чувствуя, как женщина посматривает на меня, поэтому, не испытывая ни малейшего желания, кладу её в рот, ощутив сладкий привкус на языке.
Я не голодна.
— Мне сказали, ты поёшь, так? — Роббин настолько интересуется мной? Этого не было сказано в моих документах, значит, она тщательно расспросила доктора, меня это напрягает, поэтому ничего не отвечаю, лишь коротко кивнув.
— Я тоже пела в молодости, — женщина улыбается, подняв взгляд в потолок, и вздыхает. — Прекрасное и беззаботное время.
— Потому что бездетное? — парень рядом произносит, поднося стакан с соком к губам, и женщина закатывает глаза, медленно, будто с угрозой переводя на него взгляд:
— Отлуплю ведь, — звучит грозно, даже я сжимаюсь, но парень усмехается, продолжив спокойно пить сок.
Начинаю переворачивать вилкой листы салата, сутуля плечи. Незаинтересовано наблюдаю за своим действием, кажется, вновь привлекая внимание женщины напротив, которая вытирает губы о белую тряпку, отложив ту в сторону:
— Знаешь, я… — её задумчивый вид вызывает напряжение, поэтому набираюсь сил взглянуть в ответ. — Я не из тех, кто принуждает, — спокойно объясняет Роббин, тепло улыбнувшись. — Если тебе здесь не понравится, ты спокойно можешь отправиться обратно, но… — берет свой стакан, — Хочу отметить, — делает паузы, кажется, зная о моей особенности. Точнее, об особенности моего мышления. Из-за повреждений я не так осваиваю информацию, как другие люди. Думаю… Поэтому мне поставили инвалидность. Внимательно смотрю на женщину, которая пожимает плечами:
— Тут куда больше свободы, чем там, верно? — улыбается.
Незнакомая, чужая комната погрязла в духоте и темноте. Огни лампы играют, носятся по стенам, завлекая меня зрительно. Наблюдаю, как лучи ночника медленно перетекают, двигаясь по пространству помещения. Сижу на краю кровати, горбясь, отчего косточки позвоночника выступают сильнее на шее. Не переодеваюсь. Остаюсь в свитере, наплевав на жару. Мне гораздо комфортнее, когда мое тело скрыто под тканью. Плотной тканью.
Пальцами дергаю нитки на майке, что вылезает из-под свитера. Чувствую, как по шее стекает капля пота. Меня бросает и в жар, и в холод от того, в какой ситуации оказываюсь, но мне четко дали понять, что это единственный шанс…
Мысли обрываются. Слышу недовольный голос Роббин, которая заходила ко мне, желая хорошего сна. Она понимает, как тяжело мне адаптироваться, и её вера в то, что я буду способна привыкнуть, меня пугает.
Я без доверия отношусь к тем, кто как-то пытается расположить меня.
На то имеются причины.
Так вот. Роббин, которая мило общается со мной, сейчас повышает голос на своего сына, находясь в его комнате:
— Ты получил неуд? Где моя тряпка?!
Сжимаю рукой тело, напряженно глотнув сухость во рту, но в ответ на её крик слышится лишь смех:
— Окстись, женщина.
И какая-то суматоха.
Моргаю, потянув ладонь к выключателю на лампе, что стоит на тумбе рядом с кроватью. Ерзаю на краю, ощутив неприятное покалывание внизу живота, отчего не могу сидеть без движения. С напряжением смотрю перед собой, надавив на кнопку.
Свет гаснет, погружая меня во мрак, и тут же в глотке встает ком, вынуждающий меня вновь надавить на переключатель.
Включаю.
Рвано вдыхаю комнатный воздух.
Щелчок. Выключаю. Тьма.
Не могу нормально вдохнуть.
Щелчок. Включаю.
Поперек горла встает ком. Окончательно и основательно занимает внутри положение, начав колко рвать стенки шеи.
Еле загоняю больше кислорода в легкие, ощутив боль в глазах, когда их обволакивает соленая жидкость.
Медленно оглядываюсь на окно, со страхом подняв на стекло широко распахнутые глаза, ведь слышу шорох в ушах.
Щелчок. Выключаю.
Тьма.
Комментарий к Пролог
По обычаю:
трейлер к работе:
https://www.youtube.com/watch?v=A8ocT-PuQKA
фан-трейлеры:
https://vk.com/videos-98331934?section=album_2
группа в вк:
https://vk.com/carrie_mcfly
========== Глава 1 ==========
Не уверена, сколько времени лежу без движения на кровати. Испытываю дискомфорт от мысли, что мне придется передвигаться по чужому дому самостоятельно, без сопровождения. С одной стороны, это хорошо. Больше свободы, но всё-таки ощущаю себя неуютно. Потребность в воде усиливается к первым лучам солнца, что проникают в комнату сквозь светлые шторы. За окном уже слышны голоса людей, гул моторов автомобилей. Всё тело отекает, ведь не шевелилась больше шести часов. Это лишь здравое предположение. На самом же деле, мне казалось, что ночь тянется мучительную бесконечность.
Наконец, сухость во рту доводит мое дыхание до хрипоты, заставив избавиться от паралича, сковавшего мышцы. Осторожно приседаю на кровати, вытягивая руки, которыми упираюсь в матрас, чувствуя их привычное дрожание. Слабость. Она сковывает, но воспринимаю её с приятным наслаждением, когда осторожно спускаю ноги к полу, касаясь теплого паркета кончиками пальцев.
В моем доме пол был ледяным. Не знаю, почему вдруг вспоминаю об этом.
Придерживаюсь за край тумбы, помогая себе подняться на вялые ноги. Никакой уверенности в их способности удержать меня. Встаю вроде медленно, а всё равно голову приятно уносит, в глазах всего на мгновение играет темнота. Не раздумываю о смене одежды. Конечно, здешний климат ярко разнится с тем, к которому я привыкла, но остаюсь в темно-зеленом свитере и джинсах. Вещи помогают мне добиться ощущения безопасности. Чем больше на мне одежды, тем мощнее это обманчивое чувство.
В коридоре не раздаются шаги, не слышны голоса. Надеюсь, жители дома по-прежнему спят, и мне удастся незаметно пробраться в ванную, чтобы немного попить воды из-под крана. Спускаться вниз буду дольше, да и не доверяю я своим ногам. Больно слабые.
Прихрамываю. Колени хрустят на каждом шагу. Наверное, мне не хватает кальция. Подхожу к двери, неуверенно коснувшись её ручки пальцами, и приоткрываю, настороженно выглянув в коридор. Прислушиваюсь. Вроде… Тихо, но моя голова будто шар, наполненный водой. Слышу всё приглушенно — последствия травмы черепа.
Выхожу за порог, босыми ногами шаркая к ванной комнате. Передвигаюсь, как деревянная, буквально ощущаю скованность своего тела и свою неспособность свободно контролировать его. Оглядываюсь лишь раз, когда оказываюсь рядом с порогом ванной. За спиной по-прежнему никого, и с облегчением выдыхаю, сморщившись от жгучей боли в горле, когда прохожу в помещение, заранее включив свет.
Здесь пахнет лимоном. Стены уложены светло-желтой плиткой, на полу мягкий коврик. Ванна и раковина из белого мрамора. Изучаю комнату, не совсем доверяя своим глазам, ведь никогда прежде не имела возможности находиться в столь убранной и приятной на вид ванной комнате. Поворачиваюсь лицом к стиральной машинке, долгие минуты исследуя взглядом цветы в горшках, что стоят на ней. Это так… Странно. Будто жизненная необходимость Роббин — создавать уют. Везде.
Подхожу к раковине, не обнаружив на её дне темно-оранжевых разводов. Значит, вода здесь нормальная, так? А то дома мне приходилось пить ржавую…
Сжимаю сверкающую на свету лампы ручку крана, предприняв попытку повернуть её, но с горечью осознаю, что мне не хватает сил. От этой мысли, будто усиливается сухость в горле, и мое желание пить удваивается в разы. Вытираю обветренные губы ладонью, которую после прикладываю к горячему лбу. Слишком жарко. Повторно стараюсь открыть кран, но тщетно. Кажется, придется спуститься вниз.
Мысленный поток обрывается, и я коротко стреляю взглядом в сторону двери, которая открывается — и на пороге является очень сонный парень, который явно не до конца осознает, что уже покидает кровать. Темные волосы взъерошены, на щеке отпечаток складок наволочки, как и на татуированных руках. Всё та же белая мятая футболка и черные джинсы. ОН уснул прямо в одежде?
Я тоже так поступаю.
Парень вроде хмур. Он не переносит яркого света лампы, поэтому морщится, ладонью сдавив затекшую шею:
— Ты рано встаешь, — хрипло произносит, без скованности проходя внутрь ванной комнаты, а я отступаю назад от раковины, взглядом врезаясь в пол под ногами. Вот так непринужденно он заходит, будто мы давно являемся соседями по дому. Хотя… Он же здесь живет, поэтому его спокойное поведение оправдано. Я — лишний человек.
— Понятно, почему моя мать выбрала тебя, — тянет руку к крану, осекшись, и смотрит на зеркало, сохранив мгновение молчания:
— Ужасно прозвучало, — сам признает это, повернув ручку крана. Без труда. Вот так вот просто. Я моргаю, пристальным взглядом наблюдая за тем, как парень регулирует температуру воды, не желая умываться ледяной, и, думаю, мой надзор и заставляет его замереть, набрав в ладони прозрачной жидкости. Кажется, он смотрит на меня через отражение в зеркале, иначе как бы он обнаружил мое наблюдение, не поворачивая головы?
Ситуация обретает больший дискомфорт. Я нервно сглатываю, сцепив пальцами ткань свитера, и не знаю, как поступить? Может, лучше выйти? Чувствую себя неуютно. А вдруг он умоется, оставив воду включенной для меня, а я потом не смогу повернуть ручки, чтобы закрыть её?